Андрей Уланов - Автоматная баллада

Отличный ровный — и уже начавший подсыхать — слой коричневатой жижи. На фоне которого выделялся только оскал — давно не встречал таких ровных и белых зубов у людей, большинство гробит свои клыки чуть ли не в детстве, Шемяка вон и тот до желтизны скурил — и глаза. Разноцветные… очень-очень бешеные.

— Что это? — с подозрением глядя на свёрток, осведомилась Анна.

— Штаны. Мои запасные, если тебе это хоть сколечко интересно.

— Мне интересно, — медленно произнесла девушка. — Мне интересно, почему ты решил, что я захочу натянуть это рваньё?

— Пиявки.

«Хотя, — подумал он, — небольшое кровопускание скорее пошло бы тебе на пользу, чем повредило. Теоретически рассуждая».

— И что?

— Хочешь сказать, что не боишься пиявок?

— Отца однажды лечили пиявками. Доктор сказал, они при укусе выделяют уйму полезных веществ.

— Доктора, случаем, не Дуремар звали?

Вместо ответа Анна, широко размахнувшись, метнула в Сергея злосчастный свёрток. Почти удачно — просвистев в какой-то паре миллиметров от Шемякиного уха, штаны сгинули в зарослях позади него.

Айсман улыбнулся.

— Между прочим, — весело произнёс он, — зелёная поросль за моей спиной — это болотная крапива.

— Не знала, что крапива растёт на болоте! — фыркнула девушка. — А то бы постаралась кинуть ещё дальше. Надеюсь, ты не очень дорожил этими штанами?

— Ань, — согнувшийся над полувыстроганной слегой Энрико тяжело вздохнул и, отложив палку, начал вставать. — Ты зря это сделала.

— Зря?! Рик, ты чего! Стой, Рик, куда ты… пусть он сам лезет за своими тряпками!

— Наш добрый Рикки, — вкрадчиво произнёс Айсман, — уже достиг третьей стадии болотного просветления. Теперь он уже не просто подозревает, что следопыт может иногда оказаться прав, но и предполагает, что я могу быть правым очень часто.

— И какого же хрена…

— Видите ли, ма-де-муазель… вы были абсолютно правы в своём высказывании насчёт полезности пиявок.

Шемяка старательно пытался копировать тягуче-презрительную — и очень хорошо памятную ему — интонацию Рыжего Волка… сделавшего, слепившего, по косточкам заново собравшего из голодного подростка настоящего «горелого» следопыта. Рудольф любил читать подобные… лекции, а поводов для них Серёжка-Лопоух давал предостаточно.

— Вернее, почти абсолютно. Но есть одна крохотная деталь, вами неучтённая. А именно — вашего почтенного батюшку пользовали, скорее всего, медицинскими пиявками. В здешней же грязи-воде обитает примерно полторы дюжины разновидностей этих червяков-кровососов, но как раз медицинские среди них отсутствуют.

— Ладно, поняла.

«Учить, учить и учить, — подумал Айсман. — Пока у самого язык до кости не сотрётся. Эх, было бы сейчас, как до войны, книгу бы написал. Или две. Или десять — хорошего много не бывает. Об одном и том же: что надо слушать опытных людей! Внимательно! Разинув пасть и тщательно запоминая каждое слово! А потом взять… ну, скажем, кувалду и постучать ею по головам мнящих себя самыми умными. И органически неспособных понять, что драгоценный опыт, которым с ними изволят поделиться, заработан реками пота и морями крови. Крови — по большей части таких же умников, на личном горьком примере показавших остальным, чего делать нельзя!»

— Не так быстро, ма-де-муазель. Здешние пиявки, чтоб вы знали, впрыскивают в свой будущий обед, то есть в вашу кровеносную систему, не только «уйму полезных веществ», но и обезболивающее… чтоб укус не сразу почувствовался. Анестезия, так сказать. Взрослому здоровому человеку хватит четырёх-пяти укусов, чтобы свалиться на месте и заснуть… сном праведника… и проснуться уже в раю. Или, если очень повезёт, от жуткой боли — покусанную часть тела обычно раздувает едва ли не вчетверо.

— Аллергическая реакция, — донеслось из крапивы.

— Настолько умных словей я не знаю, — соврал Айсман. — Но факт, что последующие несколько дней идти покусанный не в состоянии. Только лежать… в бреду… с шансами пятьдесят на пятьдесят.

— По твоему описанию, — судя по звукам, Энрико принялся решать крапивную проблему наиболее радикальным способом, использовав катану в роли косы, — эти пиявки больше похожи на комаров.

— Кстати, о комарах. Вы их заметили?

— Мы заметили, что их нет, — сказала Анна. — Только порадоваться этому не успели.

— А ведь их и вправду нет, — усмехнулся Сергей. — Года три как… а всё потому… — осёкшись, он приподнялся на локте, прислушиваясь…

— Всё потому?

