Андрей Буторин - Север
Бросив еще один взгляд в сторону разрушенной Колы, Нанас увидел нечто, что сразу показалось ему странным. Тем более, что находилось оно как раз в ложбинке, до сего момента скрытое от глаз большой грудой развалин. Оно походило на костяк огромной рыбины, только скрученный и помятый так, словно эту рыбу долго и старательно пережевывали вместе с костями.
«А не тот ли это самый мост, – подумал Нанас, – о котором говорил небесный дух?» Что такое мост, он точно не знал, но по смыслу догадался, что это какая-то постройка, нужная для того, чтобы перебираться через реки. И если эта «рыбина» валяется в той ложбине, где должна была течь река, то, она, скорее всего, и есть мост. Правда, даже издалека было видно, что сейчас по этому мосту вряд ли можно куда-то перебраться. А с другой стороны, непонятно, есть ли тут вообще через что перебираться.
Очень не хотелось ехать к этим «рыбьим останкам» через развалины. Да и олени опять стали сдавать, так что пришлось спрыгнуть с кережи и идти рядом с нартами, хотя это оказалось нелегко: он и сам вновь почувствовал слабость и тошноту, ему опять стало все безразлично. Но раз уж ноги еще передвигаются и куда-то его ведут, то пусть пока и ведут прямо, а там будет видно. Может, река вообще пересохла, и он спокойно дойдет до той самой дороги, что ведет уже на Видяево.
Но вялым надеждам Нанаса не суждено было сбыться. Реки и впрямь не было, зато по центру ложбинки, то расширяясь, то делаясь ýже, змеилась черная трещина. Сначала ему показалось, что в некоторых местах она столь узка, что олени ее просто перешагнут. Но, подойдя ближе, юноша понял, что перешагнуть ее даже в самом узком месте не получится, – пусть края и разделяли всего шагов семь ее, но даже ему было не прыгнуть на столько, не говоря уже об оленях.
И это действительно была пропасть. Нанас оставил оленей поодаль, велев Сейду следить за ними, и подошел к обрыву. Его заснеженный край был покрыт толстым слоем наледи, и Нанас предпочел лечь, чтобы заглянуть вниз, не рискуя поскользнуться и сорваться. А когда посмотрел, пожалел, что сделал это. Он ожидал увидеть, пусть и далеко внизу, дно, но перед ним открылась лишь черная, бездонная пустота. Голова, которая и без того гудела и казалась чужой, вдруг закружилась так, что он и впрямь чуть не соскользнул с ледяного края, чудом успев раскинуть руки и ноги. Перед глазами поплыли красные круги, шум в голове усилился, и, лишь когда он с чрезвычайной осторожностью отполз немного назад, шуметь почти перестало. Он засомневался, действительно ли это гудела его голова, или шум все-таки шел из расщелины. Может быть, это река провалилась в бездну, когда земля отчего-то вдруг треснула? А может, этот разлом шел до самого Нижнего мира и он слышал гул, идущий оттуда?.. Нанас невольно отполз еще дальше от трещины и встал на ноги. Его пошатывало – и от слабости, и от усталости, и от пережитого только что ужаса, неизвестно, от чего больше. Но подходить еще раз к трещине не хотелось совершенно. И уж, тем более, перебираться через нее. Но что же тогда делать? Он посмотрел влево. Смятый костяк моста виднелся теперь ближе. И отсюда очень хорошо было видно, что для переправы он уже не годится. Справа, совсем рядом, возвышался склон того самого холма, что огибал незамерзающее озеро. Если верить карте, тут как раз должен был тянуться Кольский залив. Нанас подумал, что если бы они сумели взобраться на холм, то по его гребню сумели бы перейти на другую сторону трещины. Но на крутой и ровный заснеженный склон им было бы не залезть, даже если бы олени были здоровы. Тем более, с нартами. Тем более, и сам он сейчас готов был упасть в снег и лежать, не двигаясь. Может, он так бы и сделал, но его отвлек запах паленой шерсти. Покрутив головой и не заметив ничего подозрительного, юноша наконец вспомнил, что давно не подкладывал снег в мешочек с оберегом. Так и есть, оттуда уже тянулся дымок. Нанас зачерпнул в пригоршню снег и бросил его в мешочек. Камень рассерженно зашипел. Нанас добавил еще два снежных комка и затянул тесемки.
Напоминание, полученное от оберега, совсем его доконало. Заклятие духов скоро убьет и оленей, и его самого. Им даже не выбраться теперь на мурманскую дорогу, чтобы вернуться назад. О том, чтобы продолжать путь дальше, речи вообще уже не шло. Единственное, что он мог сделать, чтобы оттянуть свою гибель, это надеть волшебную малицу – заколдованную шубу небесного духа. Но что ему это даст? Лишних два-три дня жизни? Или что, идти пешком назад? Ну уж нет! Да и все равно не дойти – сдохнет если не от заклятой радиации, так от голода, холода или от зубов и когтей чудовищ. Даже до плюющихся огнем палок оленегорских мстителей ему не дойти. Так что не стоит оттягивать неизбежное; лучше и впрямь лечь в снег и заснуть. Навсегда.
