Антон Грановский - Мастер гнева
– Ясно.
Волчок улыбнулся девушке, ободряюще ей подмигнул, а затем зашагал к дому пастора.
Пастор Нейреттер и впрямь был не один. Он сидел за столом в компании толстого священника, голова которого была совершенно лысой, а сизый нос явно свидетельствовал о том, что гость неравнодушен к вину.
Кивнув Волчку и жестом попросив его подождать, пастор Нейреттер заговорил со своим приятелем, продолжая прерванный появлением Волчка спор:
– Рассуди сам, друг мой, можно ли назвать безупречно чистым человеческое тело?
– Конечно, нет! – воскликнул лысый священник и передернул плечами, показывая, насколько отвратительна ему мысль о телесности.
– Но мы с тобой должны учить, что Сын Божий пребывал во плоти, то есть был в теле. Так?
– Так, – нехотя согласился лысый священник. – Но признаюсь тебе честно: вопросы телесности Бога всегда меня смущали.
– Я тебя понимаю, – кивнул Нейреттер, – но мы признаем, что Бог вездесущ, а значит, он пребывает в подземных ходах навозных жуков не менее, чем на небе.
Лысый священник страдальчески поморщился и с упреком проговорил:
– Возможно ли об этом говорить и рассуждать вслух о подобном?
– Конечно, можно, – отозвался пастор Нейреттер. – И не только рассуждать, но и учить этому других. Разве не должны мы все учить, что Сын Божий был в утробе Девы и родился из ее чрева? А сильно ли отличается человеческое чрево от какого-нибудь другого грязного места?
Пришлый священник вздохнул:
– В твоих словах, друг мой, о чем бы ты ни говорил, чувствуется настоящая убежденность. Но можно ли рассуждать о Боге столь убежденно, не испытывая волнений и сомнений? Ведь бытие Божье – слишком сложная материя для убогого человеческого разума.
Пастор Нейреттер улыбнулся и заявил:
– Убеждения – это то главное, что есть у христианина. Отмени убеждения, и ты отменишь само христианство. Представь себе проповедника, который сам нетвердо верит и не настаивает на том, что он проповедует. Нелепее и безнадежнее зрелища и не придумаешь!
– Твоя правда. – Лысый священник отставил деревянную кружку, из которой пил молоко, и сказал: – Приятно было с тобой побеседовать, друг мой. А сейчас мне пора.
Он встал из-за стола, и пастор Нейреттер поднялся вместе с ним. Пастор проводил гостя до двери, горячо распрощался с ним у порога, а затем проводил дальше – на улицу, и там снова распрощался с ним, еще горячее, чем в доме.
Пока приятели прощались, Егор открыл кастрюльку, зачерпнул половником суп и наполнил свою миску почти до края. Наконец пастор возвратился, притворил за собой дверь и прошел к столу. Усевшись за стол, Нейреттер пододвинул к себе тарелку с хлебом.
– Когда ты вернулся? – спросил он, преломляя хлеб и протягивая кусок Волчку.
– На рассвете, – ответил тот, принимая хлеб.
– Что удалось узнать?
– Пряжка принадлежит барону Рогге.
Лицо пастора вытянулось от изумления.
– Барону Рогге? Ты уверен?
– Уверен. – Волчок зачерпнул ложкой суп, отправил его в рот и заел хлебом. – Я пытался за ним следить, – проговорил он с набитым ртом, – но на меня напали двое разбойников.
– Вот как? И как же ты выкрутился?
Волчок усмехнулся и ответил:
– Отче, вы не поверите тому, что я расскажу. Вступив со мной в схватку, эти двое негодяев превратились в зверей.
Рука с куском хлеба замерла у губ пастора.
– Что значит в зверей? – спросил он, нахмурившись.
Волчок отправил в рот очередную ложку супа и ответил:
– Я не слишком хорошо разбираюсь в демонах, отче… Но думаю, что эти твари были вервольфами.
Пастор опустил руку и уставился на Волчка недоверчивым взглядом.
– Разбойники-оборотни? Ты не шутишь?
– Не шучу. Если, конечно, все это мне не приснилось.
Лицо пастора потемнело. Некоторое время он молчал, затем тяжело вздохнул и проговорил глухим, угрюмым голосом:
– Худшие из моих опасений подтвердились. Злые силы, вырвавшись из адской бездны, вселились в разбойников и превратили их в демонов. – Пастор сделал паузу и договорил угрюмым голосом: – Схватки не избежать. Я не успел сообщить тебе новость, Вольфганг… Мы наняли воинов для защиты деревни. Несколько обедневших рыцарей. И сегодня на рассвете они прибыли в деревню.
Волчок взглянул на пастора удивленно.
– Обедневших рыцарей? – не поверил он своим ушам. – Бывают и такие?
– Разумеется. После того, как наш король создал отряды стрелков с их страшными мушкетами, часть рыцарей оказалась не у дел. Король распустил их по родовым замкам, но у многих, кроме замшелых камней и дырявых тиковых кафтанов, не осталось ни гроша. Вот они и скитаются по городам и весям в поисках способа разжиться хоть какой-нибудь монетой.
