Дмитрий Самохин - Опережая бурю
Карл разорвал недоплетённое заклятье «абсолютного подчинения». На него не оставалось времени. Пес Фарлонга так, кажется, называл эту тварь голос из тучи, не станет дожидаться своей очереди. Напоследок Карл метнул в выворотня оглушающее заклятье и, не интересуясь, настигло ли оно адресата, бросился к твари.
С такой псинкой ему еще сталкиваться не доводилось. Он даже о ее существовании не догадывался, но чего только не водилось на бескрайних просторах множества миров. Не ведая природу твари, сложно найти к ней поводок, но иного выхода не было.
Карл отвел руку назад и атаковал заклятьем «кнута». Руку обдало холодом, и появилась приятная тяжесть. Карл незамедлительно хлестнул серым призрачным кнутом по приблизившемуся псу, и отскочил в сторону, уходя от удара его сокрушительных лап. Дымчатый кнут стремительно полетел навстречу приближающемуся псу, задел его и прошел насквозь, не причинив никакого вреда. Дымный кнут обладал силой разложения. Предмет, соприкоснувшийся с ним, начинал гнить на корню. Но только не в этом случае.
В грудь Карла ударили лапы. Скрежетнули клыки над его горлом. Дыхание перехватило, и он отлетел в сторону.
Пес приземлился на мостовую, обратил пасть к барону, удостоверился в том, что жертва никуда не делась, оскалился, вывалив большой розовый горячий язык (дым валил изо рта), и прыгнул.
Карл с трудом перекатился в сторону, встал на ноги и ткнул псину шпагой, целя промеж глаз. Все-таки сытая спокойная жизнь на штабном флагмане сказывалась. Не надеясь на сталь, Карл зарядил шпагу энергией «молнии». Если уж не укол, то мощный разряд электричества отправит это чудовище на тот свет. Шпага пронзила пса, ударил разряд, но, кажется, порождение тьмы ничего не почувствовала. Оно оскалило пасть и завыло. И от этого воя повеяло таким унынием и жутью, что захотелось тут же залезть в петлю, только бы ничего не слышать.
И тут Карл испугался. Эту тварь ничего не брало. В запасе оставалось еще несколько сотен более сложных заклинаний, которые наверняка бы развеяли эту страхолюдину по ветру. Но все эти заклинания требовали много времени на подготовку. А времени у барона не было. И помощи ждать неоткуда.
Но стоило подумать о помощи, как она появилась. Щелкнула спускаемая тетива, и в бок пса вонзился арбалетный болт. Пес завыл и отпрянул от барона. Карл откатился в сторону. Рукой проломил ледяную корку лужи. Чертыхнулся. И вскочил на ноги.
Возле кареты с нацеленным на пса маленьким арбалетом стоял Дорван Блэк. Хоть стрела и произвела впечатление на пса Фарлонга, но не убила его, а лишь задержала. Вторая стрела для пса, что для мертвеца баня. Не убьет, разве что только разозлит, а на третью стрелу у Дорвана времени не будет. Не успеет он арбалет перезарядить.
Пес прыгнул, и в полете его настигла огненная волна, сотворенная Карлом. Огонь сбил пса на землю и заставил забыть о дерзком человеке. Фарлонг завыл утробно и, разбрызгивая в разные стороны клочья тьмы, стал кататься по земле, сбивая пламя со шкуры.
Собачий вой накрыл улицу, вызывая у людей страх. Дорван выронил арбалет, но видно в этот раз успел отгородиться ментальным щитом. Он устоял на ногах, в то время как другие люди попадали на мостовую в приступе неожиданного панического страха.
Одним прыжком пес взвился с земли на Карла. Вторая струя пламени ушла в сторону, и пес обрушился на барона сверху. Сильный удар передними лапами сбил барона с ног и разодрал камзол на груди. Когти собаки впились в кожу, оставляя глубокие кровавые борозды. Сильным ударом ног Карл сбросил с себя собаку.
Пес откатился в сторону и уже поднимался вновь, теряя частички тьмы. Они черными лужами растекались по мостовой. Карл ударил в пса заклятьем «Ветер тьмы», вызывавшим ураганный ветер. Сперва ему показалось, что и это заклятье – как укус комара для мамонта, но, к его собственному удивлению, ураган помог. Пса растянуло в пространстве на длинный грязный поток дыма, а затем разметало в клочья, которые унес ветер.
Пошатываясь от усталости (все-таки сражение с выворотнем и псом Фарлонга далось ему нелегко), Карл подошел к экипажу. Непроницаемый и холодный Дорван мало напоминал испуганного упыря, каким был еще некоторое время назад.
– Карл Иеронимыч, вы не ранены? – засуетился вокруг Карла Миконя.
– Пустяки. Как ты?
