Юрий Брайдер - Гражданин преисподней
Таких приблудных овец, как Феодосия, набралось человек тридцать. Кто-то впоследствии перебежал к метростроевцам, кто-то примкнул к веселым ребятам-темнушникам, тогда еще называвшимся связистами, кто-то помер, не выдержав непривычных условий существования, кто-то напоролся на химеру, а остальные (в том числе и Феодосия), приняв крещение, стали полноправными членами общины Света.
— Вот так-то, родненькие, — закончила Феодосия. — Я здесь почти что старожил. Многое повидала, ох многое! Троих игуменов пережила, почитай, со всеми мужиками переспала, на всех крестинах кумой была и вот теперь собираюсь начать новую жизнь.
— Новую жизнь со старыми грехами не начинают, — промолвил Венедим. — Тебе бы сперва покаяться.
— В чем это, интересно? — фыркнула Феодосия.
— Мало того, что ты предала людей, спасших тебя от смерти, но ты еще и Богу изменила.
— Бога не трожь. Душонка фарисейская! Мой Бог при мне! — Вытащив из-за пазухи крестик, она коснулась его губами. — А у вас вместо Бога этот кровопийца, что на столбе сидит. Вы не Богу служите, а лукавому! Слепцы несчастные!
— Ты так потому заговорила, что игумен тебе хвост прижал, — возразил Венедим. — Он сам святой и от других святости требует. Не тебе над ним глумиться.
— Святой? — окрысилась Феодосия. — Эх, знал бы ты, сморчок, всю правду!
Дабы предотвратить назревавшую ссору, Кузьма поспешил перевести разговор на другую тему.
— Говоришь, что сталактиты с потолка сыпались, хотя никаких толчков не было? — обратился он к Феодосии.
— Ты про известковые сосульки? — переспросила она. — Нет, толчков не было.
— Интересно… Мне мать примерно то же самое рассказывала. Сначала все было вроде нормально, а потом в единый миг всполошились все летучие мыши, на голову посыпалась всякая труха, а кое-где даже своды просели. Но пламя свечи даже не дрогнуло.
— Еще вот что! Вспомнила… — Феодосия хлопнула себя ладонью по лбу. — В тот самый момент на меня какая-то дурнота накатилась. Голова закружилась, тошнит… Вроде как на качелях, когда сначала резко взмываешь вверх, а потом падаешь вниз. И, похоже, замутило не меня одну.
— Больше ты такого чувства не испытывала?
— Такого — никогда.
В разговор между тем вступил Юрок Хобот.
— Хоть рассказала бы, что это за небо такое? — Вопрос, естественно, был адресован Феодосии. — А то плетут всякое…
— Ничего особенного. Я его уже почти и забыла. Что-то высокое, светлое. Вроде голубое, а может, и нет. Бывало, дождик с неба капал. Бывало, снег сыпался. Под крышей сидеть как-то надежней было.
— Почему же тогда светляки о небе бредят? — не унимался Юрок.
— У игумена спроси. Знать, тесно ему стало под землей. Вот и дурит голову таким простачкам, как он! — Феодосия кивнула на Венедима. — А мне что под небом, что под землей — никакой разницы. Даром-то ничего не дается. Везде вкалывать надо. Ужом вертеться. Всякой сволочи в ножки кланяться.
— Много людей наверху жило? — У Юрка явно разыгралось любопытство.
— Тьма! Камню негде упасть было. Идешь куда-нибудь по городу, обязательно ногу оттопчут.
— Куда же все они подевались?
— Разные слухи ходят… Одни говорят, что это Бог грешников прибрал. Бывало уже такое раньше, если верить Писанию. Другие говорят, что большая война случилась. Испепелили землю и всех живущих на ней. Еще существует мнение, что люди наверху как были, так и остались, только от нас, бедолаг, отмежевались.
— За Бога я, конечно, подписаться не могу, но насчет войны конкретно поясняю, — изрек Юрок. — Не было никакой войны. Зарубку даю. Факт, так сказать, из первых рук. Сам папа Кашира рассказывал. Он в тот день на коммутаторе дежурил.
— Ты на людском языке можешь объясняться? — перебила его Феодосия.
— А ты здесь при чем, простодырка! — обиделся Юрок. — Да тебе любое второе умное слово непонятно! Я их даже объяснять не собираюсь. Про телефон слыхала?
—Ага.
— Вот тебе и ага! Все телефоны сходятся в одном месте, которое называется узлом связи. Были узлы связи районные, были городские. А здесь под землей находился секретный узел связи Главного штаба Министерства обороны. Главного штаба, понимаешь? Через него сведения с мест на самый верх передавали. Враги еще только замышляют какой-нибудь кошмар нам устроить, а весточка в нужный адрес уже полетела. На каждое дежурство прорва народу заступала. Офицеры, солдаты-срочники, девки-телефонистки. Сутки дежуришь, двое отдыхаешь… В тот день все тихо было как никогда. Суббота все-таки. Папа Кашира даже вздремнул втихаря. Ему еще целый год служить оставалось, надо же было как-то время убить. Вдруг сигнал тревоги. Отключилось энергоснабжение. Ничего страшного, конечно, на резерв перешли. Потом глядь, офицеры бегают, как будто бы им яйца прищемило. Оказывается, пропала вся связь. Мало того, ни один контрольный прибор не фурычит. Все стрелки на нулях.
