Андрей Мартьянов - Сборник "Войти в бездну"
Еще через несколько дней мародерство стало обычным явлением и ему никто не противодействовал – военные уходили из города, а резервисты старались не связываться с толпой, просто наблюдали или сами принимали живое участие в экспроприациях. Когда дошло до полного коллапса власти, когда сгинула полиция и перестали работать муниципальные службы, Федор понял, что началось самое интересное. Прежний страх перед будущим куда-то улетучился, заместившись непонятным азартом – что же случится завтра?
Прагматичный Полковник, выслушав соображения Федора, со вздохом назвал его выкладки «игрой в Зарницу», но тут же сообщил, что Управление Внутренних дел столицы перестало существовать – одни уехали, других распустили по домам, третьи предпочли как можно быстрее уехать из мегаполиса. К 24 августа организованной полиции с централизованным руководством в Питере уже не было. Отчасти ее заменяли оставшиеся военные, но справиться с взрывом преступности они уже не могли. Ранее безопасный Петербург был ввергнут в хаос погромов и грабежей. Выходить на улицу в окраинных районах даже среди бела дня стало чревато крупными неприятностями…
Обязанность наблюдать за обстановкой возложили на Ваню, откомандировав его на крышу «Лазурного» – в этом шикарном доме оставались заселены всего пять квартир из четырех сотен. Прочие жильцы или эвакуировались, или тоже покинули столицу, полагая, что какое-то время можно будет отсидеться за городом. Пока не станет ясно, что к чему.
Волчку выдали палатку (поставить на крыше), отличный армейский бинокль и тепловизор с возможностью записи изображения. Сам Ваня дополнительно запихнул в рюкзачок несколько книжек в мягких обложках, ПМК и запас минералки – погода стояла солнечная, перегреться на открытом пространстве можно было в два счета. Лифты в высотке работали, Федор пообещал, что будет заходить четыре раза в день, и с тем Волк убыл на наблюдательный пункт, где бессменно провел уже почти трое суток, отмечая в блокнотике все замеченные происшествия в ближней и дальней округе. Зачем это было нужно, не знал никто – сошлись на мнении, что приглядывать за обстановкой в любом случае необходимо, поскольку информационный голод царил жесточайший. Те, кто номинально представлял ныне власть, по-прежнему хранили полное молчание, а это уже стало раздражать – всё кончилось, даже имперская столица теперь больше смахивает на лагерь анархистов, так объясните в чем дело, черт бы вас побрал! Опасность куда проще встретить, зная о ней!
Единственный оставшийся голографический канал сохранял молчание до 30 августа. Обращение к нации от имени Регентского Совета (это что еще за новшество?!) последовало в девять вечера и далее повторялось через каждые полчаса.
* * *Федор вместе с Волчком засиделись на крыше «Лазурного» до вечера – столько всего интересного можно было увидеть! Темнеет в конце лета быстро, как только солнце исчезает за укрытой туманом линией горизонта и отгорают последние сполохи заката, небо становится непроглядно-черным, появляются звезды и первые, еще бледные сполохи полярного сияния, ставшего в последнее время самым заурядным явлением. Ежевечернее пышное представление в небесах также являлось лишним доказательством неведомо каких изменений, происходящих на планете.
Пожары за рекой разрастались, ветер относил дым на юго-восток, в сторону Усть-Ижоры и Колпино. Слышались звуки стрельбы, доносившиеся из разных районов, но впечатления, что перестрелки ведутся постоянно, не создавалось – может быть, военные гоняли мародеров или рассеивали толпы погромщиков? Неизвестно.
Впрочем, никаких «толп» в ближайшем радиусе не замечалось. Больше того, на улицах практически не было прохожих – так, один-два человека, старающихся идти как можно быстрее. Остальные (а сколько их теперь осталось, вот интересно?), видимо, попрятались по домам, очень уж тяжелым стал воздух в Петербурге. Пахло страхом.
Около половины седьмого, перед закатом, произошло сразу несколько событий, и Федор с Волком едва не передрались за обладание биноклем. С большой высоты было прекрасно видно, что все до единого мосты в центре города разведены, Выборгскую и Петроградскую сторону связывал лишь Кантемировский мост, на Васильевский остров можно было попасть только по Тучкову. Ну или вплавь.
