Олег Фомин - Локация
– Умница, девочка… – прошипело «каменное изваяние».
Чёрная фигура с автоматом вздрогнула – Ран рассекретил своего заклятого врага.
Широкая улыбка Бориса:
– Она справится…
Прицельный выстрел не заставил себя ждать. Пуля просвистела в волосах, которые сразу же обросли гроздьями кровяных капель – Борис по-прежнему оставался без движений…
Ещё выстрел…
На этот раз горячий свинец нашёл жертву – она неуклюже шагнула вперёд и исчезла где-то внизу…
Поднявшись, Борис и Андрей направились к маяку, первый – как обычно, последний – нерешительно. В мокрой траве они обнаружили павшее ничком тело с развороченной спиной, откуда сквозь рваную футболку и кровь выпирали оголённые позвонки… Андрей почувствовал нечто нехорошее, не более того. Да, почувствовал, как выполнившая заказ свыше смерть, протирая косу краем халата, нечаянно толкнула его в грудь… холодно посмотрела… извинилась и ушла…
«Видимо, я наполовину мёртв, раз у меня такой иммунитет к некромантии».
Борис носком сапога поддел и подбросил автомат, который через полмгновения оказался у него в руке.
Ирина, державшая на вытянутых руках продымившийся пистолет как некую мерзостную тварь, вся тряслась. Было впечатление, будто через все каналы лица – глаза, ноздри, рот – дознаватели заливали ей кипящий ужас, больше и больше – так, что нельзя было вдохнуть или вытошнить болью. Девушку угораздило осознать то, что она только что совершила…
– Не высовывайся. – Борис оставил Андрея, войдя в открытое кольцо под маяком. И тут же бросился к Ирине. Поймал стёкшее с её пальцев оружие, а она исчезла в его плаще, закуталась в сильных объятиях. Утешение, чья-то опора стали ей жизненно необходимыми в сей же момент, как кислород для удушаемого, как пища для голодающего, как любовь для вожделеющего. За этим она бы кинулась к любому, кто находился бы рядом, – хоть к зверю, хоть к тому, кто всё это безумие и затеял.
Андрей осторожно обошёл зелёный круг на четверть, чтобы не стоять прямо напротив ещё способных его заметить глаз Иры, и теперь наблюдал за всем сбоку…
– Тщ-щ-щ-щ-щ-щ… – Борис поднял бедняжку на ноги. Он крепко гладил голову, ему поверившую, всё исполнившую, от боли кусавшую толстый плащ, который вбирал в себя слёзы, слюну и вой. – Ты всё правильно сделала, тщ-щ-щ-щ-щ… Всё правильно сделала… Умница… Ну-ка, взгляни на меня… Посмотри-посмотри… Вот так, хорошо…
В чаше его рук лежали две щёчки, потемневшие от морских бурь, похожие чем-то на осеннюю землю. Над ними тускло блестели хрустальные устья, настолько исчерпанные, опустошённые, что, казалось, они сами скоро начнут разжижаться.
– Слушай… Ты боролось за выживание. У тебя было на это полное право, такое же как и у него… Благодаря тебе мы будем жить дальше!.. Понимаешь?.. Благодаря тебе!..
Ира долго не отвечала… Конечно, вызвать у девушки, только что застрелившей своего парня, улыбку не удалось бы даже Борису. Но… она легла к нему на плечо… и словно уснула…
Похожие на памятник – символ какого-то высшего чувства, мира после войны, её остывающего и оседающего пепла, – они стояли без единого движения… Почти без единого: Борис медленно повернул запястье, глянул на экран транслятора, затем – на отражающую лес обшивку маяка. К его лицу на секунду пристала разновидность… досады… легкой и безвредной, как цветочная муха… А потом вновь – покой и воплощение загадочной, противоречивой любви – любви, рождённой смертями.
«Что-то не так…» – Андрей тоже покосился на таймер – двадцать одна минута до окончания игры.
То, что он смог различить в поведении Ирины, оказалось бы сложным к восприятию даже на близком расстоянии и под более удобным углом наблюдения. Лепестки губ распускались; глаза ширились и наполнялись чем-то чёрно-белым, страшным; ладони напряглись… и будто желали оттолкнуть опору. Все эти изменения были в такой степени малы и… постепенны… что Андрей не сразу их нашёл – они, можно сказать, нащупывались только неким ментальным осязанием, интуитивно. Соответственно, и не сразу собрал верный вывод: Ирина кого-то увидела за спиной Бориса, в траве…
Бледно-синее создание в серой ауре…
Разбинтованная мумия…
Зомби…
Призрак…
Некромант…
Наркоман…
«Созвучно, – подумал Андрей сквозь поток других мыслей. – Два родственных слова. Почти близнецы. Оба водятся со смертью».
