Андрей Буторин - Осада рая
— Куда он денется! Башка крепкая.
Второй голос был незнакомым, и любопытство пересилило страх перед болью — юноша осторожно приоткрыл глаза снова, стараясь не поднимать их к лампочке.
Возле себя он увидел одетого в белый халат и, как ему показалось сначала, в белую шапку мужчину. Но, приглядевшись внимательней, понял, что за шапку он принял пышную копну совершенно седых волос.
— Что со мной? — спросил Нанас, осознав уже, что лежит на своей кровати в комнате общежития. — Кто вы?
Каждое слово отдавалось в голове болью, но не слишком сильной, ее уже можно было терпеть.
— Не ангел, не бойся, — с усмешкой в тоже седые густые усы ответил мужчина. — Поживешь еще, бог даст.
— Это врач, — появился в поле зрения Костя Парсыкин. — Тебя по голове кто-то тюкнул. Анна Александровна шум услыхала, выглянула, а там ты валяешься. Позвала меня, а пока я тебя в комнату тащил, «скорую» вызвала.
— Скорую?.. — не понял Нанас. — Скорую чего?
— Скорую помощь, чего еще-то?.. А, ты ведь не знаешь… Ну, это бригада врачей, которая всегда начеку и быстро приезжает на автомобиле, если кто-то вдруг заболеет.
— Я ведь не заболел… — подумав, сказал саам.
— Ха! — откликнулся врач. — То есть, голова для тебя — это так, тьфу? Как говорится, там же кость — чему там болеть?
— Нет, голова это не «тьфу», — ответил Нанас. — И она у меня болит… — Он прислушался к своим ощущениям и уточнил: — Уже легохонько, но болит. Но ведь она заболела не сама…
— И что? — вновь усмехнулся седой мужчина в халате. — Если не сама, то можно не лечить?
Нанасу стало вдруг отчетливо ясно, что он и впрямь говорит ерунду. Юноша почувствовал, как лицо заливает горячая краска стыда.
— Это я так… — пробормотал он. — Не подумал… Наверное, из-за боли.
— Ну, это хорошо, что рассудок стал к тебе возвращаться, — уже вполне серьезным тоном сказал врач. — Давай теперь соображать, что с тобой делать дальше.
— А что со мной надо делать? — испугался парень. — Ничего со мной делать не надо…
— Да мне тоже не сильно хочется с тобой возиться, — вновь усмехнулся врач. — Шишку я твою обработал, череп, вроде как, не треснул — так что… Сейчас на места в госпитале и без тебя кандидаты найдутся. Главное, скажи: голова кружится? Тошнит?
— Немного кружится, — честно ответил Нанас. — Не тошнит.
— Ну, сотрясеньице-то у тебя наверняка есть небольшое, — пошевелил усами врач. — В мирное время я бы тебя, конечно, забрал к себе, помучил маленько… А сейчас ладно, полежи тут пару дней. Прописываю тебе постельный режим.
— Как «полежи»?!.. — подпрыгнул на кровати юноша. Голова тут же возмущенно ответила на это резкое движение болью, и Нанас, застонав, вновь опустил ее на подушку и продолжил уже лежа и тихо: — Мне ведь на службу завтра.
— И много с тебя будет проку на службе?.. Нет уж, долго я тебе валяться позволить, конечно, не могу, не та ситуация, но на пару дней освобождение выпишу, Константин отвезет утром начальству… — Сказав это, доктор присел к столу, начирикал что-то на маленьком листке бумаге и протянул его Парсыкину. Затем вновь повернулся к сааму: — А нам с тобой вот еще какой вопросец решить нужно… Я ведь в отчете по вызову запишу, что травму ты получил в результате удара по голове чем-то тяжелым и твердым, — скажи, кстати, спасибо своей шапке, — но вот кто тебе этот удар нанес?.. По идее, сейчас бы внутренников вызвать нужно… Будешь писать заявление?
— Я не умею… писать… — снова почувствовал, что краснеет, Нанас. — И зачем? Я же сам виноват.
— В чем ты виноват?! — вступил в разговор непривычно молчаливый Костя Парсыкин. — Ты сам себя, что ли, по башке тюкнул?!..
— Я должен был раньше услышать, заметить… В лесу бы на меня так внезапно никто не напал. А тут я…
— Расслабился?
— Да, расслабился. Наверное, подумал, что в «Изумрудном городе» живут одни эти… волшебники… — посмотрев на Костю, вымучил из себя улыбку юноша. — А расслабляться никогда нельзя, теперь еще лучше буду об этом помнить.
— Ладно, — снимая халат и надевая куртку, сказал врач, — я свое дело сделал, а уж заявлять или нет — решай сам. Но будь готов, что к тебе внутренники заявятся. И мой тебе совет: не вздумай выдумать, что сам головой о стену долбанулся. По законам, как говорится, военного времени могут и того… Это хорошо еще, что ты трезвый, а то бы и у меня с тобой разговор был коротким. Короче говоря, вспоминай, кому ты тут уже успел насолить.