Можно еще прыгнуть в расщелину, но на это у него все же не хватит смелости.
«Ведь ты же трус! – сказал он себе. – Разве ты об этом забыл? Ты трус и ничтожество. Бесполезный слабак. Прав Силадан, что хотел от тебя избавиться, и сильно ошибся в тебе небесный дух, поручив свою волю… Ага! Даже сейчас, вспомнив небесного духа, ты сразу же понадеялся, что он опять тебя выручит. Сам ты не можешь ни-че-го!»
Он бы и дальше продолжал это нудное самобичевание, но вспомнил вдруг о Сейде. Ладно он один, но пес-то за что должен страдать? Нужно немедленно приказать ему, чтобы бежал назад – придумать какое-нибудь поручение, что-то соврать…
Нанас закрутил головой, собираясь подозвать друга. Но Сейда нигде не было.
Взгляд упал на расщелину, и в сердце кольнуло. Неужели друг сорвался туда? Но нет, вряд ли. Падая, он бы завизжал, залаял… Да и вообще, Сейд осторожен и умен – в отличие от своего хозяина – и, наверное, он понял и сам, что с Нанасом ему делать нечего – только бесславно погибать. Верный друг не смог бы так поступить!.. А жаль. Правда, жаль. И пса, и оленей. И небесного духа, который напрасно понадеялся на него. И даже Силадана, у которого сорвалась такая интересная задумка…
Мысли Нанаса поплыли, путаясь, сплетаясь, перемешиваясь. Перед глазами вновь повис розовый туман. Затем он колыхнулся, приняв очертания мерзкого полупрозрачного существа с длинным крысиным хвостом и острыми блестящими зубками в три, а то и четыре ряда. Существо стало вытягиваться подобно дождевому червю и лопнуло с отвратительным хлюпаньем. Теперь перед Нанасом студенисто колыхались уже две прозрачные розовые крысы. Но вот лопнули и они – крыс стало четыре, потом сразу почему-то столько, что он не захотел дальше считать. К тому же он уже понял, что никакие это не крысы. Перед ним мельтешили, издевательски множась, обстоятельства. Те самые, которые обожали чего-либо не позволять и чему-то мешать. Похоже, они собирались стать его вечными друзьями взамен пропавшего пса.
– Никто никуда не пропал, что ты мелешь?! – возник вдруг посреди извивающейся бестелесными червяками массы обстоятельств Сейд.
– Это хорошо, – признал Нанас. – Видишь, сколько их!
– Кого? – совсем по-человечески нахмурился пес.
– Обстоятельств. Они не позволяют мне идти дальше и мешают вернуться назад.
– Но ты же сильнее! Посмотри на себя: у тебя есть руки и ноги, а они – всего лишь прозрачные черви. И у тебя есть разум, а у них…
– А что тут может мой разум? – перебил друга Нанас. – Тем более мой, которого не наберется и горсти!..
– Не смей! Когда ты начинаешь думать, что глуп и слаб, тогда и впрямь становишься глупым и слабым. Но ты же не такой! Вспомни, через что тебе уже удалось пройти, что ты уже сумел сделать. Осталось совсем чуть-чуть, неужели тебе не хочется завершить начатое?
– Мне хочется лишь умереть. Я устал. Если ты не дашь мне сейчас лечь и заснуть навсегда, я прыгну в расщелину.
– Хорошо. Только знай: я прыгну следом.
– Нет-нет! Зачем тебе это? Возвращайся назад, найди небесного духа, расскажи…
– Небесному духу нужны не рассказы, ему нужно, чтобы ты спас Надю. Решай: или мы оба идем дальше, или оба прыгаем в пропасть.
– Но дальше не пройти! – закричал Нанас. – Неужели ты не видишь?
– Я вижу, что можно. Иди за мной.
– Куда?..
Нанас стал вяло отмахиваться от вцепившегося в подол малицы и тянущего его куда-то пса. Розовые обстоятельства куда-то внезапно пропали, а сам он почему-то оказался сидящим в снегу.
Сейд выпустил из зубов край шкуры и оглушительно, до звона в ушах, залаял. От этого лая в голове почти прояснилось, и Нанас пробурчал:
– Оглохнуть же можно! Что, говорить разучился?
Тут он пришел в себя окончательно и понял, что сморозил глупость. Впрочем, Сейд на его слова никак не отреагировал, лишь снова схватился за край малицы и стал тянуть с новой силой.
Нанас с трудом поднялся. Голова сразу закружилась, и его повело в сторону. Сейд мигом разжал зубы и, вскочив на задние лапы, передними сумел его удержать. Теперь пес был как раз с человека ростом, и его прозрачно-желтые глаза оказались прямо напротив глаз Нанаса. Так, скрестившись взглядами, они стояли почти целую вечность. Во всяком случае, именно так показалось Нанасу. И у него возникло ощущение, что взгляд верного друга несет в себе что-то еще, кроме сочувствия и поддержки. В него будто влился с ним поток новой силы и, как ни странно, уверенности. Уверенности в том, что не все еще потеряно, что они и правда могут дойти.
