Василий Головачев - Человек боя. Поле боя. Бой не вечен
Эффект выстрела можно было сравнить с включением мощного пенотушителя на пожаре: струя пены ударила по языкам пламени, и пожар погас. Точно так же «погас» Тигран, получив «струю пены» – поток ментального излучения, отключивший его сознание.
Бой магов закончился.
Сопротивлением ученика грэя можно было пренебречь, с ним Авогеин рассчитывал справиться и без «анаконды».
– Заканчивайте, – сказал он, передавая гипногенератор руководителю операции захвата. – Я добью его помощника и вернусь.
Руководитель кивнул. «Заканчивать» – означало запрограммировать грэя, после чего он становился «добровольным» реализатором Проекта.
Однако напрасно главные действующие лица операции захвата посчитали свою миссию выполненной. На сцене еще находились актеры, чье влияние на сценарий оказалось решающим. Во всяком случае, их появления конунг не ждал.
Когда открылась дверь кабинета Тиграна и оттуда в приемную шагнул бородатый мужчина в свитере, с неброским серым лицом и горящими черным огнем глазами, Крутов уже держал в руках второй гипноизлучатель, отобранный у легионера, и совершенно рефлекторно нажал на спуск. И Авогеин, уверенный в победе и не ожидавший нападения на него, не успел отразить импульс, погрузивший его в состояние грогги.
На мгновение движение в приемной замерло. Затем споткнувшийся конунг начал медленно поднимать голову, приходя в себя, глянул на Крутова страшными мутными глазами, в которых клубилась тьма смерти, и Егор нажал на спуск «анаконды» еще раз.
Однако Иван Авогеин был все-таки очень сильным магом и ситуацию схватывал безошибочно. Уйти от нового пси-выстрела он не успевал, но зато успел частично отразить его, так что Крутов, получивший грохочущий импульс «рикошета», едва не выронил оружие.
– Оставь его мне! – звонко крикнула Мария. – Спасай грэя!
Егор послушно бросил ей гипногенератор, прыгнул мимо Авогеина к двери кабинета (в состоянии живы на это ему понадобились доли секунды), по пути от души врезал кулаком конунгу по скуле (удар прошел! Авогеин не ждал физического воздействия!) и ворвался в кабинет Тиграна.
Петр Афанасьевич был жив и даже в полубессознательном состоянии пытался бороться с заклятием конунга, подавившим его волю и заблокировавшим канал выхода на тонкий полевой уровень космоса. Вполне возможно, что он справился бы с этим сам, будь у него время, однако времени у него как раз и не было. Руководитель операции захвата – им, к удивлению Крутова, оказался знакомый ему по рассказам Панкрата бывший начальник «Психодава» Мережковский – закончил подготовку «анаконды» к программированию и включил гипногенератор.
Именно в этот момент в кабинет и ворвался Крутов, подчинявшийся законам живы, которые позволяли ему создавать вокруг себя не менее магическую зону – сферу ПАО, пространство адекватного ответа. Мережковский ничего не успел предпринять. Он только оглянулся на звук открываемой двери, и в голове его вспыхнул ослепительный свет, сменившийся глухой чернотой.
Крутов подхватил выпавший из рук Мережковского «гибрид мясорубки и дикобраза», подскочил к стоявшему на коленях Тиграну.
– Я помогу вам, вставайте. Идти сможете?
– Кто… вы? – не узнал его Петр Афанасьевич. Глаза его были прозрачными и слепыми, смотрящими в глубь самого себя, где еще шла борьба воли с внешним внушением.
– Неважно, я ваш друг и хочу помочь. Нам необходимо немедленно убираться отсюда.
– Я… никуда… не пойду…
Крутов чертыхнулся, оглядываясь по сторонам, не зная, что делать, потом решил унести академика силой, на плечах, и в этот момент бесшумно повернулась на невидимой оси часть стены с картинами и в кабинет шагнул Умар Гасанович Тимергалин. Выглядел он бледным и заторможенным, война с конунгом не прошла для него даром, но все же он сумел отбиться и держался на ногах.
– Уходите, – сказал он Крутову, подходя к учителю. – Спасибо за помощь.
– Но вам тоже надо уходить… – начал Егор.
– Мы уйдем позже.
– Мне приказано…
– Да уходите же! – с досадой бросил Тимергалин. – Конунг сейчас придет в себя, спасайте свою берегиню. Я вас найду.
Крутов постоял мгновение, глядя на с трудом двигавшегося серого мага, и метнулся к двери.
Он появился в приемной вовремя.
