Вячеслав Бакулин - S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной (сборник)
– Прощай, Женя.
«Хамви» спускался в долину, а Женя еще какое-то время смотрела ему вслед, прижимая картонки к груди. Все-таки в мире не перевелись добрые люди. Папе бы они точно понравились! Вспомнив об отце, девушка поправила косынку, спрятала драгоценные билеты в карман комбинезона и, подхватив наполненное ведро, стала подниматься к мельнице. Сегодня предстояло сходить на Ярмарку за лекарствами по ту сторону Топи. Заканчивался сельскохозяйственный сезон, и фермера было необходимо скорее поставить на ноги, иначе зима будет голодной. Наступал новый день, наполненный новыми волнениями и заботами.
Но сердце Жени все равно щемило от радостного предвкушения – она ведь еще ни разу не бывала в цирке!
Андрей Гребенщиков
Женитьба Мутото
– А правда, что ты спустился с Великой горы? – мохнатый сорокакилограммовый комок деловито устроился на коленях Михалыча. Старик гостил у «шариков» (так он прозвал подгорное племя) уже две недели, достаточно, чтобы привыкнуть к присущей им бесцеремонности.
– Истинная правда, – Михалыч не без труда пересадил увесистую тушку любопытного шарика на другое, здоровое колено, и приготовился к привычным расспросам. Подготовка заключалась в следующем: извлечь из-за пазухи самодельную, набитую табаком трубку, и с нескрываемым удовольствием раскурить. Преклонные годы лишили его многих радостей, но верной подруге-трубке старик не собирался изменять до самого смертного одра.
– Расскажи мне о народе, что живет на Великой горе, – то ли попросил, то ли потребовал неугомонный малыш. Взрослые шарики не отличались от детенышей ни размерами, ни массой, лишь окраской меха: тот мохнатик, что вертелся на колене у Михалыча с энергией атомной юлы, отливал серебристым металлическим цветом, а значит, был чрезвычайно юн.
– Там обитают синежопы, – с улыбкой на морщинистом лице завел свой рассказ Михалыч. – Это добрый народ, хотя по их внешнему виду и не скажешь… Они не столь красивы и милы, как вы, зато…
Молодые шарики, едва заслышав громкий голос старика, немедленно поспешили на ставшие традиционными вечерние посиделки у костра. Заглянул на огонек и взрослый мутант, чья рыже-алая шкура – вся в глубоких проплешинах – выдавала его весьма почтенный возраст.
– Я учил их летать, – попыхивая трубкой, вещал седовласый человек. Он не смотрел на окруживших его слушателей, с медитативной отвлеченностью выглядывая нечто в расшалившемся, весело потрескивающем дровами костерке. – Я учил их летать.
Отчего-то старому шарику стало безумно жаль гостя, рассказывающего каждый вечер одну и ту же бесконечную историю… История не была ни трагической, ни печальной, наоборот, детишки с готовностью хохотали, в очередной раз услышав о злоключениях неведомых поднебесных синежопов, однако грусть двуногого не могла укрыться от внимательного взгляда местного мудреца.
– Ребятки, – рыже-алый вмешался в монолог гостя. – Давайте сегодня дадим Михалычу передохнуть и развлечем его какой-нибудь нашей сказкой. Согласны?
Недовольный поначалу ропот быстро сменился возбужденным перешептыванием: детвора охотно обсуждала, чем удивить бледнолицего пришельца Михалыча. Наконец один из шариков – по окрасу почти подросток – согнал с колена старика своего соплеменника и, с комфортом водрузив на опустевшее место свою тушку, начал рассказ.
В одной далекой радиоактивной стране жила-была семья мутантов. Папа Мутобор, мама Мухомор и сынок их Мутото.
– Ну что, Мутотошка, – сказал однажды папа Мутобор, внимательно изучив годовые кольца на срезе головы сына и ласкового потрепав его по набухшим почкам, – вот и пришла пора задуматься о женитьбе!
Мутото восторженно захлопал ложноножками и псевдохвостиками, выражая полное одобрение мудрому родительскому слову. Почковаться круглыми сутками, без устали опыляя все живое вокруг, – вот все, что требовал молодой растущий организм.