— А что эти приборы должны были показывать? — поинтересовался Кузьма.
— Да все на свете, вплоть до температуры воздуха на поверхности. Можно подумать, что какой-то злодей все кабели перерубил… Кошмар! Главное, что до начальства не дозвониться. Проводная связь не работает, радиорелейная тоже, спутниковая тем более. Кое-как по телеграфу вышли на Главный штаб. Там под фундаментом точно такой же бункер имеется, как и здесь. А они отвечают — не до вас, дескать, своих проблем хватает. И все, как ножом отрезало. Ни ответа, ни привета. Очередная смена в положенный срок не явилась. Послали наверх разведчиков. Те как в воду канули. Послали других. Тот же результат. После третьего раза решили, что лучше не высовываться. Всего под землей оказалось больше сотни человек. Десятка два офицеров, столько же телефонисток, остальные солдаты срочной службы, вроде папы Каширы. Ребята все бедовые, кто из Электростали, кто из Солнцева, кто из Люберец. Москвичи, короче. До службы в техникуме связи учились, знали друг друга. Вот и сговорились между собой. Офицерам темную устроили. Захватили оружейку, продсклад, дизельную. Октябрьская революция — ни больше ни меньше. Власть — народу, водку — трезвым, баб — молодым. Так и прожили пять лет сами по себе, пока метростроевцы к нам туннель не прорыли.
— Вот уж кому покоя нет! — произнесла Феодосия с неодобрением. — Все роют да роют как заведенные. И почему-то все больше вниз. Рыли бы вверх.
— Говорят, недавно пробовали, — сказал Юрок. — Не получилось. До Грани дошли — и каюк! Целая бригада накрылась… Короче, вы меня поняли. Не было никакой войны.
— Это мы поняли, — кивнул Кузьма. — Лучше расскажи, как прошла первая встреча с метростроевцами.
— Лихо! — ухмыльнулся Юрок. — Они нам с самого начала начали какую-то туфту впрягать. Где, дескать, ваше руководство, где партбюро, где ответственные товарищи? Почему не ведутся созидательные работы? Папа Кашира им хорошо ответил. Кроты, говорит, вам товарищи. А у нас товарищей нет, одни братки. На чужого дядю спины гнуть не собираемся. Давайте встречаться, давайте меняться, а насчет остального — извини-подвинься. В советчиках не нуждаемся. Сами с усами. А для понта еще и автомат показали. С тех пор на нас больше никто не накатывал. Кроме химер, конечно… Но мы и на химер управу найдем. Дайте только срок… А ты чего кривишься. Божий человек? Зубы болят?
— Душа у меня болит от твоих речей. Гордыня, гневливость и алчность погубят вас, как погубили нечестивый Вавилон. Нельзя долго жить в зле и разврате, презрев все Божеские законы. Грехи ваши — сеть, в которой вы рано или поздно запутаетесь. Одумайтесь, пока не пробил последний час.
— Ну ты, братан, и сказанул! — Юрок похлопал Венедима по плечу. — Другому за такие слова полагалось бы хрюкало начистить, но на тебя я не в обиде. С больного на голову какой спрос!
— Нет, ребята, давайте-ка прекратим эти споры, — вмешался Кузьма. — А то перегрыземся, как голодные крысы, и до Торжища не дойдем.
— Это наш праведник раздоры сеет! — затараторила Феодосия. — Он во всем виноват! К каждому слову придирается, жук навозный. Кому его проповеди нужны? Я ими сыта по горло, а настоящие мужчины другим богам поклоняются — силе да вольной воле. Угомонил всех врагов и гуляй напропалую! Я правильно говорю. Юрок?
— Не знаю, — огрызнулся темнушник, так и не простивший Феодосии ее двуличность. — Я тебя вообще не слушаю.
Зато у Венедима нашлось для бывшей постельной свахи несколько слов:
— Царь Соломон говорил, что тот, кто безоглядно предается разгулу и ратным забавам, поступает неразумно, ибо вино — глумливо, а секира — буйна. А что касается тебя самой, Феодосия, вспомни слова Писания: «Женщина красивая, но безрассудная то же самое, что золотое кольцо в носу свиньи».
— Сам ты свинья! — незамедлительно ответила Феодосия. — Только без золотого кольца…
Торжище располагалось в подземных каменоломнях, из которых люди брали строительный материал уже около трех веков. В Шеоле это место считалось столь завидным, что раньше на него в равной мере претендовали и темнушники, и метростроевцы, и светляки (да и свои аборигены здесь имелись, пусть и в незначительном количестве — бичи, голошмыги, наркоты, спившиеся хиппари, бездомные шалашовки).