Авогеин справился с шоком от разряда «анаконды» и, наращивая пси-давление на Марию, готов был покончить с ней одним «прыжком зверя». Излучения пси-генератора он уже не боялся.
Крутов осознал безнадежность положения Марии мгновенно и действовал так же быстро, все еще опираясь на состояние живы, как на силу, продолжавшую формировать вокруг него зону пространства, законы которого подчинялись только ему. Он интуитивно понял, что «анаконда» на конунга не подействует, как не подействовал бы и выстрел из пистолета или карабина. Надо было предпринять иной метод воздействия, неожиданный для черного мага, привыкшего опираться на магические силы, и Крутов, вспомнив недавний опыт контакта (на скуле конунга красовался знатный кровоподтек), выкрикнул внутри себя свое имя и с выплеском энергии нанес сильнейший удар в стиле боливака, способный пробить грудную клетку и более подготовленному мастеру.
Авогеин слишком поздно понял опасность прямого физического воздействия. К тому же его отвлекла птица, внезапно ворвавшаяся в кабинет сквозь стекло окна, – огромный сокол с хищно растопыренными лапами. Конунг вынужден был отбить ее нападение, в результате чего он и пропустил удар Крутова. Поэтому отреагировал он не так, как ожидал его противник: с изумлением улетев в глубь приемной и задохнувшись от боли в груди (удар Крутова сломал ему три ребра!), он в ярости обрушил на него всю мощь черного эгрегора… вернее, хотел обрушить, потому что не учел изменения обстановки. Вследствие отсутствия организующего начала – настоятеля храма, похищенного группой Воробьева, храм окончательно перестал быть усилителем ментального поля конунга, превратился в аморфную дезорганизованную массу индивидуальных полей. И осознание этого факта настолько потрясло конунга, что он автоматически перешел на легкоступ… и исчез!
Назад Иван Елисеевич уже не вернулся, решив, очевидно, не рисковать. Будучи трусом по натуре, рисковал он только в том случае, если был уверен в двойном перевесе сил.
Крутов подхватил на руки Марию, направился было к двери в коридор, но появившийся Тимергалин поманил его за собой. – Идемте за мной, я выведу вас во двор.
– Отбой всем, кроме группы поддержки! – включил рацию Крутов. – Отход по варианту «ноль два».
Через четверть часа он был вне Крылатского, увозя потерявшую сознание Марию в гостиницу. Машина с оперативниками поддержки следовала за ними в течение часа, ожидая погони или перехвата, но все было тихо, их никто не преследовал и не останавливал, легионеры только-только начали соображать, что их замысел провалился.
Москва
ВАЛЯГИН
Таким обманутым в самых лучших ожиданиях Винсент Аркадьевич не чувствовал себя давно. Потрясенный известием о провале операции по захвату грэя, он долго не мог прийти в себя, веря и не веря в случившееся, потом вызвал «на ковер» виновников провала, основных руководителей операции: Мережковского, Чумакова и секретаря Совбеза Барановского, являвшегося заместителем Валягина и главой охранной службы Проекта.
Чумаков, суетливый и нервный, куривший одну сигарету за другой, прибыл в кабинет Валягина первым, благо его кабинет ректора АНБ находился здесь же, в здании академии на территории Лесной дачи. Заикнувшись о своей непричастности к неудаче и получив в ответ злобный высверк глаз Директора Проекта, он забился в угол кабинета и не произнес ни слова в течение всего «разбора полетов», отмалчиваясь даже на вопросы Валягина. Вскоре в кабинете появились остальные участники операции.
Мережковский был хмур и бледен, он еще не совсем оправился от удара Витязя, пряча синяк на лбу под пластырем, и чувствовал себя нехорошо. Владимир Никонович Барановский, бривший голову наголо и носивший взамен бородку, казался сонно-безразличным. У него был хищный острый нос, узкие губы, серое лицо и колоссальная мускулатура. Носил он черные костюмы и рубашки без воротника, считая, видимо, что выражает тем самым глубинную сущность «народной моды». Начинал Барановский свою карьеру разведчиком-нелегалом в Колумбии и Мексике, дошел до генерала, работал в ФСБ, курируя научно-технические разработки, где на него и вышли вербовщики Проекта. Именно с их подачи Владимир Никонович и стал секретарем Совета безопасности, используя во благо Проекта все возможности этого кресла. Бывший генерал хорошо знал бывшего Директора Проекта Бессараба и был одним из инициаторов разработки психотронных генераторов типа «пламя» и «удав». Идея испытать генераторы «на натуре» принадлежала ему, и одним из «испытателей» стала жена Рохлина, известного политика и генерала, убившая мужа после обработки ее «глушаком».
