Дневники Апокалипсиса (СИ) - Дмитрий Чеботаев
Полиция приняла заявление о пропаже, я подключил связи, и очень скоро поиски увенчались успехом.
Мы нашли её в монастыре.
На островах, недалеко от берега северного моря, где ютилась женская обитель. Варя трудилась в ней как послушница.
— Ну вот, маму перепугала! Мы с ног сбились, а ты вон где.
— Я уже взрослая, зачем из-за меня волноваться?
Она была в черном подряснике, волосы убраны под косынку. Внешне Варя сильно напоминала мать — такие же правильные черты, красивые губы, голубые глаза. Но больше всего меня поразил её взгляд. Он был не такой, как у меня и у Маши. И не такой, как у других — сверхсовершенных людей. Он был простой, понимающий, тёплый, без тени осуждения и укора… Он был смиренный… Будто взгляд ангела.
Дочь сидела на скамейке, смотрела на нас и улыбалась…
Я не знал, что сказать. Не понимал, как себя вести. Не находила подходящих слов и моя жена. Мы никогда не учили её этому, не рассказывали, потому что не знали сами… Это был её личный осознанный выбор.
— Вот видишь… — попыталась улыбнуться Маша, — у меня есть многое, но никогда не будет внуков… А могла бы, ну, не знаю, жить как все, найти себе жениха…
— Я уже нашла себе Жениха, — тихо ответила Варя.
Больше мы не пытались её переубедить.
Нашу дочь звали Варвара, что в переводе с древнегреческого означает "чужеземка". Она была чужая здесь, словно из другого — запредельного, заоблачного мира.
Последняя наша встреча произошла, когда ей было уже далеко за восемьдесят.
Маленькая высохшая старушка.
Мы сидели на берегу моря, шумели волны, дул лёгкий ветерок.
Я молчал. Было так странно сидеть рядом с постаревшей дочерью и слушать её слегка скрипучий надтреснутый голос.
— Даже не знаю, как обратиться к тебе, — пошутил я, — Варвара…?
— Теперь у меня другое имя.
— У тебя могло быть все! Вся вселенная лежала у твоих ног.
— Что толку, если приобретёшь весь мир, а душу свою потеряешь?
Её земная жизнь подходила к концу. Но было видно, что она готовится к чему-то другому. К чему-то большему, таинственному и запредельному, словно к какой-то долгожданной и волнительной встрече.
От её слов, от того, как она говорила, становилось тихо, спокойно, как будто над нами пели ангелы…
Я был уверен — она молится за меня, и именно от этого так легко на сердце.
Варя казалась намного старше меня и мудрее.
— Твоя душа прозрачная, чистая, как ручей, а моя тяжёлая, как камень, лежит на дне, заросла илом, будто пустила корни.
— Господь словно открывает бездну, которая внутри, и бездне этой нет ни конца ни края. И наполнена она тьмой. Но во всей этой необъятности человеческой души, обитать должен — Он!
— Я не умею так верить.
— Всю свою долгую жизнь ты только и верил, что в божественные технологии.
— Наука проникла глубоко в космос, разобрала вселенную на мельчайшие частички и даже умудрилась проникнуть на ее изнанку, но никто из ученых так и не смог обнаружить Бога.
— Наука — это инструмент познания, — вдруг серьезно заговорила она, — а научный факт — это то, что подтверждается экспериментально. Если эксперимент невозможен, значит, нет и самого факта, а есть лишь предположение, гипотеза, область непознанного! Как можно доказать существование Бога путём эксперимента? Подобный эксперимент невозможен в принципе. То есть Господь не может быть объектом науки. Он за её гранью. Либо такой инструмент, как наука, не подходит для Его познания.
— Наука изменила человека. Она позволила нам забраться на следующую ступень эволюции!
— В таком случае, жизнь должна быть естественным свойством неживого!
Она внимательно посмотрела на меня.
— Если мир только лишь материален, значит, твои глаза — это попытка, а скорее, необходимость материи увидеть саму себя. Значит, в неживом возник фатальный, непреодолимый перелом к жизни!
А откуда в камне желание жить? Как из минералов, атомов и молекул разных химических соединений возникает сочетание, которому во что бы то ни стало нужно эволюционировать до способности увидеть самое себя? А главное, зачем неживому миру смотреть на себя?
Если мир только лишь материален, значит, жизнь не может быть волей случая. Она должна быть естественной природной неизбежностью, присущей даже самой мельчайшей частице неживого, и это преображение от неживого к живому должно происходить повсеместно! А мы этого не наблюдаем… Почему?
Почему естественна и банальна лишь смерть? Преображение живого в прах. Оно хорошо известно, изучено и выставлено на всеобщее обозрение. А претворение праха в жизнь сокрыто… Почему?
Мне кажется, эти простые вопросы ставят между таким органом живого существа, как глаз, и неживым миром непреодолимую пропасть, через которую не способна перешагнуть никакая эволюция.
Доказала ли экспериментально твоя хваленая наука возможность преображения неживой материи в живую? Нет?…Значит, происхождение жизни путём эволюции — это всего лишь теория, предположение, область непознанного… Господи, как же много общего у веры и точных наук!
Я не знал, что сказать. У меня не было ответов на эти вопросы.
— Мы добились очень многого, освоили космос…
— И что вы увидели в нем? Если посмотреть честно, без иллюзий, с учётом всех имеющихся фактов, то станет абсолютно ясно, что космос не рождает жизнь — он её безжалостно уничтожает.
Бесконечный вакуум, температура приближенная к абсолютному нулю, галактическая радиация. Черные дыры, красные карлики и газовые гиганты. Раскаленная поверхность Венеры и безжизненные пустыни Марса — все это говорит о том, что наша Земля не исключение из правил, а вопиющее свидетельство бесплодия материальной вселенной!
Я молчал.
— Пап, иди с миром…
— Я тебя люблю… — прошептал я. — Прости меня… Прости за все!
Я обнял Варю, её волосы пахли ладаном.
— И я тебя. Очень, очень люблю… Прости… и… Прощай…
Я бежал… Бежал через тайгу, через всю Сибирь, включил батареи на полную мощность и бежал, пока были силы. Ветки хлестали по лицу… Я бежал от Варвары, от Маши, от самого себя… Словно первородный Адам, познавший, что есть зло… Я хотел спрятаться… укрыться… Но больше не находил покоя!
Глава 14
Город выгорел дотла. Дымящиеся небоскребы почерневшими истуканами подпирали небо. С закопченных туч густо сыпало пеплом. Кое-где полыхал огонь, но в целом все, что могло гореть, уже сгорело. Время приближалось к полуночи. Однако солнце не закатилось за горизонт. То в одном, то в другом месте сквозь толщу дыма пробивались сполохи багрового зарева. Температура подскочила до
