Школа боевой магии. Том 1 - Антон Кун
Я вообще офигел от всего этого. Я плохо соображал. Меня захлестнула обида и возмущение – как так можно? Вот так запросто подойти и сломать то, что человек с таким трудом сделал. Без всякой причины! Хотя от Николая можно и не такое ожидать…
Но что меня расстроило гораздо сильнее, так это то, что Артём оказался на стороне Николая. Сергей тоже. И, что совсем интересно, Илья торчал рядом со мной. Ну и Арик само собой. Причём Арик не сдерживал меня, а встал плечом к плечу, готовый дать отпор этому гаду!
Мы с Николаем стояли друг против друга и не кинулись драться только потому, что Григорий Ефимович встал между нами и сказал:
– Поберегите пыл для настоящего врага. Для того, кто хочет разрушить наш мир. Не доставляйте ему радость, собачась друг с другом.
Признаться, я несколько растерялся. О каком таком враге говорит Григорий Ефимович? В нашей стране мир и никакой опасности нет.
Видимо, недоумение было не только на моём лице, потому что Григорий Ефимович, внимательно осмотрев нас, показал рукой на скамьи и сказал:
– Садитесь, расскажу вам… Хотя нет! Пойдёмте в учебную комнату, там лучше будет.
И первым вышел с веранды.
Я пошёл за ним, забыв про Николая. Вспомнил про своего соперника только поднимаясь на крыльцо дома. Вспомнил и тут же забыл. Потому что и тон Григория Ефимовича, и его слова зацепили меня. Всё было по-другому, не так, как он обычно разговаривает. Интонация совсем не та.
Короче, вошли мы в учебную комнату, сдвинули стулья вокруг Григория Ефимовича – он уже сидел рядом с учительским столом, нога на ногу, и задумчиво крутил в руках продолговатую деревянную коробку размером со средний монитор и толщиной с мою кисть, если вдоль, включая пальцы, а может и чуть побольше.
Он с такой нежностью провёл по поверхности, что я пододвинул стул поближе – так интересно мне стало.
– Ну что, любимые дети Вселенной? – с улыбкой спросил Григорий Ефимович, хотя глаза его оставались серьёзными. – Хотите подтверждения, что вы тут не случайно? Будут вам подтверждения!
И он открыл крышку.
То, что он достал, скорее всего был какой-то музыкальный инструмент, потому что там были струны и резонатор, как на гитаре. Четырёхугольный, вытянутый, с одного края уже, с другого – раза в два шире. Широкий край скошен и скруглен, поэтому струны разной длины.
– Что это? – спросил кто-то.
И тут же кто-то ляпнул:
– Балалайка…
Все заржали.
Григорий Ефимович ухмылялся в бороду и гладил инструмент. Потом сказал с нежностью:
– Это гусли.
Бли-и-ин! Я-то думал, что он сейчас про войну рассказывать будет, про то, что вот мы скоро станем боевыми магами, выйдем на бой, будем защищать своих близких, а он на гуслях играть собрался!
Такое же недоумение читалось на лицах остальных парней. Было понятно, что гусли стали неожиданностью и для них. Причём для всех. Получается, Григорий Ефимович раньше не показывал гусли никому из присутствующих. Прикольно.
А Григорий Ефимович, не обращая на нас внимания, положил гусли на колени, но не совсем на колени, а так, чтобы один край упирался ему в грудь, а к нам было повёрнуто отверстие резонатора и струны. Одну руку он положил на струны, а другая взлетела и легко опустилась, рождая музыку.
Вот пальцы побежали по металлическим ступенькам, потом обрушились волной и взлетели хищной птицей. Птица парила недолго – едва стихли раскаты, как она сорвалась и упала. И снова стихия захлестнула волной, набежала и схлынула, и снова птица воспарила, высматривая что-то.
Что она искала? Воина, павшего на поле битвы? Или добычу, ещё живую, чтобы выклевать глаза… А может, она несла дозор? Выглядывала врага, чтобы предупредить витязей?
С чем она боролась? Со стихией или со своими страхами?
Куда она стремилась? Чего хотела? Что было её целью?
Я слушал, и передо мной вставали шеренги воинов, поднявшихся на защиту родного порога. Я чувствовал их. Я хотел к ним в строй, но парил с птицей…
А птица, взлетев в очередной раз, опустилась не на струны, а на корпус.
Музыка стихла. Григорий Ефимович снова погладил гусли и убрал их в коробку.
Я хотел слушать ещё! И не просто музыку, а баллады. На привале, у костра. Или после боя… Григорий Ефимович раздвинул занавески у времени – воины словно рядом прошли, рукавом задели. Дал взглянуть одним глазком, а потом буднично сказал:
– Ну что, все собрались?
За всё время, пока я находился тут, ни разу так сильно не пожалел, что у меня отобрали смартфон! А сейчас очень расстроился, что не смог записать видео, как Григорий Ефимович играет на гуслях, потому что я хотел послушать ещё.
А Григорий Ефимович между тем рассказывал:
– Это давнишняя история, точнее, истоки её лежат в незапамятных временах.
Он рассказывал негромко и не спеша, делая паузы, дожидаясь, пока народ подключится к истории. Потому что, похоже, гусли настолько всех удивили, что…
Хотя нет. Парни сидели и слушали его с интересом.
Да в общем-то рассказ напоминал баллады, которые вполне можно исполнять под гусли. Я даже в какой-то момент представил себе, как Григорий Ефимович наигрывает и рассказывает в такой былинной манере, но понял, что перестаю слушать, точнее следить за рассказом. Для меня музыка отдельно, истории отдельно. А тут история была интересной, и я понял, что лично мне музыка помешала бы.
Так вот, Григорий Ефимович рассказывал, что в давние времена жили два брата. Они были близнецами. Но несмотря на это очень разными. Одному нравилось движение, сила, он прекрасно владел всеми видами оружия, да и без оружия его никто не мог побороть.
А второй брат больше тянулся к ремёслам. Он придумывал всякие приспособы, инструменты, машины, чтобы облегчить труд людей. И тоже силой не был обделён. Кузнец он был. Люди уважали его.
И была у них младшая сестра. Мастерица раны врачевать. Пир приготовить могла. Одежду соткать или связать. А ещё она несла всем радость. Красивая, ладная, улыбчивая. Любили её. А как не любить? Когда ни зайдёшь, ни глянешь на неё, так сердце радуется.
Счастливы были отец с матерью – какие помощники выросли у них. Наглядеться не могли! Братья и в поле, и дома помогали. Опять же, злые люди их дом стороной обходили, боялись – брат воин никому спуску не давал. А добрые – за помощью к ним шли, потому что брат мастер всегда придумывал что-то,