Карл придирчиво осмотрел друга. И, найдя его целым и здоровым, успокоился.
Выворотень все-таки оправился от воздействия барона и успел сбежать с поля боя.
Карл забрался в экипаж.
– Кто это был? – спросила Лора.
– Выворотень, – коротко ответил Карл.
– Выворотень. А чем он от оборотеня отличается? – спросила Лора.
Опять придется рассказывать прописные истины, Карл вздохнул:
– Люди нередко путают выворотней и оборотней. Разница между ними принципиальная. Оборотни – это люди, а выворотни – это гангсины, которые умеют обращаться в людей. Гангсины – маленький волшебный народец, похожий на кошек. Предания гангсинов говорят о далеком-предалеком времени, когда разумные кошки гангсины жили среди людей. Тогда они еще не умели оборачиваться людьми, и жили как в человеческих городах, так и на воле, предпочитая одиночество колониям. И жил тогда юноша Аламерт и красавица Хаджиб. Аламерт был оруженосцем у богатого рыцаря, и однажды король призвал всех вассалов под свои знамена, не забыв и том рыцаре. И отправились они на войну с соседним королем. С этой войны Аламерт не вернулся. И горевала бы Хаджиб безутешно, но судьбе было суждено распорядиться по-своему, воспользовавшись лапами домашнего гангсина Миуша. Миуш безутешно любил красавицу Хаджиб, и не мог видеть ее горе, и тогда попросил милости у богини Бас. И обратила она его в человека и предала ему черты лица Аламерта. Красавица Хаджиб утешилась, и прожили они вдвоем душа в душу долгие годы. Так гласило предание. Но откуда гангсины научились обращаться в людей, они и сами сказать не могли. У гангсинов принято считать, что они одновременно и кошки, и люди. Живут в мире и тех, и других. Поэтому и раздирает их на части двойственная сущность.
Карл выглянул из экипажа и приказал:
– Трогай!!!
Глава 7. Псы Фарлонги
Хлопнув рюмку водки, Дарион ничего не почувствовал. Горло не обожгла горячая вода. Дыхание не перехватило. Стало быть, пора и честь знать. На сегодня с него хватит. Первый признак наступившего опьянения. Дальше он никогда не заходил. Можно было, конечно, очистить себя при помощи «морозного утра». Отличное заклинание. Протрезвляет на «ура», но Дарион не хотел прибегать к нему. Только в самом крайнем случае. Какое удовольствие от водки без опьянения и тяжелого похмелья по утру. Хотя утреннее похмелье Дарион старался ликвидировать заранее.
– Все. Мне хватит, – накрыл стопку широкой ладонь Дарион и громко и сытно рыгнул.
– Да ладно тебе… брось ныть… давай еще по одной… чего уж там… какой купчина без стакана… – заголосили со всех сторон.
Но Дарион решительно покачал головой.
Со дня основания гильдии «Золотых пряжек» существовала традиция в первые дни зимы собираться всей компанией в шумном трактире и «кичиться своим величием», как называл это сам Дарион. Первые десять лет они собирались в разных трактирах и корчмах, благо в Невской Александрии недостатка в питейных заведениях никогда не было.
Последние три года они заседали в трактире «Варшавский экспресс» на Разъезжей улице. Парадный вход трактира выдавался на проезжую часть носом паровоза с тремя молчащими трубами, кабиной машиниста и стариком с пышными бакенбардами в форменном синем кителе с золотыми пуговицами и фуражкой. Дариону никогда не доводилось ездить в «Варшавском экспрессе», но, оказавшись в первый раз в трактире, он почувствовал себя путешественником, заглянувшим с друзьями в шикарный вагон-ресторан. Столики были отделены друг от друга стеклянными перегородками с аккуратными белыми занавесками. На стенах изящные бра, на столе букет со свежими цветами.
Их шумную компанию разместили во втором зале, где можно было сдвинуть столики и никому не мешать своим присутствием. Они говорили обо всем, но главными темами оставалась работа и семья. Каждый рассказывал о себе как можно больше. Что изменилось за год. Конечно, кое-кто из гильдии поддерживал отношения и помимо общего схода, но большинство жили отрешенно друг от друга.
В этот раз в «Варшавский экспресс» пришло мало народу. Всего восемь «золотых пряжек» из тридцати трех. Остальные принесли свои извинения за то, что не смогли прийти. Кого задержали дела в конторе, кто мучился раздраем в семье, а кто и вовсе отмолчался. Не пришел и баста.
Богатый стол, водочка с холодка способствовали светской беседе. И Дарион сам не заметил, как пролетело время. «Золотые пряжки» утомились, чувствовалось, что вечер подошел к концу и пора бы и честь знать. Но никто и с места не тронулся. Все ждали, кто же окажется самым нестойким.
