Мария Архангельская - Темная лошадка. Начало пути
– Итак, как дела у вашего подопечного? – спросил Канхо, пока они неторопливо шли по дорожке.
– Он более чем успешно справляется с обучением и обогнал всех своих соучеников. На это уже обратили внимание, и господин Пикардо…
– Давина, о его учебных успехах я уже читал в ваших докладах и докладах господина Пикардо, спасибо. Но я надеялся, что вы сможете сказать мне больше о нём самом, как о человеке. И не надо, пожалуйста, пересказывать мне его психологическую характеристику – с ней я тоже ознакомился.
Давина уставилась на покрытие дорожки у них под ногами.
– Вы ведь так и не удосужились сойтись с ним поближе, не так ли? Давина, позвольте вам напомнить, что вы тут не отдыхаете. Вам дали бессрочный отпуск из действующей армии не для того, чтобы вы любовались красотами Пангеи. И за столько месяцев вы так и не изыскали возможности с ним подружиться?
– Он мне неприятен, господин генерал.
– Неприятен? Давина, что за детский сад? Никто не требует от вас, чтобы вы возлюбили его пылко, преданно и нежно. Но добиться его дружбы – это вполне в ваших силах.
Телепатка покаянно вздохнула.
– Время идёт, Давина. Наше положение всё хуже и хуже. Мы были вынуждены добиться, чтобы всех псиоников признали военнообязанными, потому как людей в Корпусе уже элементарно не хватает. А, да что там говорить – вы всё это должны понимать не хуже меня. Я разочарован в вас, капитан Мортимер. Сильно разочарован.
Ответить было нечего.
– Я сделаю всё, что в моих силах, господин генерал.
– Да уж постарайтесь. А теперь давайте пойдём, послушаем полковника Пикардо.
Полковник Пикардо, возглавлявший Псиучилище имени Кристины Эстевес, одной из первых телепатов Федерации, был у себя в кабинете. Гостям он явно обрадовался – оказалось, что они с Джозефом Канхо знакомы давным-давно, и когда генерал дал понять, что желает говорить без чинов, тут же предложил им фирхи – напитка, к которому пристрастился за время проживания на Пангее.
– Или вы предпочитаете кофе?
– Фирха вполне устроит, спасибо, – кивнул генерал.
– Я бы предпочла кофе, если можно, – сказала Давина.
– Тогда подождите, пока согреется вода. Сколько мы с тобой не виделись, Джозеф?
– Почитай, с довоенных времён, уже лет шесть будет. Да и сейчас я, как ни обидно, прилетел по делам. И, раз уж я здесь, решил поговорить с тобой о курсанте Танни. Ты пишешь о нём очень интересные вещи, Рик.
– Да, курсант Танни, – полковник уставился в свою чашку. – Честно скажу тебе, Джозеф, это первый такой случай в моей практике. Собственно, он уже готов к выпуску, все его преподаватели в один голос клянутся и божатся, что он вполне осилит итоговые экзамены. И это – всего лишь за год обучения! Ты можешь себе такое представить?
– Могу, раз ты так говоришь. Тебе я верю. Но ты уверен в выводах, которые сделал?
– Абсолютно.
– Рик, стоит ли умножать сущности без крайней на то необходимости? Возможно, парень просто очень талантлив. Я бы даже сказал – гениален.
– Джо, ни один музыкант, будь он хоть архигениален, не сможет сыграть концерт Мюльгаузена, впервые в жизни сев за рояль. Ни один псионик не может играючи справляться с упражнениями для пятого-шестого курса, едва приступив к обучению. Когда у тебя выявили способности к телепортации?
– На третьем курсе. Развивать начали на четвёртом.
– Вот видишь. А телекинетические способности проявились и того позже. Танни применил телекинез на второй неделе обучения, сумев удержать в воздухе два предмета одновременно. А с месяц назад он, опять-таки самостоятельно, начал эксперименты с пирокинезом. Райан Танни действительно талантлив, в этом сомнений нет, но не в одном таланте тут дело. Я убеждён – на самом деле он всё уже знал и умел задолго до поступления в моё училище. И сейчас он не учит, он вспоминает.
– А ты уверен, что действительно вспоминает, а не…
– Сознательно скрывает истинный уровень своих знаний? Джозеф, не обижай моих сотрудников. Ты же и сам помнишь, каким тесным бывает контакт у учителя с учеником во время прохождения иных упражнений, и как трудно что-либо скрыть при таком контакте. Впрочем, я ничуть не возражаю, если ты захочешь провести глубокое обследование. Я бы даже рекомендовал это сделать – а вдруг мы сумеем прорваться сквозь его амнезию, и он вспомнит, где и когда проходил обучение.
