Антон Первушин - Резец небесный (Операция «Испаньола»)

– Не, ну ты глянь, что творят! – воскликнул старший лейтенант, завидев майора и тыча пальцем в светящийся экран.

Громов посмотрел. На экране симпатичная ведущая с дежурной улыбочкой на устах произносила некий текст. У неё за спиной майор разглядел весьма условно нарисованную карту Российской Федерации.

– Представляешь, – говорил Стуколин, поднимаясь со стула и в возбуждении размахивая руками, – эти козлы умудрились два «сухих»[48] продать. С полной боевой подвеской. На металлолом, представляешь? А военная прокуратура только сейчас докопалась!

Громов пожал плечами. Эта новость его совсем не удивила. Он и не такого наслышался за последние годы. Если уж подводные лодки иностранным фирмам сдают и ураном приторговывают, что говорить об истребителях. Так же, видимо, считали и работники телевидения. Сюжет о «сухих» не шёл в блоке сенсаций дня, а рассматривался как курьёз, потому что сразу после этого вызвавшего стуколинский гнев сообщения начались спортивные новости. Громов не стал вникать в детали, а сказал Алексею, чтобы тот готовился к отъезду на «полосу».

– Как?! – вскричал Стуколин. – Уже сегодня?

– Уже сегодня, – подтвердил майор. – Игра продолжается, Алексей. Забирай Женю и отправляйся.

– Будет исполнено, – сказал Стуколин с готовностью; он направился к двери, но на пороге приостановился и, обернувшись, спросил: – Слушай, Костя, они чего, идиоты?

– Кто?

– Натовцы.

Майор, несколько минут назад размышлявший о том же самом, чуть помедлил, прежде чем ответить:

– Знаешь, я надеюсь, что они не приняли нас всерьёз, недооценили… в первый раз… И тогда всё вполне объяснимо… логично… – он запнулся.

Старший лейтенант хоть и тяжеловат был на подъём, но тут что-то сообразил, и голос его зазвенел, когда он задал свой новый вопрос:

– А если мы их тоже недооцениваем?

Громов покачал головой:

– Может быть, и так, и эдак, – не сумел определиться он. – Что нам гадать? Просто будь осторожен, Алексей, лишний раз не высовывайся.

Майор знал, что совет этот представляется Стуколину «чепуховым»: если дело дойдёт до рукоприкладства (или, не дай Бог, до стрельбы), старший лейтенант и не вспомнит, о чём предупреждал его командир, бросится в свалку, а там уж… там как повезёт…

– Будь спокоен, – отмахнулся Стуколин.

Лукашевич воспринял новость без энтузиазма, но готовность и дальше участвовать в операции «Испаньола» выказал. Только буркнул:

– Становится похоже на конвейер.

После этого они вдвоём с Громовым отправились к зампотеху Никите Усачёву, чтобы «порадовать» его приказом готовить к вылету два истребителя. Усачёв в свою очередь необычайно удивился возросшей активности командования округом, назначившего новый внеплановый тренировочный полёт через неделю после первого.

– Чего это они? – зачесал Усачёв в затылке, недружелюбно разглядывая вошедших. – Воевать, что ль, собрались?

У него были основания для того, чтобы удивляться и делать столь мрачные прогнозы. В годы, которые принято называть «застойными», снабжению армии и флота уделялось повышенное внимание, и нормой налёта для кадрового офицера ВВС считалось сорок часов в год – меньше просто нельзя. Однако времена изменились, топливо нынче государство предпочитало продавать за границу, а не жечь «попусту», и норма сократилась до двадцати, а позже – до пятнадцати часов в год. При том, что натовский пилот не считается боевым лётчиком, не налетав сто часов. Почувствуйте, как говорится, разницу.

– Тушёнку отрабатывать надо, – попробовал пошутить Лукашевич, высказав таким образом мысль, которая давно вертелась на языке, но Громов так на него глянул, что всякая охота балагурить на эту тему у Алексея мгновенно пропала.

К утру следующего дня два «МиГа» были подготовлены и выведены из ангаров.

В день второго вылета в рамках операции «Испаньола» погода не задалась. Приближался сезон осенних дождей, и с утра лило так, будто где-то в небесном клозете прорвало наконец ржавую трубу и миру теперь грозил новый потоп. Ко всему дул холодный северный ветер; на Рыбачьем, где последние сто тысяч лет ничего не росло, кроме мхов, укрыться от него было негде, и это создавало дополнительную проблему для тех, кто сегодня собирался подняться в небо по взлётно-посадочной полосе, тянущейся с востока на запад.