– Парень ты у нас видный! Правда, немного фонючий, так в нашем районном эпицентре все фонят потихоньку, всяк на свой лад. А наш лад – самый ладный лад во всей округе! – не успокаивался отец. – Любой подтвердит, Мутоборы – мутанты знатные, генотип свой блюдут, в каждом поколении переписывая код ДНК с нуля! Никаких повторов, чистая экспрессия, импровизация от и до, лишенная догматов и ортодоксальной косности! Какая самочка не мечтает о генетическом фейерверке, хаотичном РНК и самостийном…
– Милый! – предпочла вмешаться мутомама. Декларацию мутоборовых достоинств она слышала чаще, чем ей бы того хотелось. – У меня есть на примете чудесная девочка: умница, рукодельница, скромница! Она прекрасно воспитана, начитанна, умна, к тому же увлекается хоровым козложабьим пением, игре на шерстяной флейте, в совершенстве владеет арматурным варганом, а в девятибалльных танцах ей попросту нет равных…
– Цыц! Не говори скороговорку, не тараторь тараторку, не спеши спешинку, не торопи торопинку, – привычно приструнил Мутабор неугомонную супругу. – А твоя умница-рукоблудница, часом, не из Нижних Мутосрансков будет?
– А пусть бы и из Мутосрансков, – мать нахмурилась, обиженно выгнув надбровные дуги, и, недолго думая (долго она попросту не умела), пошла в атаку. – Где ж ты еще такое плутонюшко ненаглядное сыщешь, радиевое сокровище…
– Сына, не слушай ее, – отец поостерегся связываться с раздухорившейся женушкой, чьи дыхательные пузыри заголубели от гнева, а мясистое подклювье увлажнилось плевательным ядом. Трусливо спрятав свои фасеточные сонары за коленным гребешком, он зашептал:
– Батя плохого не посоветует! В Малых Хиросимах сосватаем тебе приличную девушку: работящую, выносливую, с пятью сепаратными рукограблями, затылочной оглоблей, лбом-наковальней, плечами-коромыслами и ягодичной бороной. И, главное, молчаливую, чтоб супротив мужней воли слова сказать не смела!
Не успел Мутото возразить, как вновь вмешалась навострившая ушные параболы мать:
– Ах ты, ирод старый! Пашню на девичьи плечи перекладывать – сусалу своему землеройному покоя ищешь! Не бывать этому! На хозяйство Тотошке возьмем девочку-многостаночницу из Продольных Урановых Разрезов. С нособлендером, жопошейкером, борщерезкой, поясничным прихватом и скалкозубом – пущай на кухне мне помогает…
Отец возразил что-то невразумительное, но весьма эмоциональное. Слово за слово и между предками завязалась потасовка, постепенно переходящая в членовредительную вакханалию. Однако юный Мутото привычно не обращал на буянивших взрослых никакого внимания. Тихо и мирно он вожделел Губораду Титешкину из Больших Поповичей, чей стройный, в четыре обхвата стан будоражил его юношеское воображение. Молодая, едва наметившаяся вымяшишка о четырех сочных, упругих присосках лишила его сна, а кустистые, покрытые прошлогодним мхом девичьи губожвалы так и ждали робкого, еще неумелого поцелуя… В Тотошкиных грезах они резвились на залитых магмой лугах, ночевали в жерле атомного реактора, светящийся полуденный пепел кружил с ними в танце первой мутолюбви, буро-черный шлак укрывал теплыми фонящими объятиями их сплетенные в десятитонной неге ненасытные тела. Титешка и Тотошка…
Когда шум борьбы нарушил сладкую грезу, Мутото взмолился:
– Папа, мама, прекратите! Я сам выберу себе невесту. Не нужно мне ни умниц, ни трудяжек, хочу Губораду…
Имя избранницы, еще не успев сойти с сыновних уст, внесло смятение в родительские ряды, а мгновение спустя и вовсе примирило враждующие стороны. Перед лицом общего врага мутопапочка и мутомамочка забыли все разногласия и сплотились в единый противогуборадный фронт:
– Не бывать этот шалаве в нашем доме! Не дадим опозорить славный род Мутоборов! Копыта ее здесь не будет!
И еще много-много «не», ставящих крест на запретной страсти юного влюбленного. Он отчаянно спорил, пытался перекричать громогласных, разошедшихся не на шутку предков, но все было напрасно. Непреклонные в суровом решении родители довели несчастного юношу до слез, однако не остановились и на этом. Отец пообещал вырвать сыну – если тот еще хоть раз помянет самку из Больших Поповичей – почковальный стручок по самый корешок, а мама поклялась выцарапать блуднице всю «греховную породу», вздумай «головожопище поганое» появиться в этих краях.
Мутотошка прорыдал три полярных ночи и один экваториальный день, но так и не сумел растопить праведный лед в шестнадцатиклапанных сердцах старших Мутоборов. Не имея сил сломить родительскую волю, он отрекся от дарованного радиоактивной природой естества и принес обет пожизненного безбабья. Напрасно родители взывали к голосу разума, угрозами и мольбами пытаясь вернуть отрока на путь размножения и продолжения рода – был юный Мутото тверд в своем решении. Даже когда отец Мутабор сдался и отборным матом благословил упрямого наследника на порочную связь с падшей Губорадой, остался Тотошка непреклонен и обета не нарушил.
