Сергей Сезин - Провозвестник Тьмы
В первых числах мая был рейд на Порфирьевск. Там имелась довольно крупная железнодорожная станция и тьма-тьмущая складов. Наверное, там хватало и всяких других ценностей, но мы туда заехали именно по делу, отклонившись от маршрута патрулирования. Иначе бы не поехали – пелена Тьмы была совсем близко.
Вот тут я впервые увидел ее относительно близко. Я бы вам ее описал, но нет таких слов. Они слишком слабы, чтобы передать нечто совершенно не вкладывающееся в наши впечатления и понятия. Вот как бы мы всю жизнь жили возле узкой речушки и рыбу крупнее карасика видели только в книжках. А потом внезапно оказались на берегу океана, и рядом всплыл кит. Нет, это даже не так – как будто мы оказались посредине океана на спине кита. Потому что должен быть испуг или опасение от открывшегося вида. Просто так смотреть на нечто огромное – это не так. Вы же не будете пугаться, глядя на фотографию стоэтажного небоскреба. А вот станете на подоконник сотого этажа и глянете вниз – вот это будет слабое подобие ощущений от Тьмы.
Потому что это было не только гигантское черное облако вроде ядерного гриба. Было такое впечатление, что оттуда шел какой-то черный свет. Потому что темнота «темнить» не может. Это свет светить может. А тут было ощущение, что из нее исходило нечто противоположное свету. Ну, как радиация, что ли. Про нее говорят, что ее особо не ощущаешь, только сохнет во рту, и все. Но тем не менее ты понимаешь, что с тобой происходит что-то нехорошее, хотя вроде бы ощущать это все не должен. Ибо нету у тебя внутри датчика радиоактивности, а ты все равно ощущаешь беду. И не только этот черный свет и духовную подавленность. А еще от близости Тьмы ты прямо-таки ощущаешь, что душевно болен, даже если не болел раньше. Ты вполне реально слышишь, как в голове у тебя что-то бормочет на разные голоса, и тебе реально плохо. Даже хуже, чем при моей болезни, потому что адреналина столь много, что в нем можно купаться, и все в тебе работает на пределе.
Ну я вам об этом рассказывал, только это было по чужим рассказам, а теперь почувствовал сам. И испугался. Что весь перерыв в болезни пойдет насмарку, а я опять сорвусь с катушек. Я ведь уже знал, что чаще всего выход из рецидива болезни происходит со снижением здоровья. То есть ты как бы восстанавливаешься, но становишься более больным, чем был до возврата симптомов. Менее нормальным. Как сердечник – до очередного инфаркта он еще сам ходил куда хотел, а после уже спуститься на скамеечку к подъезду – запредельная нагрузка. От голосов в голове и сердцебиения аж подташнивало. Впрочем, ребята-разведбатовцы выглядели тоже не очень здорово. Это несколько подбадривало. Когда не только тебе «хуже всех», а и всем остальным так же тошно, – это несколько уравновешивает тебя с окружающим миром. Интересно, им доплачивают за пребывание вблизи Тьмы или нет? Мне вроде как пообещали.
В Порфирьевске мы искали подстанцию. Благо в архиве завалялся нужный план, который я перерисовал на кальку, и вот теперь мы следовали ему. Без него я, честно говоря, запутался бы в лабиринте из сараев, кирпичных заборов, ворот, железнодорожных путей, паровозов и вагонов. Ну, вы бывали на больших станциях и, может быть, на их задворках. Так что представляете, как там несложно запутаться. То есть плюнуть, прервать поиск и вернуться – это как раз легко, а вот отыскать нужный склад или человека – без вопросов встречным людям крайне затруднительно. А тут подсказать было некому. А еще у железнодорожников какое-то странное для непосвященных обозначение служб вроде ШЧ, ТЧ, НОД и прочего. Вот как непосвященный догадается, что обозначение ШЧ относится к тамошней конторе, которая занимается сигнализацией, связью и всякими электрическими вопросами? Да никак. Надо переспрашивать или спрашивать другого.
Так что петляли мы, петляли. Я уже, честно говоря, особенно не понимал, где мы и куда едем. Голова полноценно не работала на нужный лад, все размышлял я о том, сойду с ума или нет, и как сделать, чтобы не сойти. Но командующий нашей группой старший лейтенант сориентировался на местности по моему рисунку и довел нас до нужного объекта. Видимо, он возле Тьмы бывал уже и мог контролировать свой адреналин.
Бронетранспортеры как-то внезапно для меня подъехали к зданию подстанции. Наш БТР остановился, открылась кормовая дверь, и четыре человека быстро выскочили через нее. Я пока сидел и даже за борт не глядел, ибо было заранее решено, что выхожу я вместе со старлеем по его команде. Пулеметчики вертели стволами во все стороны, выцеливая возможную опасность. Старлей пока стоял, глядя поверх борта на действия своих подчиненных. Видимо, они подали ему какой-то знак, что все безопасно, потому что он хлопнул меня по плечу. Это был сигнал на выход. В боевой обстановке все должны были переговариваться жестами, а вслух говорить – только в особых случаях. Я не знал, отчего это, но раз так надо – пусть так будет. Выскочив из БТР, я снял автомат с предохранителя и побежал вслед за командиром.
