Сергей Дмитрюк - Лава
— И вам не показалось странным, что это произошло именно накануне его свадьбы?
— Никто не может выбирать себе судьбу! Одному богу известен час нашей смерти, — убежденно сказал он.
— А ваша невестка? Ведь вскоре после этого она вышла замуж за Наоку? А он и ваш сын были друзьями, кажется?
— Я не осуждаю ее! — Хо посуровел. — Нельзя провести всю жизнь, оплакивая умершего. Душа — это озеро, питаемое нашими чаяниями и надеждами, питаемое родниками жизни. Если засыпать родники, вода в озере станет мертвой. Кунти сама сделала свой выбор, и не ее вина, что судьба обошлась с ней так жестоко… Бог ее простит.
Он замолчал, опустив глаза.
— А вы никогда не думали о том, что заставило ее сделать именно этот выбор? — Я внимательно посмотрел на него. — Может быть, в тот момент она думала не только о себе, и не столько о себе, а о чем-то более важном в своей жизни, что касается и вас Хо?
— Не понимаю тебя! — в его голосе прозвучало некоторое раздражение.
— У вашей невестки родилась дочь, — медленно произнес я. — Говорят, сейчас она стала красивой молодой девушкой, привыкшей к богатству и роскоши.
— Зачем ты мне все это рассказываешь?
— Зачем? — Я сделал вид, что не заметил его раздражительности. — У вас никогда не возникало желания встретиться со своей внучкой, Хо?
Глаза старика вонзились в меня раскаленными стрелами.
— Не говори ерунды! — хриплым голосом произнес он. Ноздри его взволнованно вздрагивали.
— Я говорю только о том, что знаю. То, что смог проследить логическим путем, анализируя факты и события, рассказанные мне Кулаком. Странно, что вы, умный человек, не смогли сделать тех же выводов из всего случившегося восемнадцать лет назад. Хотя, совсем забыл, вам многое не известно… Так знайте же, что у вас есть внучка — родная дочь вашего сына и Кунти Садор! Только ради нее ваша невестка решилась связать свою жизнь с Наокой. Она хотела спасти ее от голодной смерти и обеспечить ей достойное будущее в вашем несовершенном обществе! Это была великая жертва матери во имя счастья дочери, жертва во имя любви вашего сына. А он, как и всякий влюбленный, был, слеп к окружающему миру, и не разглядел в мнимом друге настоящего врага. Коварство и вероломство Наоки проявилось и здесь сполна. Обуреваемый низменными страстями, он завидовал вашему сыну, его чистой и бескорыстной любви, он завидовал так же успеху своего отца, его положению в обществе, завидовал вам, отцу своего более удачливого соперника. Именно поэтому он так жестоко расправился со всеми вами. Убил вашего сына и собственного отца, вас сослал в джунгли, чтобы вы не могли помешать его грязным замыслам. Но он не знал, что любовь двух близких вам людей уже принесла свои плоды… Так разве можно винить за это вашу невестку?
Я помолчал.
— Правда, нужно отдать должное Наоке за то, что он воспитал девочку, как свою собственную дочь. Он обеспечил ее всем, чем мог. Но это вовсе не снимает с него вины за содеянные злодеяния. По большому счету, он остается преступником и страшным человеком, которого должно постичь справедливое возмездие!
Хо уже не в силах был сдержать своего волнения. Он вскочил на ноги и принялся быстро ходить из угла в угол, нервно стиснув пальцы. Я посмотрел на Юли. Она была взволнована не меньше него. Наконец, Хо взял себя в руки и снова опустился на край каменного ложа. Посмотрел на меня блестящими от слез глазами. Спросил тихим, хриплым голосом:
— Какая она… моя внучка? Такая же красивая, как она?
Он остановил туманный взор на Юли.
— Да, наверное, такая же красивая, — ответил сам на свой вопрос. — Ее мать была красавицей!
Я кивнул. Он надолго замолчал, предаваясь каким-то своим воспоминаниям или мечтам. Потом вдруг очнулся и посмотрел на меня.
— Ладно. Отдыхайте. Скоро начнет темнеть. Я приду утром.
Тяжело вздохнув, он поднялся. Юли недоуменно посмотрела на меня, но я не стал задавать Хо лишних вопросов. Все-таки, мы были здесь гостями, и хозяин волен был поступать так, как считает нужным.
* * *Я проснулся среди ночи и не сразу понял, где нахожусь. Темнота, окружавшая нас, веяла приятной прохладой. Юли лежала рядом на мягкой шкуре — такая теплая и влекущая. Но я не стал будить ее, и без того измученную выпавшими на нашу долю испытаниями. Тихо встал и вышел в главный зал храма, к алтарю.