— Заткнись! — шёпотом рявкнул следопыт. — Всем молчать! Всем лежать! Не дышать!

— Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!

Звук повторился вновь, и теперь уж его точно нельзя было спутать ни с чем другим. Цвиканье перламутрового воробья — хотя на самом деле птичка была вполне себе довоенным африканским жителем и в качестве такового прозывалась как-то очень иностранно — не столь уж необычный на болотах, но…

— Что…

— Убью на хрен!

Кажется, заткнулась.

Закинув автомат на спину, он, срывая ногти, на четвереньках буквально за несколько секунд пробежал островок насквозь. Прижался щекой к стволу ивы, медленно — очень медленно — приподнялся…

…увидел…

…и, стянув Сашку под локоть, большим пальцем сдвинул планку прицела на триста.

Именно столько, по его прикидке, было до вышедших из-за кустов на соседнем островке двоих. В безрукавках мехом внутрь. С ружьями на изготовку. Настороженно глядящих по сторонам.

Болотники.

Сзади зашуршало. Покосившись, Шемяка придержал рванувшийся было из горла матерный окрик — девка ползла достаточно грамотно, а скуластый и вовсе почти неслышно.

— Не вздумайте стрелять! — прошептал Айсман. — Придушу!

— Их же всего двое.

— Мозгов в твоей башке двое… граммов. И те просроченные. Это передовой дозор.

— Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!

Совсем близко. Основная группа, подойдя, скорее всего, засядет в тех кустах, прикинул Айсман, чтобы в случ-чего прикрыть дозор огнём. Сколько же их может быть? Десять? Пятнадцать? Двадцать?

Только не сворачивайте, ну зачем вам сворачивать? Вам же до этого островка топать как вполовину до берега. Жалкий клочок земли, ничего опасного здесь быть не может… не может.

— Фиу-фиу-фьють! Фиу-фиу-фьють!

Если двадцать, то могут выставить и боковое охранение.

— Фиу-фиу-фьють!

Дозорные пошли напрямик.

Он угадал — основная группа укрылась на островке, и лишь когда с берега донеслось очередное цвиканье, остальные болотники поднялись — причём двое, пулемётный расчёт, изрядно удивили Шемяку, встав, казалось бы, прямо из трясины — и неторопливо зашлепали дальше.

— Мы могли бы…

Сергей коротко махнул рукой. Дождался, пока замыкавший колонну болотник в шляпе типа «пирамида сплюснутая» скроется среди деревьев. Медленно перекатился на спину и сел.

— Ну и что же мы могли?

— Это были те самые болотники?

— Да.

— Мы могли б ударить по ним. В три ствола… они ведь были как на ладони.

— И? — резко произнёс Айсман. — Двадцать один… двадцать три вместе с дозорными. Пулемётов две штуки, автоматов я разглядел пять… это минимум. Сколько мы могли положить первыми выстрелами? Шестерых? Больше — сомневаюсь. Остальные тут же прижали б нас огнём, а дозор зашёл бы с тыла…

— При хорошем раскладе нам бы удалось унести ноги, — после короткой паузы продолжил он. — Без вещей… впустую спалив кучу патронов. Но это при очень большой улыбке от тётки Фортуны.

— А если они увидят наши следы?

— Без «если». Они идут по своим делам. Видала, какие вьюки тащат? Им сейчас не до охоты на случайных прохожих. Вот попадись мы этой шайке-лейке, когда они будут возвращаться…

— Мне казалось, — задумчиво произнесла Анна, — что вы не торгуете с этими… жителями болот.

— Под «мы» имеются в виду «жители более твёрдой пока ещё земли»? — насмешливо уточнил Шемяка. — Ну да, официально не торгуем. А изловленные за этим малопочтенным занятием подлежат публичной порке с конфискацией. Дружинники даже время от времени ходят в патрули вдоль побережья… и ещё более время от времени кого-то в самом деле ловят.

— А почему?

— Ну, — начал Айсман, — во-первых, дружинники не горят особым рвением…

— Я имел в виду: почему торговля с жителями болот считается контрабандой? — сухо произнёс Энрико.

— А-а… тут проблема в товаре.

— Им что, нечего предложить? — удивилась Анна. — Или же… они составляют конкуренцию неким старьёвщикам?

— Следопытам. И не составляют. Болотники чертовски… они шарахаются от радиации, словно черти от ладана. То ли более восприимчивы к ней, то ли во время войны испугались больше прочих, но в скелеты, да и вообще в старые здания их не затащить даже под угрозой смерти — предпочтут быть убитыми на месте. А торгуют они в основном… как это… а, дарами болота. Шкуры там, зелья-отвары… ягодный самогончик я однажды ихний пробовал — хорош, правда, говорят, лучше не допытываться, на чём именно его настаивали.