Александр Золотько - Цель – Перл-Харбор
Ямамото повернулся и снова посмотрел в глаза Зорге. Тот снова отвел взгляд.
– Знаете. И как большинство иностранцев, считаете это глупостью. И знаете что? Я с вами согласен. Вы никогда не задумывались над тем, что в Японии делают самым долговечным? В Китае построили Великую стену, в Египте – пирамиды… А у нас? Наш флот?
Мы живем в бумажных домах. Замки наших самураев вызвали бы у средневековых европейцев только хохот… Что мы умеем делать долговечное и надежное?
Зорге молчал, он не собирался мешать адмиралу выговориться, раз уж тот начал. Не исключено, что, увлекшись, адмирал не удержится и сболтнет лишнее.
– Мы делаем прекрасные мечи! – взмахнув рукой, словно нанося рубящий удар клинком, воскликнул Ямамото. – Наши мастера могут годами ковать один меч. Вы никогда не видели, как работают настоящие оружейники? Это великое искусство, сочетание мастерства и терпения. Пять лет работы, но в результате получается нечто фантастическое… Вокруг меча у нас сложился целый культ, самурай – средоточие японского духа, а сердце его – в мече! Красивые слова, но только вот в нашей истории нет войн, выигранных мечом. Собственно, ни в одной стране нет войны, выигранной мечом. Начинаются войны – да – самоотверженными воинами с мечом в руках, но потом… Настоящих мечей немного. Если мастер в своей жизни изготавливает десять… пусть даже двадцать клинков – разве сможет кто-то вооружить ими целую армию? И меч, который ковали годами, может быть потерян в мгновение. Или даже сломан. Вот тут и вступали в дело крестьяне, вооруженные бамбуковыми копьями. Они гибли сотнями в схватках с самураями, они, естественно, не могли один на один противостоять мечнику, но они и не выходили один на один. Кто-то из древних сказал, что если у тебя есть деньги на отличный меч, лучше найми за эти деньги сорок копейщиков, и они победят любого из мечников…
Ямамото вернулся в свое кресло.
– Мы научились быстро строить самолеты, – сказал адмирал. – Поставили на поток их производство и безболезненно можем потерять десяток-два… даже сотню. На учениях флота мы теряли десятки самолетов, но это ни в коей мере нас не ослабило. Заводы работают, конвейеры выпускают все новые самолеты… А каких потрясающих пилотов мы готовим! Сильных, ловких, отважных… Мы выковываем их как мечи, и как мечи они способны совершать чудеса! Очень правильное сравнение: пилот морской авиации… да любой японский пилот – это меч. Совершенный и… Вы производите впечатление очень информированного человека… Полторы тысячи кандидатов в школу морской авиации. Проходят шестьдесят. А заканчивают обучение – двадцать пять. Может, вы знаете, сколько пилотов в год выпускают наши авиационные школы?
Зорге молча покачал головой.
Ямамото вздохнул тяжело.
– Я долго изучал все возможные варианты атаки на Перл-Харбор, взвешивал, оценивал возможные потери… Да, вы точно сказали – шесть авианосцев. Внезапная атака, насколько это возможно, нанесенный ущерб, понесенные потери… У меня – два потопленных авианосца и два поврежденных. И я не знаю, какие потери у американцев. Не слишком обнадеживающий результат? Вы действительно очень хорошо информированы и знаете, что восполнить потери в авианосцах мы сможем не раньше следующего года… Полагаете, флот после таких потерь сможет проводить широкие операции в океане? Два авианосца из шести. Но даже не это важно… Не это… Если вести расчеты по металлу, то любой адмирал разменял бы пару-тройку чужих линкоров на сотню… две, три сотни своих самолетов. Подсчеты показывают, что в ходе операции против Гавайев флот теряет не меньше полутора сотен самолетов. – Адмирал снова вздохнул и посмотрел на свои руки, словно пытался что-то рассмотреть в линиях ладоней. – Полторы сотни самолетов – ерунда. У нас сейчас накоплены запасы, которые позволят полностью заменить самолеты на авианосцах… Полностью заменить. Даже не полторы сотни, а вдвое больше. Но полторы сотни самолетов – это сто пятьдесят пилотов. Только пилотов. Сколько их погибнет на уничтоженных авианосцах? Самолеты будут сбиты над островами, значит, спасти пилотов мы не сможем. И это потери в первый день. Потом нас настигают американские авианосцы… Это второй день сражения. И тут уже я не могу представить себе, какие потери понесет мой флот. Авианосный флот, прошу вас заметить. Еще полторы сотни пилотов? Две? Да сколько, собственно, у Японии морских летчиков? И что будет происходить дальше? Нет, наши пилоты – лучшие, но и они смертны, а нам некем заменять погибших. И мы станем вооружать крестьян бамбуковыми копьями, фигурально выражаясь. Станем бросать в бой мальчишек, которые в обычное время не преодолели бы даже экзаменов в авиационную школу…
Ямамото замолчал.