Храм был пуст. Лунный свет почти не проникал сюда, и драконы на капителях колонн таинственно смотрели на меня из темноты, совсем, как живые. Я пересек зал и вышел на залитую луной наружную площадку. Черное бездонное небо было усыпано необычайно яркими и крупными звездами. Слабый ночной ветерок едва шевелил жесткие листья густого кустарника под скалой, и сюда доносился тихий металлический шелест, издаваемый ими. Больше ни единого звука не нарушало ночной тишины.
У самого края площадки, на большом валуне сидел Хо и смотрел на звезды. Я тихо подошел к нему и встал рядом, с наслаждением впитывая в себя свежесть и спокойствие ночи. Звездный купол завораживал своей безграничностью. Я погружался в него взглядом, ощущая легкое головокружение, ослепленный алмазным блеском звезд. Все окружающее, все переживания и мысли казались ничтожными и незначимыми перед этим вечным величием вселенной. Я стоял на берегу безбрежного океана, и любая, даже самая малая, волна его могла смыть меня, как щепку, унести в беспредельные просторы, растворить в своей черной пучине.
— Где оно, твое солнце? — не оборачиваясь, тихо спросил Хо, и в его голосе мне послышалась печальная грусть.
Я поискал взглядом в лабиринте созвездий. Яркий Сириус непривычно соседствовал с тускловатым Бетельгейзе, а Процион уютно расположился в Близнецах. Лебедь раскинул свои крылья над северным горизонтом, под которыми горели Альтаир и Вега. Я остановил свой взгляд на яркой голубой звезде, свет которой казался холодным и бесстрастным. Это был Хадар — Бетта Кентавра. Посмотрел в другую, противоположную сторону, где, изогнувшись тонкой змеей, висела Кассиопея с необычно горевшей в ней яркой желтой звездой, которая светила для гивейцев так же, как Капелла на нашем земном небе.
— Вот!
Я указал на нее. Хо проследил направление, кивнул.
— Совсем невзрачная… и такая далекая! — произнес он с той же грустью. — Неужели там может быть мир, лучше этого?
Старик посмотрел на меня.
— Вы никогда не были на Земле?
— Нет.
Хо снова устремил взгляд на звезды.
— Может быть когда-нибудь, когда моя душа минует весь круговорот жизней, она и попадет туда, но я уже ничего не буду знать об этом…
— Вы не боитесь смерти, Хо?
Какое-то время он молчал, измеряя взглядом безграничность неба. Наконец, сказал:
— Страх — это чувство присущее телу. Душа не ведает страха перед вечностью времени. Рождаясь в нашем теле, она покидает его в установленный срок, чтобы родиться заново уже в другом обличии. Как отшельник, добровольно заточающий себя в темной пещере ради познания Сути Мира, так и душа облекает себя в физическую оболочку, покорно перенося все тяготы земной жизни, чтобы нести Высшую Суть людям… Мы не можем проследить ее путь, ибо он, как путь птиц в небе, труден для понимания.
— Если наши души изначально несут добро людям, почему же мир во все времена был так безысходно несчастлив? Добро было рассыпано в нем крупицами, увидеть которые дано не каждому. Зло же властвовало веками!
Я внимательно посмотрел на него.
— Ты не понимаешь глубинной сути вещей, и поэтому не в силах понять истинного.
Хо поднял на меня глаза, в которых мерцали звезды.
— В чем же истина?
Вместо ответа он достал из кармана лазерную зажигалку, извлек из нее пламя, и бросил на кучу хвороста, лежавшую невдалеке. Сухие смолистые ветки вспыхнули ярким дымным огнем, озарившим ближайшие скалы. Хо встал рядом с костром, простер над ним руки.
— Смотри! Это огонь. Он несет тепло и жизнь людям. Он и есть то добро, о котором ты говоришь. Сила его кажется безграничной — ночная мгла, и холод отступают перед ним. Он сияет издалека, и его видно за многие километры отсюда… Но стоит подуть ветру, или обрушиться дождю, и могучее пламя угаснет — беспомощное и ничтожное! А вот это «звезда дьявола», — он извлек из-за пояса сюрикен[4] и положил себе на ладонь. — Она кажется совсем маленькой и незначимой, правда? Теперь выпустим ее!
Хо метнул коварное оружие, резко взмахнув рукой. Посмотрел на меня.
— Ты можешь проследить ее полет?
— Нет.
— Вот! — Хо поднял руку — Она невидима, но несет с собой смерть! Так и благие люди видны издалека, как огонь. Их легко заметить, и поэтому легко уничтожить. Зло же и вблизи не всегда видно, как не видно стрел пущенных ночью!
Я смотрел на огонь, пытаясь вникнуть в скрытый смысл его слов.
— Но ведь революция здесь и делалась для того, чтобы торжествовало добро! Отчего же здесь так много несчастливых людей?