Крутанул головой – вроде как никаких врагов не вижу. Вот пара разведбатовцев прикрывает нас с этого направления, вот двери, с которых другой паренек в камуфляжной куртке ломиком срывает замок. Вот прикрытие с этого фланга, вот оба бронетранспортера. Крупнокалиберные пулеметы на них глядят в противоположную от нас сторону, задние пулеметы – вправо и влево.
Новый толчок в плечо. Это старлей. Жест вокруг глаз.
Ага, это мне надо надеть очки. Это вообще важная процедура, ибо есть такая тварь, призрак обзывается, которая внедряется через глаза. Раз-раз – и ты уже одержимый. Сдвинул со лба очки и тронулся дальше.
В помещениях трансформаторов оказалось до черта травы, которая является первой фазой проникновения Тьмы, но тварей не было. А вообще интересно – людей здесь не было лет десять, Тьма рядом, а всего лишь травка проросла за много лет. А за много километров вокруг – раз-раз, и готова опасная тварь. Непонятная она, эта Тьма. Старлей отбежал к БТР, машина развернулась и ударила фарами в помещение. Травка стала жухнуть и сворачиваться. Ну вот. Сейчас просветим, травка погибнет, а двери открытыми оставим.
Машина развернулась к следующей двери. Старлей показал мне жестом – иди, смотри.
Я зашел, поводил на всякий случай стволом во все закоулки – нет никого и ничего.
Гм. А трансформатор-то совсем как новенький. И вообще нигде ни пятнышка ржавчины – даже на наружном замке, что сейчас на земле валяется. Вроде как все агрегаты целые. На вид, естественно. Можно организовывать экспедицию по вывозу. Мы пока только разведали и сейчас пометим, что это наше. Теперь если какой-то шустрый мародер его лично выломает и на горбу притащит, то получит только за перевозку. Ибо сей трансформатор уже официально городской. Только еще до города не доехал. И второй, и все остальное.
С улицы донесся стук ППШ, затем все заглушил крупнокалиберный «браунинг» с машины. Я вскинул автомат. Но команды на выход нет, потому смотрю, что там с распределительными устройствами. И метку тоже оставляю. Гм, а мне как-то чуть легче, сердце уже не зашкаливает, хотя в голове прямо Колонный зал Дома Союзов, и все депутаты беседуют, никто не молчит. Пот на лбу просыхает, в сортир не хочется. Это радует.
Свисток, потом второй, потом третий. Ага, это команда на погрузку в БТР. Вскинул автомат к плечу и, водя стволом вправо-влево, побежал к машине. Крупнокалиберный вновь начал строчить. Вроде как слышны еще выстрелы, но из-за того что присоединяются другие пулеметы, они все остальное сильно заглушают. Вскочил внутрь, к правому борту пристроился и приготовился стрелять. Вот нечистая сила, это что же за тварь такая?! В брошюрках, что научники издавали, такой вроде как не было. Словно крокодил, которому приделали не его родные ноги, а такие, как у льва, чтобы бегал поактивнее. Впрочем, я уже говорил, что контуры тела там приблизительные – как неумелой рукой намалеванные. Лежит, Тьмой истекает после пулеметной очереди.
А вот еще одна такая скачет. Прицелился, но не понадобилось, потому что ее расстреляли наш кормовой пулемет и крупнокалиберный со второго БТР.
В отделение залетели наши десантники, рассыпались по своим местам. Меня отпихнули от борта – ну ясно, я же тут прикомандированный, на которого надежды нет.
А у одного левая рука плетью болтается, и лицо он кривит от боли. Неужто покусали эти крокодилы?
– Что с тобой? Может, надо под свет?
– …Ихнюю мать! Нет, это я грохнулся, руку, кажись, сломал!
– Ничего, отъедем – глянем на твою руку, может, просто отшиб ее!
Километров десять мы уходили, но уже никто нас не преследовал. Твари отстали. А может их больше поблизости не было. Затем стали в поле, заняли круговую оборону. Водители начали заниматься осмотром техники, пулеметчики и стрелки бдили, а я и здешний санитар взглянули, что с пострадавшим. Плечевой сустав стоит горбом, при ощупывании болит, солдатик постоянно матерные колена гнет как без ощупывания, так и при нем. Под кожей будет изрядный синяк. Вывих. Спросил старлея, будет ли еще пяток минут стоянки. Тот вытер курносое лицо платком от пота и сказал, что минут десять у нас есть. Ну вот и поможем парню.