Виктор…
Взор – усталый, умерший, придавленный тоннами век, словно могильными плитами, по-настоящему желающий гибели для разума и для тела. Никаких горячих эмоций; иней по коже и в каналах мозга – никогда не сходил полностью – лишь подтаивал, грея голову неприятным теплом, и опять замерзал. Ничто уже не пугало, не ошеломляло, душа не пузырилась, не обугливалась на огне страданий и не пылала огнём ярости. Всё существо было занято тайным поиском смерти, предпочтительно – физически безболезненной. Но, вместе с тем, уравновешивало какое-то обстоятельство, не позволяющее броситься под пулю или вскрыть вены. Не животное противление – что-то более высокое, присущее человеку… И так – всегда… Ни влево, ни вправо, ни вверх, ни вниз… В центре смерча… Снаружи – вихрь, сеющий разрушение и хаос, а внутри – тяжёлое спокойствие… Как кошмарный сон… Очень тяжёлое…
Андрей почувствовал себя одновременно гением, шагнувшим за грань ранее не ведомого, и глупцом, только сейчас понявшим очевидное. Он смотрел на Виктора… Он смотрел в зеркало…
Он – это Виктор.
Чтобы прийти к такому умозаключению, надо было обагрить своей кровью и просолить своими слезами всю локацию. Надо было убить Дашу.
Андрей в последний час жизни – это Виктор на протяжении… вечности… Потому что в таком состоянии даже день пропадал в бесконечности…
Ни всплесков, ни колебаний Андрей, как и Виктор, ни к чему уже не испытывал. В том числе и к своему открытию минутной давности…
Но появились вопросы…
«Что-то держит его месяцами, не даёт расстаться с этим… миром, так называемым… За всю игру он ещё никого не убил… Участвовал, направлял, но самолично не отнимал…»
…и появились ответы.
«Теперь я знаю, кто достоин победы».
Андрей вернул внимание обнимающейся паре.
– Нас же трое оставалось, ты сам говорил… – В Ирине, смятение которой теперь было отчётливым, всё начало ломаться, а из осколков складывались предположения и опасения. Дыхание её завибрировало. Вымоченная в яде правда медленно проникала спицей через трубку горла в клубок из мыслей, куда Ира боялась и не хотела её пускать. Она бы отступила на несколько мгновений назад и намеренно не стала бы замечать Виктора – укрыла бы глаза и отдыхала бы в беспамятстве на крепком мужском плече. Но девушка не способна была оторвать от своего лица всё то, что варилось в котле под ним и вытекало наверх. А уж прятать подозрения от Бориса, давно их уловившего… Потому, наверное, она решила требовать объяснений. Ведь она, ради него водрузившая на себя величайшие грехи – предательство и убийство, – заслуживала эти самые объяснения.
– Ты же сказал, что убил их… Т-ты… сказал…
Над ними сверкнула молния.
– …чт… что мне нужно лишь…
Грянул гром.
Ира не вскрикнула, а только ойкнула. Откинулась назад и повисла гибкой дугой на руках Бориса, в одной из которых был пистолет с окровавленным дулом. Длинные девичьи волосы слились в прямое острие копья, тянувшееся вниз, к земле… Словно стрелка гигантского компаса указывала на то место, где Ирине надлежало пробыть оставшуюся часть вечности…
Закапавший дождь быстро и ровно сменил клацанье на шипение, а стаю – на рой.
Борис бережно положил тело на траву, мокрую и грязную, и навсегда опустил ладонью её веки… Любовно провёл взглядом и пальцами по щеке, которая никогда больше не обожжётся о слёзы…
– Спи, малютка. Так для тебя будет лучше.
Он встал, распрямился, размял суставы. Отряхнул от крови руку, недавно охватывавшую талию Ирины. Вздохнул и почесал затылок – как набедокуривший школьник, вышедший из кабинета директора.
Затуманившая воздух вода скользила по плащу живыми линиями, укачивала своим монотонным шумом. Соединяла всевозможные крупицы леса в праздничный хоровод. Борис поднял голову к небу и засмеялся. Взмахнул «крыльями» и…
– Э-э-э-э-э-Э-Э-ЭЭХХ-х!
Разве что в пляс не пустился.
Он по-собачьи встрепенулся и, защитившись бортом одежды, сначала вытащил зубами сигаретку, а затем дотронулся до неё пламенем зажигалки. Макет домашнего уюта: плащ – скат крыши, под ним – свеча на столе, печной дымок, выпархивающий на волю… Из своей «избушки» Борис смотрел через непогоду всё туда же – в глубокую даль. Про Иру он уже забыл.
Андрей же, наоборот, поглощал сознанием пронзённый насквозь труп. Но…
«Под ней скоро набежит тёмная лужа».
Всё. Ни ужаса, ни жалости. Лишь этой низкосортной мыслью была удостоена Ирина после смерти.
Новый выстрел Бориса раздался так же внезапно, как и его предшественник; на изорванном плаще, выплюнув пулю, взлохматила щупальца ещё одна дырка. Проникающий удар врезался в дерево, которое секунду назад заслонял собой Виктор. Юноша там уже отсутствовал.