Зорге увидел, как адмирал осторожно ощупывает пальцами правой руки шрамы на месте среднего и указательного пальцев левой руки. Словно только сейчас с удивлением заметил их отсутствие.
– Знаете, какое прозвище мне дали гейши? – вдруг спросил Ямамото, не отрывая взгляда от своей руки.
– Нет, я вообще…
– Не думали, что я бываю у гейш? Не нужно обманывать, об этом знают все… я даже и не скрываю этого. Может, в Германии это и осудили бы, но у нас… Да, так вот, гейши называют меня «Восемьдесят сэн». Знаете почему?
– Нет, не знаю.
– Все очень просто, маникюр, который делают гейши клиентам, стоит одну иену. Это на десять пальцев. А у меня, как вы можете видеть, двух пальцев не хватает. И мне делают скидку, так что мне маникюр обходится в восемьдесят сэн. Такая экономия… – Ямамото невесело улыбнулся. – Но в этом есть и свой положительный момент. Я точно знаю себе цену. Пусть она невелика, но и меньше я не позволю себя оценивать… Когда голова начинает кружиться от предоставленной мне по воле императора власти, я смотрю на свою руку и…
– Мне кажется, что этими шрамами можно гордиться… – очень тихо сказал Зорге. – Раны, полученные в бою…
– Конечно-конечно, я вышел из Цусимского пролива почти героем… – Ямамото поднес ладонь левой руки к своему лицу и, взглянув на журналиста сквозь щель в ряду пальцев, подмигнул. – Я даже сам рассказываю об осколке русского снаряда, но правда заключается в том, что точно неизвестно, что именно наградило меня таким отличием – русский снаряд или орудие японского крейсера «Ниссин», у которого разорвало ствол… Зато теперь я не могу закрыть глаза рукой и спрятаться от реальности. Я был в двух пальцах от смерти, это накладывает отпечаток на образ мыслей. Я не боюсь умереть, но… Человек, не стоявший на грани между жизнью и смертью, не поймет меня…
Ямамото, не скрываясь, посмотрел на свои часы и встал с кресла.
– Все, время закончилось.
– Да, я понимаю… – Зорге тоже встал. – Мне очень жаль, что наш разговор пробудил в вас неприятные мысли…
– Поверьте, они никогда и не засыпали. Я командую флотом, который выполняет волю императора и приказы правительства. Я буду выполнять приказы и следовать воле, но никогда не позволю себе совершить нечто, способное нанести ущерб моей стране. Полагаю, мы с вами больше не встретимся. – Ямамото посмотрел в лицо Зорге снизу вверх. – Вам стоит подумать об отъезде из Японии, как мне кажется…
– Тем не менее я все-таки останусь здесь, – спокойно возразил Зорге. – И, более того, буду просить вас о встрече. Об еще одной встрече.
– Вы полагаете, что нам будет о чем говорить? Вы задали мне вопрос, я на него ответил. Я не вижу, что может изменить сложившиеся обстоятельства. Я имел желания, я увидел неосуществимость своих замыслов и недостижимость желаемого, я отказался от своих желаний. – Ямамото поклонился.
– Я три дня провисел на колючей проволоке, – сказал Зорге. – Под Верденом. У меня было время подумать над смыслом жизни. Так что вас я понимаю, насколько рядовой артиллерист может понимать адмирала…
Ямамото прищурился, всматриваясь в лицо журналиста, словно увидел его впервые.
– Понимаете, в чем дело, адмирал… – задумчиво произнес Зорге. – Те люди, что обратились ко мне с просьбой задать вам вопрос о Перл-Харборе, очень обеспокоены вашим отказом. Они очень хотели узнать его причину, я им сегодня же ее сообщу, но у меня сложилось такое впечатление, что они, эти люди, хотят… помочь вам.
Ямамото потрясенно выпрямился.
– Что значит – помочь? Они сделают мои авианосцы непотопляемыми, а моих людей бессмертными?
– Я не знаю… И мне кажется, что они тоже не знали… Они не могли найти выход, не поняв причину вашего отказа. Теперь… Если я приду к вам и скажу, что есть способ… или придет кто-то, сославшись на меня, и скажет, что знает способ… вы выслушаете этого человека?
Адмирал молчал.
– Я должен услышать ваш ответ, – сказал Зорге. – Если даже после нашего сегодняшнего разговора меня арестуют, то к вам все равно придут. Это даже не обсуждается. Удар по Перл-Харбору должен быть нанесен, и моя жизнь или ваша по сравнению с этой необходимостью имеют исчезающе малую стоимость. Даже не восемьдесят сэн. Если бы я не был уверен в этом, то не пришел бы на эту встречу. Я очень люблю жизнь и не готов поменять ее на ерунду.
