Барон из МЧС - Игорь Лахов
— Чушь! — не унимался он. — Я ночью на вашу авантюру подписался и теперь жалею. К тому же группу будут прессовать все, кому не лень. Этим вы только усложните свою жизнь! Не принято среди нас сбиваться в команды. Это для старших курсов или хотя бы для третьего.
У меня мать была спасателем и рассказала всё про структуру обучения. Вначале должны выжить сильнейшие! Помогать слабакам не собираюсь! Пусть обсираются, но в туалет никого из хиляков не потащу! И моя еда — это только моя еда!
Несколько голосов раздались в поддержку говорливого. Несколько, но не все. Это хорошо. Раз большинство промолчало, значит, обдумывает мои слова. Я и не надеялся на общую сплочённость — так не бывает. Но команда у меня своя будет однозначно.
Будущее показало, что я оказался прав. Шестьдесят человек из трёх кубриков претендентов разделились на два лагеря. Наш был меньше — всего пятнадцать человек, но сплочённей. Правда, доставалось нам в разы больше: гоняли сильнее, и почти каждую ночь приходящие третьекурсники били жёстче.
С третьим курсом вообще получился кровавый спорт. Для них стало чуть ли не делом чести подмять под себя «горемык», как, изменив мою фамилию, окрестила вся школа нашу группу. Мы же отбивались по мере сил и возможностей, но ни разу не встали на колени, несмотря на постоянные проигрыши.
В лазарете я отлёживался раз в два дня, точно. Наша прозорливая доктор сирьенна Шуал Таур действительно зарезервировала за мной палату, постоянно прогоняя кровь через регенерационной аппарат после очередного жестокого избиения. Да, первого меня никогда не трогали. Но как только на одного из «горемык» накидывались, я сразу же вмешивался в драку, чем давал право третьему курсу применить силу в порядке самообороны.
Видимо, полковник Якутов хорошо просчитал мой психотип и не зря обмолвился про эту возможность накостылять наглому претенденту. Но, к чести третьекурсников, зная о моём минус Даре, они никогда не наносили по-настоящему непоправимых увечий. Просто доводили до состояния больнички и успокаивались.
К постоянным побоищам примешалась ещё одна беда. Не знаю, отчего на меня взъелась секретарь полковника, но эта лейтенант постоянно изводила своими придирками. Началось всё с того, что однажды она нарисовалась на утреннем построении. Целенаправленно подошла ко мне и проорала.
— Это что, претендент⁈
— Это я, госпожа лейтенант, — апатично ответил я, находясь в полузабытьи от истощения, как физического, так и морального.
— Почему форма короткая?
— Расту, наверное.
— Шутить изволишь? Прапорщик Станов! Вы, видимо, мало его гоняете.
— Никак нет, — отозвался он. — По приказу полковника Якутова вообще гонять не имею права.
— А, ну да. Но это не значит, что его вид должен позорить нашу школу. Претендент Горюнов! Приказываю в течение ближайших пятнадцати минут исправить ситуацию и привести себя в порядок!
— Как я могу подобное сделать? Это невозможно. Уже обращался к интендантам, но они посл…
— Как хочешь! — перебила меня лейтенант. — Время пошло! За невыполнение приказа получишь сутки карцера!
Сорвавшись с места, я тут же рванул в сторону хозблока. Сутки карцера — это не шутки. Я там каким-то чудом ещё ни разу не был. Но несколько не выдержавших нагрузок претендентов, попытавшись сбежать, оказались в карцере на ночь. Откуда их достали в невменяемом состоянии и потом в больнице ещё сутки приводили в порядок.
— А чего ты хочешь? — тогда ответила тогда на мой вопрос Светка Радостина. — Тема известная. В карцере воздействуют на мозг так, что все твои страхи обостряются в несколько раз. Самый кошмарный сон наяву. Отходняк после подобного долгий.
Вот теперь я и рву жилы, тратя последние силы на то, чтобы уложиться в отведённое время. Слава богу, каптёрщик на месте.
— Быстро дай форму по размеру! — задыхаясь, говорю ему, облокотившись на разделяющую нас стойку. — Приказ лейтенанта.
— Да хоть самого полковника, — с привычным зевком ответил мне невозмутимый пожилой старшина. — Горюнов! Я же тебе сказал, что за что расписался, то и носи. Надо сразу проверять было. Заявление на новую форму я уже принял. В течение положенного месяца оно будет рассмотрено. И потом: если ты не угробил свою старую форму, то тебе будет выдана новая. А я вижу, что угробил.
— Она же изначально была старая!
— Проверять надо было, — завёл он старую пластинку. — Если ты не…
Слушать дальше не стал. Знаю, что дальше скажет. Перемахнув через стойку, приложил о неё старшину. Тот сразу же обмяк, не ожидая подобного продолжения разговора. Я же обыскал ряды со шмотьём и нашёл свой размерчик. Тут же переоделся и пулей вылетел на улицу. Ровно через четырнадцать минут уже стоял в строю.
— Можешь, когда хочешь, — скривилась деваха в погонах, наблюдая довольного меня в новенькой, ни разу не надёванной форме.
— Благодаря вашему приказу! Спасибо, госпожа лейтенант! — браво отрапортовал я.
— А без моего приказа нельзя было?
— Никак нет! Руки были связаны!
— В смысле?
— Ну, вы же сами дали вводную: действовать так, как хочу.
— И?
— Пошлите кого-нибудь развязать каптёрщика.
— Ты что⁈ Напал на старшего по званию⁈
— Никак нет, госпожа лейтенант! Выполнял ваш приказ! Спасибо ещё раз за него от всего претендентского сердца! Задолбался уже с этими бюрократами возиться, а вы такой шанс и приодеться, и поквитаться с ними предоставили.
— Твою ж мать… Горюнов! Ночь карцера!
— Есть ночь карцера. Только одежду не отбирайте. Боевой трофей, как-никак.
Придя в карцер, ожидал самого худшего. Зайдя в него, увидел, что всё, начиная от пола и заканчивая потолком, покрыто разноцветными кляксами. Очень яркое освещение режет глаза. Как только за мной закрылась дверь, то сразу же раздался звук, похожий на надоедливое жужжание комара. Начали кошмарить, суки…
Жду своих обещанных фобий, но они не хотят появляться. Так и заснул в углу, зажав руками уши.
Наутро вышел свежий и почти отдохнувший. У двери стоит моя любимая доктор.
— Как самочувствие? — беря за
