Мертвый свет - Эл Лекс
Но каждый оборот вокруг своей оси приносил мне не только новую боль и травмы, но и приближал меня к спасительному световому барьеру, и только эта мысль помогала удержать сознание в узде, и не поддаться панике.
Поэтому, когда я остановился, я потратил всего момент на то, чтобы определить, в каком месте СБ, а потом я толкнулся ладонями от асфальте и побежал к нему… Пошел… Поковылял.
Колени при каждом шаге отдавались неприятным хрустом и ныли, дышать получалось только мелкими частыми вдохами, в голове висел розовый туман, а во рту поселился стойкий привкус крови, которую я даже сплюнуть не мог из-за маски…
А за спиной приближалась стена Тьмы. Уже даже не лоа — их Тьма поглотила тоже, а чистого, незамутненного, непроницаемого ничто. И у меня есть только один шанс не стать ничем тоже.
Сжав зубы, упираясь ладонями в колени, чтобы разгибались нормально, я почти тащил себя к световому барьеру казадоров, и, когда достиг его, то даже не поверил этому. Так и хотелось протянуть руку и пощупать верхний луч, чтобы убедиться, что он настоящий, но я себя остановил. Не стал я и оборачиваться назад, чтобы посмотреть, как далеко Тьма, я знал — она недостаточно далеко. Так что все, что я сделал — это нагнулся вперед, снова уперев ладони в колени, так, чтобы голова оказалась ниже верхнего луча, и просто упал вперед, прямо на голову. Машинально прикрыл ее броней и подогнул в сторону, чтобы превратить падение в неуклюжий кувырок без рук.
Если у меня и не получилось убежать от Тьмы, то я об этом не узнал. Я все же оказался с другой стороны светового барьера, упав как мешок с картошкой. Превращенное в эрзац-кувырок падение развернуло меня боком, и единственное, что попало в поле моего зрения после того, как все завершилось — это внутренняя часть светового барьера. И подступившая вплотную к нему стена Тьмы. Та самая, из-за которой днем ноктусы не видать из люктусов… А, вернее сказать, из-за которой их днем просто не существует.
Я насилу дотянулся до ноги и стянул ботинок, которым вроде бы вступил в жидкую Тьму во время своего бега по стенам. Аккуратно держа его за шнурок, не поднимаясь, повертел перед глазами, но никаких последствий не увидел — то ли ничего плохого не произошло, то ли я все же не наступил.
Тьфу, нашел, на чем смотреть… У меня же нож был целиком погружен в эту адову нефть.
Но и на клинке тоже не было никаких следов Тьмы. Вообще никаких следов. И сиял он с прежней интенсивностью, словно и не тускнел в нем Свет никогда. Даже послушно свернулся обратно в рукав, как ручная дрессированная змея. Стало быть… Все в порядке?
Ну разве что кроме моего тела…
Да уж, вот тебе и тихое проникновение. Думал о том, как проникнуть в лагерь к казадорам не привлекая внимания, потому что не знал, чего от них ждать, а теперь получается что разве что аэрогудком не погудел, возвещая о своем прибытии. Странно, что меня до сих пор не окружает толпа вооруженных людей — я бы на их месте поступил именно так.
Впрочем, раз это не так, то мне это только на руку.
Я попытался встать, упираясь рукой, но локоть подломился и противно заныл. Ладно… Перья с дафына можно удалить несколькими способами… У меня целых два бока…
Но, когда я перевернулся на другой бок, — лицом в сторону лагеря казадоров, — я передумал вставать. Как минимум, прямо сейчас.
Потому что я увидел босые маленькие ноги, стоящие перед моим лицом.
— Ой, здравствуй! — раздался тонкий детский голос. — А ты тоже пришел за едой?
Глава 11
Я пришел в себя.
Странно. Я что, отключался? Ни хрена не помню после того, как увидел маленькие ноги и услышал детский голосок. Хотя о чем я — наверняка, уже в этот момент я был не в себе и откровенно глючил. Как-то не укладывается в голове, что кое-как проникшего через охранные системы чужака встретит невинный детский голосок, а не парочка дюжих охранников, стоящих на страже прохода. Да и говоря совсем по-честному, когда говоришь о… существах, которые живут посреди мировой Тьмы, которые гуляет по ней, как у себя дома, которые не боятся живущих в ней тварей, а особенно когда видишь их собственными глазами, видишь, как сильно они отличаются от обычных людей своим отношением к ноктусам и ТТ… Мысль о том, что у них тоже могут быть дети, просто не приходит в голову. Да что там «у них» — я в принципе в этом мире видел очень мало детей, поразительно мало детей. Не то чтобы я очень много шатался по улицам, конечно, но все же взрослых я повидал немало, а вот детей практически не было, причем независимо от времени суток. Будто бы уроки в здешних школах проходили нон-стоп, и днем, и ночью. Ну, или будто бы смертность в этом мире давно и прочно уже переросла рождаемость и желание заводить детей в принципе.
Ладно, глюки у меня или не глюки, а валяться тюфяком тоже не резон — часики тикают.
Я открыл глаза.
— Ура, он пришел в себя! — обрадовались сбоку все тем же детским голосом и маленькие дробные шаги часто побежали прочь.
Я вздохнул — нет, все же мне не показалось и это были не глюки. Ребенок на самом деле существовал, и, судя по всему, притащил меня, вырубленного, куда-то под крышу. Ну, или я все еще в галюнах по уши, тоже вариант.
Я осмотрелся, медленно поворачивая гудящую голову, чтобы она не разломилась пополам. Оказалось, что меня расположили в небольшой комнате, с одним окном, свет из которого падал мне на ноги, и, судя по его интенсивности, я провалялся без сознания как минимум пару часов. Стены и потолок были все из того же уже знакомого серого шершавого бетона, но здесь они были почти повсеместно спрятаны тем или иным образом. Где-то висели куски ткани, разрисованные цветастыми красками, где-то — натуральные ковры, сплетенные из проводов в разноцветной пестрой изоляции, где-то — просто рисунки прямо по бетону. Мне, конечно, не доводилось бывать в жилых квартирах этого мира, но сильно сомневаюсь, что их интерьер так уж сильно отличается от внутренних помещений того же «Зефира». Вряд ли Город выглядит одинаковым только лишь снаружи, скорее всего и внутренности у него тоже были такими