Вначале начали разводить ранее открытые Охтинский и мост Александра Невского, за ними остальные, расположенные выше по течению. Затем вдруг несколько раз тяжело грохнуло, и раздался необычный металлический звук – словно бы рвались струны титанической гитары.
– Вантовые! – заорал Ваня. – Все три! Гляди, гляди! Взорвали!
– Блин, да что же такое они творят? – медленно выговорил Федор, наблюдая за тем, как оседают башни мостов и рвутся толстенные стальные канаты – именно от них исходили неприятные дребезжащие ноты. – А эт-то что еще за чудеса?
Совсем рядом, менее чем в километре, где Пискаревский проспект уходил под землю, в тоннель под Невой, на поверхности реки с шипением поднялись белоснежные водяные столбы. Здание чуть вздрогнуло. На несколько мгновений река «осела» в водовороте, напоминающем миниатюрный Мальстрим, из выходов вентиляционных шахт на берегу ударили самые настоящие фонтаны, а еще через десять секунд все успокоилось, будто ничего и не было…
– Мосты и тоннель, – ничего не выражающим голосом сказал Федор. – Они зачем-то отрезали северную часть города от южной. Вань, ты хоть что-нибудь понимаешь?
– Абсолютно ничего, – тряхнул белобрысой башкой Волк. – А ну-ка, дай сюда бинокль…
Спектакль вовсю продолжался. Едва отгремели взрывы, как из центра, со стороны Летнего сада, Сенной и Дворцовой площадей в воздух поднялись сразу несколько десятков челноков класса «планета-космос». Их очень легко отличить по силуэтам, похожим на огромные копейные наконечники. Корабли направились к востоку, резко набирая высоту, вскоре послышалась череда воздушных хлопков – переходили на гиперзвук, а значит, собирались немедленно покинуть земную атмосферу.
– Я насчитал тридцать две штуки, – сказал Ваня. – У тебя сколько?
– Тридцать пять… Посмотри, на Ржевке то же самое.
Правительственный аэропорт располагался неподалеку, за речкой Охта, километрах в шести от импровизированного наблюдательного пункта. С низким гудением взлетали тяжелые транспорты, смахивавшие на здоровенные черные початки кукурузы с крылышками-стабилизаторами. Невооруженным взглядом можно было увидеть холодное голубоватое пламя, вырывавшееся из двигательных дюз.
Задействовали тепловизор, установленный на штативе-треноге. Прибор точный, фиксирует любые объекты на расстоянии до полусотни километров. Ошибиться он не может, тем более что данные сразу передавались в ПМК Федора и обрабатывались искусственным разумом. Что же получилось на выходе?
А вот что: Петербург, как имперская столица, был окружен изрядным количеством больших и малых аэродромов – военных, гражданских, частных. Федор только по памяти насчитал семнадцать ближайших взлетных полос и стоянок, включая такие крупные комплексы, как Пулково, и крошечные поля наподобие Шувалово, где раньше базировались вертолеты полиции. В настоящий момент со всех до единой стартовых площадок взлетали челноки. Не десятки – сотни. ИР зарегистрировал четыреста двадцать объектов, все были идентифицированы. Транспорты, гражданские и военные суда, способные летать в космосе и атмосфере, истребители охранения. На авиапарад это походило меньше всего – корабли выстраивались в звенья по четыре или по семь, выбирали точно определенные воздушные коридоры и исчезали в темнеющих небесах. Слаженность и одновременность этих действий пугала, у Федора появилось смутное чувство, что он видит последний, завершающий этап массовой эвакуации. На его глазах словно бы выполнялся давно ожидаемый приказ – в назначенное время взять на борт всех, кто еще числится в «списках», взлететь и взять курс… Куда?
– По-моему, теперь точно п…ц всему, – напрямую высказался Волчок, когда невиданная эскадра сгинула, оставив на память о себе только прозрачные полосы инверсионных следов, подсвеченных оранжевыми лучами заходящего солнца. – Улетели, гады… В воздухе ни одного объекта, никаких патрульных вертолетов или беспилотных машин.
Федор поднес бинокль к глазам и снова вгляделся в панораму города, медленно осматривая Питер с запада на восток. Чего-то не хватало. Чего-то очень обыденного, обязательного. Дома ты не обращаешь внимания на тиканье старинных бабушкиных часов, но когда они останавливаются, сразу замечается некий дискомфорт, в квартире начинает недоставать непременной составляющей части привычного бытия. Вот и сейчас с городом произошло нечто похожее.