– Глубокое обследование уже проводилось в госпитале, – проворчал Канхо. – Но все наши специалисты так и остались ни с чем. Возможно, им уже тогда следовало бы насторожиться… Ладно, Рик, я хочу взглянуть на этот твой феномен. Устрой ему экзамены сразу после праздников, раз уж преподаватели так уверены, что он к ним готов. А после этого я с ним поговорю. Давина, вода давно вскипела, пейте свой кофе.
Невысокая кирпичная стена, стоявшая посреди комнаты, начала дымиться, в её центре появилось медленно расползающееся чёрное пятно. Дымок стал гуще, и на пятне появились первые язычки пламени. Пискнул датчик. Райан пристально, до рези в глазах, смотрел на обгорающие кирпичи. Когда стена прогорела насквозь и в ней появилась дыра, он расслабился, и огонь тут же стал гаснуть. Только блестели красными глазками места, где кирпич продолжал тлеть, да дым стал ещё гуще, распространяя по лаборатории запах гари.
– Пятый разряд, – раздался позади голос Давины Мортимер. – Впрочем, никто и не сомневался.
Райан вытянулся и щёлкнул каблуками.
– Вольно, курсант, – телепатка подошла и встала рядом с ним, задумчиво рассматривая прожжённую дыру. – Вы не пошли в город?
– Как видите. Доброе утро, госпожа капитан.
– Доброе. А почему, если не секрет?
– Мне нечего сегодня праздновать, я не принимал участия в Дейнебской войне. К тому же… охраннику будет трудно присматривать за мной в толпе.
– Так вы пожалели охранника? – хмыкнула Давина.
Райан пожал плечами. Когда он только попал в училище, ему показалось диким, что никого из курсантов никуда не выпускали без телохранителя. Конечно, он знал, что псионики постоянно подвергаются опасности, и всё же охрана казалась ему совершенно лишней. Однако все попытки объяснить, что он в случае чего вполне способен сам за себя постоять, разбивались о невозмутимое «таков устав».
Впрочем, как ни странно, после первых же визитов в город к постоянному молчаливому присутствию за спиной он привык и просто перестал обращать на него внимание. Тем более что охранники из службы безопасности училища вели себя весьма тактично.
Работники лаборатории залили дыру в кирпичной кладке охлаждающим составом и принялись отсоединять от стены датчики. Они прямо-таки излучали стремление поскорее тут всё закончить, запереть помещение и уйти, и Давина с Райаном, вняв молчаливому призыву, направились к выходу. Они не пытались специально «читать» окружающих, привыкнув постоянно отгораживаться от чужих чувств и мыслей, но что-то порой нет-нет да прорывалось. Райану было странно, что он ещё год назад не подозревал о своём даре. Чувствовать всех вокруг было настолько привычно и естественно, что он давно перестал сомневаться в выводах, которые сделали его учителя: всё это в его жизни уже было. Было – и оказалось забыто. Знать бы, сколько он ещё забыл…
– Собственно, я хотела поговорить с вами о том, что вы учудили недавно, – сказала Давина, когда они вышли за дверь.
– Простите?
– Я о вашей докладной на имя полковника Пикардо.
– А… Ну, должен же был кто-то об этом заявить. Если я опоздал и меры уже принимаются – я очень рад.
– А вам не приходило в голову, что заботиться о безопасности Пангеи – не ваше дело?
– Разумеется, не моё, но если лица, в чьи обязанности это входит, ничего не делают, мой долг – обратить на это внимание. Пангея практически беззащитна. Две орбитальные батареи – это несерьёзно. И флота, способного быстро прийти ей на помощь, насколько мне известно, в этом секторе космоса тоже нет. Ещё раз повторю, буду рад ошибиться.
– Господин Танни… – Давина вздохнула. – Ну, подумайте сами. На кой Альянсу сдалась Пангея? Это земледельческая планета, здесь нет ни крупных заводов, ни большого запаса полезных ископаемых… Ничего такого, что могло бы привлечь их внимание.
– Кроме нашего училища, а, как вам известно не понаслышке, госпожа капитан, псионики – товар весьма ходовой.
– Вы это серьёзно?
– Шучу, госпожа Мортимер. Почти.
– Я рада, что вам не изменяет чувство юмора. Мы находимся в сердце Федерации. Теоретически, конечно, Иген сможет нас атаковать, так же как и любую другую планету. Но он в любом случае не сможет здесь закрепиться. Так зачем ему рисковать и нападать на Пангею?
– А зачем ему было бомбить Иберию? Я помню, что Иберия – приграничная планета, но поймите, госпожа капитан, этот пример хорошо показывает отношение Игена к Федерации и всей войне: любой ценой нанести противнику хоть какой-нибудь ущерб. Хоть бессмысленный, хоть по принципу «выколю себе глаз, чтоб у моей тёщи был зять кривой». Ему не хватает сил захватить ключевые планеты, и потому он будет разрушать то, до чего сможет дотянуться. Ведь потеря любой из них Федерацию хоть немного, но ослабляет.