Впрочем, для лётного состава воинской части 461-13"бис" описанные трудности были не в новинку, и в положенное время Громов с Лукашевичем заняли свои места в кабинах «МиГов». Руководитель полётов дал разрешение на взлёт, и машины начали разбег. Боковым ветром истребители сносило в сторону, но на этот случай существовал особый манёвр, подробно описанный в инструкциях по технике пилотирования. Пилоты проделали всю процедуру на чистом автомате, закреплённом годами тренировок и боевых вылетов.

Когда истребители, набирая высоту и скорость, преодолели слой облачности, Лукашевич на секунду с удовольствием зажмурился. Как ни странно, ему нравилось летать в пасмурную погоду. Особое же удовольствие он получал именно в момент перехода – перехода из одной реальности в другую, из вселенной слякоти и серого низкого давящего неба в мир прозрачный, чистый и бесконечный, словно мечта о лучшем будущем, в котором не доведётся уже пожить, но на которое так хочется взглянуть хотя бы одним глазком. В эти мгновения Лукашевич испытывал состояние, которое принято называть эйфорией.

– Двести тридцать второй, внимание на меня! – окликнул Громов старшего лейтенанта, и тот увидел, что отклоняется от заданного курса.

Лукашевич быстро исправился, догнал ведущего. И снова в эфире прозвучало кодовое слово «Испаньола», и снова невидимый штурман скороговоркой забормотал параметры «условной» цели, наводя истребители на норвежский транспорт с «гуманитарной помощью» на борту.

С-130Н «Геркулес» они увидели через двадцать шесть минут после начала «учений». История повторилась.

– Борт номер 183, – зазвучал голос Громова на аварийной частоте. – Приказываю вам следовать за мной на аэродром. В случае неповиновения открываю огонь.

Лукашевич усмехнулся.

«Действительно, конвейер получается, – подумал он. – Если за каждый перехваченный транспорт нам давали бы по Звезде Героя, мы с Костей скоро походили бы на американский флаг».

Но тут экипаж норвежца выкинул первый фортель. «Геркулес» вдруг начал резко сбрасывать скорость. Это была старая уловка, хорошо известная пилотам транспортной и пассажирской авиации. Дело в том, что у большинства транспортных самолётов нижний предел скорости, при которой машина ещё может продолжать полёт, заметно меньше, чем у большинства истребителей-перехватчиков. Перехватчик вынужден отрываться и уходить в переднюю полусферу, чтобы не свалиться в штопор; нацелить ракеты в такой ситуации ему трудно, а частые виражи измотают кого угодно. Самое же неприятное во всём этом было то, что подобная игра в кошки-мышки могла продолжаться долго, пока у истребителя не загорится «окурок»,[49] и он не уйдёт на базу. Старший лейтенант Лукашевич сразу понял, что имеет в виду первый пилот «Геркулеса», и не на шутку разозлился.

«Каков наглец! – возмущался Лукашевич. – Что он себе позволяет?! В нашем-то небе!».

Сразу вспомнился злополучный южнокорейский «Боинг», сбитый над Сахалином в восемьдесят третьем году Если верить показаниям Геннадия Осиповича, осуществившего «сбитие», экипаж «Боинга» предпринял тот же самый манёвр со сбросом скорости. Чем это кончилось, общеизвестно. Вот только с «Геркулесом» приходится церемониться.

– Двести тридцать первый! – обратился старший лейтенант к майору Громову. – Цель играет сваливание.

– Вижу, – откликнулся друг Константин. – Сейчас решим эту проблему. Уходи в сторону и наблюдай.

– Понял, двести тридцать первый, ухожу.

Лукашевич ушёл влево и выше, продолжая следить за ведущим. Что именно задумал Костя, старший лейтенант ещё не знал, но боялся пропустить малейшую подробность.

– Борт номер 183, – снова забубнил по-английски майор. – Повторяю: в случае вашего неповиновения я буду вынужден открыть огонь…

Экипаж транспорта продолжал отмалчиваться. Видно, вступать в переговоры с воздушными пиратами в их планы не входило.

– Ладога, цель маневрирует, – проинформировал Громов штурмана наведения. – Существует опасность сваливания. Разрешите открыть предупредительный огонь.

– Предупредительный огонь открыть разрешаю, – немедленно откликнулся штурман, внося свою скромную лепту в затянувшуюся информационную игру.

На этот раз Громов обогнал транспорт, развернулся и на встречном курсе выпустил короткую очередь из пушки. Повёл себя иначе и экипаж «Геркулеса». Транспорт лёг на левое крыло и ещё уменьшил скорость.

«Ага! – отметил Лукашевич. – Прошлый инцидент не прошёл даром. Интересно, они верят, что у нас на пилонах настоящие ракеты, или нет? Можно подумать, что не верят – вон как нагло себя ведут».