– Сколько же рыцарей вы наняли, отче?
– Трех. У них есть мечи и копья, а один из них неплохо владеет мушкетом. Надеюсь, этого хватит.
– И где они сейчас?
– На сеновале за овином. Утром, пока ты спал, они угощались молодым вином, а сейчас, проспавшись, приводят в порядок свое оружие, а заодно и самих себя.
Некоторое время Волчок молчал. Он вдруг вспомнил, как лакал кровь, и почувствовал отвращение к еде. Отодвинув тарелку, Волчок заговорил снова:
– Отче, я хочу вас спросить…
– О чем именно?
– Возможно ли человеку вернуться назад во времени и изменить события?
– В каком смысле?
– В прямом. К примеру, теперь вы знаете, что главарь шайки черных псов – барон Рогге. Что, если бы вам представился шанс отправиться в то время, когда барон был еще младенцем, и задушить его в колыбели. Воспользовались бы вы этим шансом?
Пастор усмехнулся.
– Я понял, о чем ты говоришь, Вольфганг. И вот что я тебе скажу. Бог, подобно вязальщице, плетет кольца и узлы, проходя ряд за рядом. А если так, то ничто не мешает ему время от времени распускать эти кольца и узлы, чтобы начать ряд заново.
Волчок выслушал пастора и кивнул.
– Я понял, что вы хотели сказать, отче. Но нет ли здесь противоречия? Не нарушает ли человек, исправляя события, которым надлежит случиться, Божью волю?
– Ничуть. Ведь странник, отправившийся в прошлое, чтобы исправить цепочку событий, – не более чем вязальная спица в Божьих руках. Кстати, Вольфганг, ты так и не попробуешь рыбу?
Волчок стушевался.
– Рыба отменная, – виновато произнес он, – но у меня нет аппетита.
– В таком случае я распоряжусь отнести ее на ледник. Возможно, позже аппетит к тебе вернется, и тогда ты сможешь разогреть ее и съесть. А сейчас… – Пастор вытер руки льняным полотенцем и поднялся из-за стола. – Идем, я покажу тебе рыцарей, которые будут защищать нашу деревню от псов-демонов.
5
– Вот они – наши новые демоноборцы!
Волчок взглянул на трех мужчин, на которых указывал ему пастор. Они были похожи на кого угодно: на бродяг, на разорившихся ремесленников, на пустившихся по миру аристократов и даже на разбойников, но только не на «демоноборцев».
Каждый был занят своим делом, и никто не взглянул на подошедших. Один, низкорослый, чернявый, чистил разобранный мушкет. Он был одет в заношенный короткий камзол и шляпу с высокой тульей.
– Это Гассель Неистовый, – шепнул Волчку на ухо пастырь. – Он четыре года томился в плену у турков, но однажды ночью высвободился и перерезал пятнадцать сонных врагов осколком стекла. Последние полгода он был посредником у торговца оружием Эльвуса Тора. Свои мушкеты, а их у него два, Гассель взял у Тора в качестве платы за работу.
– И что, этот Гассель действительно умеет стрелять? – поинтересовался Волчок, недоверчиво глядя на чернявого коротышку.
– Я видел собственными глазами, как он сбил с копья, воткнутого в землю, глиняный горшок, – сообщил пастор. – Теперь приглядись ко второму.
Волчок пригляделся. Это был тощий и длинный мужчина, похожий на Дон-Кихота. Сходство с литературным героем подчеркивали грустные темные глаза и куцая бородка песочного цвета. Одежда долговязого была из дорогой материи, но сильно потрепанная, зато шляпа – широкополая, с тремя густыми петушиными перьями, – была абсолютно новой.
Долговязый рыцарь упражнялся в фехтовании, нанося по воздуху удары своим узким, длинным, как и он сам, мечом-клеймором.
– Он называет себя Флорианом Печальным, – сообщил Волчку пастор. – Говорит, что два года назад, вернувшись из похода, застал свой дом разоренным. Разбойники нагрянули ночью, перебили прислугу, а жену и детей Флориана сбросили в погреб и задвинули крышку погреба тяжелым сундуком.
– И что было потом?
– Жена и дети не смогли выбраться и погибли в погребе от голода и жажды. Флориан Печальный (впрочем, тогда его, вероятно, звали иначе) продал все, что имел, и отправился в кабак. Там он и провел последние два года.
Третий рыцарь оказался верзилой, до глаз заросшим рыжей щетиной. В руках он держал огромный протазан с острым наконечником в виде цветка лилии. Верзила был занят починкой крепления наконечника, и его толстые пальцы, держащие проклеенную тесьму, двигались ловко и умело. Рядом с ним, на скамье, лежал великолепный боевой топор с широким, выгнутым лезвием. Кроме того, на боку у здоровяка Волчок увидел длинный меч. Ножны были изрядно потрепаны, но в двух местах на них остались кусочки богатой серебряной инкрустации.