Стоило врачу уйти, на бедного парня набросился Костя:
— Ты что?! Думай, что говоришь! «Сам виноват» — ишь!.. Ладно, Рашидов и врач неплохой, и человек правильный… А то ведь знаешь, как может получиться? Пришьют тебе умышленное нанесение вреда здоровью с целью откосить от службы, а за такое, при нынешнем положении дел, и впрямь могут к стенке поставить!
— Меня и так поставили… на стенку, правда, — улыбнулся не понявший смысла Костиной фразы Нанас.
— К стенке ставят, когда расстреливают, — буркнул Парсыкин. — Но сейчас, скорее всего, патронов пожалеют, так что просто вытолкают за периметр, варварам в лапы… Так что не знаю, заявление можешь и не писать, но если внутренники станут тебя спрашивать, как получил травму, — говори только правду.
— Но я ведь не знаю правды! Шел домой, кто-то по башке — хрясь! — и темнота…
— Вот так и говори. И, между прочим, мне тоже интересно, когда ты успел здесь нажить врагов? А ну, признавайся, кому на ногу наступил?
— Я никому не ступал…
— Да не в прямом же смысле, дикарь ты этакий!.. Поругался, может, с кем, обидел кого?..
Внезапно Нанас отчетливо вспомнил молодого верзилу, который набросился на него после обеда с обвинениями в трусости… Он сумел тогда постоять за себя, и охранник сказал, что на первый раз его простил, но что, если на самом деле он затаил обиду и решил отомстить?.. Однако Косте, да и вообще кому-либо еще, Нанас об этом случае решил пока не рассказывать. Ведь на самом деле он вовсе не был уверен, что по голове его ударил именно тот парень. И что, если он все-таки не виноват, а его после слов Нанаса «поставят к стенке»?.. Нет, это не годится! Никак-никак не годится!.. С верзилой он поговорит потом, наедине, и все выяснит сам. А сейчас… Что же ответить Косте?..
— Ага, обидел!.. — пришла вдруг в его больную голову светлая мысль. — Я варвара обидел, которого на пост доставил. Может быть, он убежал из подвала?..
— Не говори глупостей! Оттуда не сбежишь, там охрана.
— Ну, не тот варвар, а какой-то другой, — принялся фантазировать Нанас. — Вдруг кто-то сумел перелезть через стену или дырку нашел… Вот и ходит теперь по городу, лупит людей дубиной!..
— Я бы тебе искренне посоветовал не болтать такой ерунды внутренникам, — надулся Костя. — Если не хочешь выдавать того, с кем успел поцапаться, то лучше уж ничего не выдумывай. И впрямь скажи, что не успел заметить.
— Так я же и правда не успел заметить! — воскликнул, приподнявшись на локте, саам. В голове опять стрельнуло болью, и он невольно поморщился.
Парсыкин заметил это и буркнул:
— Ладно, не прыгай!.. Давай-ка спать лучше. Как говорится, сон — лучший лекарь.
Утром, когда Нанас проснулся, Кости уже не было. А на столе в небольшой тарелке лежала пара бутербродов с колбасой и поблескивал гранями стакан компота.
Нанасу стало очень приятно на душе от заботы нового друга, и он почувствовал сожаление, что обидел того вчера, не рассказав о ссоре с охранником. Впрочем, обдумав ситуацию снова, он решил, что все-таки поступил правильно. А когда по-быстрому и с аппетитом позавтракал, почувствовал себя, можно сказать, совсем хорошо. Тем более, что и голова уже почти не болела, разве что все еще немножко кружилась.
И тогда Нанас подвел черту под событиями вчерашнего вечера и вывел для себя два важных правила. Во-первых, он должен всегда и везде вести себя, как в полном неожиданных опасностей лесу. Расслабиться, забыться — с большой вероятностью значило попасть в беду, а то и погибнуть. Во-вторых, нужно всегда думать, прежде чем что-то сказать, и лучше не сказать вообще ничего, чем ляпнуть лишнее. Неважно, кому. Даже Наде не стоит слышать его глупостей, она их от него и так уже наслушалась.
Вспомнив о любимой, Нанас нестерпимо захотел ее увидеть. И когда внезапно распахнулась дверь, он радостно подскочил, уверенный, что это пришла она. Но в комнату, постукивая о пол деревяшкой, вошел комендант общежития Михалыч, а следом за ним шагнул невысокий, средних лет мужчина в черной форме внутренней охраны.
Смурнов поздоровался с Нанасом за руку и, перед тем как уйти, едва заметно кивнул на внутренника:
— К тебе…
Мужчина в черном поздоровался сдержанно, без рукопожатия, и сразу попросил предъявить документы. Нанас поднялся с кровати и достал из кармана куртки временное удостоверение. Увидев вместо настоящего паспорта «справку», внутренник брезгливо поджал губы, и несчастный саам почувствовал, как у него похолодело внутри. А ну как ему сейчас скажут: «Это не документ, прошу встать к стенке!»
