Алексей Пехов - Проклятый горн

— Да, Ходерик. Будь любезен.

Сутулясь, он ушел и вернулся через несколько минут, положив мне на ладонь тяжелый стальной ключ черного цвета.

— Если вам что-то потребуется, дайте мне знать.

— Конечно.

— Эта душа с вами? — Ходерик был Видящим.

— Конечно же я с ним! — возмутился Проповедник.

Слуга и бровью не повел.

— Душам запрещено появляться без разрешения на тренировочных площадках стражей и в зале Совета.

— Да знаю я. Знаю. Не появлюсь, — буркнул старый пеликан и первым поспешил к лестнице, бормоча на ходу: — За идиота он меня, что ли, держит?

Я поднялся на пятый, верхний этаж, прошел высоким коридором, где в солнечном свете золотистыми искрами кружились пылинки. Моя дверь, с широкой поперечной царапиной, которую когда-то оставил Ганс после веселой гулянки, ничуть не изменилась за все то время, что меня не было.

Я прожил в этих комнатах почти пять лет, пока учился у Мириам. За стенкой поселили Кристину, но она довольно быстро перебралась поближе к наставнице. Так что два года в этой части корпуса я был один-одинешенек, пока сюда не определили Шуко и Рози. Их дверь располагалась напротив.

— Разор и запустение. — Проповедник проник сквозь стенку и теперь вертел плешивой головой с некоторой долей неодобрения. — Понимаю, что это твое уютное гнездо, но как насчет того, чтобы обосноваться на постоялом дворе?

— Что-то не хочется.

— Так я и думал.

Я оглядел свою берлогу, состоящую из трех просторных комнат. Слишком давно я здесь не был. На мебели лежал толстый слой пыли, а в спальне, в углу, возле потолка, растянулась паутина. Стол был завален книгами. Еще больше громоздилось вдоль стены. На полу кабинета валялись вьюки с одеждой, сундуки были забиты вещами так, что у некоторых не закрывались крышки. В углу, в корзине для тростей, стояли шпаги и рапиры. Часть из них покрыла ржавчина.

Все это барахло создавало ощущение настоящего хаоса.

— Не пора ли избавиться от хлама? — Проповедник заглянул в кабинет с таким видом, словно это был неубранный свинарник.

— Вещи не мои.

— Львенок не будет в обиде. Раз он съехал со своей прежней квартиры и воспользовался твоей добротой, значит, ему все можно? Сколько я с тобой таскаюсь, столько эта дрянь тут валяется.

— Мне они не мешают. Я бываю в Арденау даже реже, чем он.

— Старьевщик по вам плачет.

Дверца массивного дубового шкафа неслышно приоткрылась. Проповедник этого не заметил. Пугало между тем пнуло дверь ногой, та распахнулась, задела высоченную стопку книг, и они с грохотом обрушились вниз. Старый пеликан, не ожидавший ничего подобного, взвизгнул и подскочил.

— Чертов шутник! Я бы умер, если бы только мог!

Оно повеселилось, осмотрело мои хоромы, и взгляд его выражал жалость.

— Тоже предлагаешь мне переехать на постоялый двор? — хмыкнул я.

— Ты дождешься, что это сделаем мы, а тебя оставим среди шмотья Львенка, — пригрозил Проповедник.

— Будем считать, что я испугался. — Я отдернул ситцевые шторы и, повернув медную ручку, распахнул окно, впуская в комнаты свежий воздух. — Но я не против, если вы наведете порядок, коли вас что-то не устраивает.

С таким же успехом я мог попросить Мириам сварить мне бульона. Проповедник лишь фыркнул да завалился на кровать, а одушевленный расчистил угол возле стола, уселся на пол, вытянув тощие ноги и надвинув соломенную шляпу на одутловатое лицо. Было видно, что здесь ему скучно, оно не ждет ничего интересного и мечтает «убраться в поля», где покойников, убийств и приключений гораздо больше, чем в школе Братства.

Из коридора раздался приглушенный грохот, и я выглянул туда. Дверь напротив оказалась приоткрытой, и из-за нее доносилась приглушенная ругань.

Ругались, что характерно, на цыганском. Я стукнул в косяк, лишь для того, чтобы обозначить свое присутствие, вошел.

— Вот это да! — произнес порядком набравшийся Шуко. — Людвиг, ты последний из всех, кого я ожидал здесь увидеть. Выходит, не зря я уронил эту чертову хрень.

Полный рыцарский доспех лежал на полу. Именно грохот его падения я слышал.

— Проклятущая рана. Из-за нее я стал неловким. — Он помахал правой рукой, которая оказалась забинтованной так, что не было видно даже пальцев.

— Думаю, из-за того, что ты в стельку пьян.

— Людвиг, не неси чушь. Если бы я был в стельку пьян, то спал бы, а не говорил с тобой. Мой старый добрый друг. — Шуко подошел к серванту, на котором стояли две бутылки вина. Одна из них была открыта и опустошена наполовину. — Если бы ты только знал, как я чертовски рад твоему приезду. В этом гнезде лживых шакалов, унылых идиотов и кислых ублюдков поговорить я мог лишь с бокалом.

— Давно ты в Арденау? И что у тебя с рукой?

— Кажется, уже целую вечность. Не помню. Да и какая разница? А с рукой… драка. Веселился в таверне, один тип криво посмотрел. Слово за слово — он, как оказалось, умел держать нож и повредил мне пальцы. А я расписал его рожу бритвой.

Он начал разливать вино по стаканам, насвистывая себе под нос. Шуко так и не смог измениться. И пошел после смерти Рози по пути разрушения. Чересчур много пьет и все время лезет на рожон, словно ищет того, кто мог бы его прикончить. Мой разговор с ним прошлым летом ни к чему не привел.

— Надо полагать, ты достал магистров, и тебя отозвали.

Шуко глянул на меня исподлобья:

— Не скажу, что они были не правы. Людвиг, не будь таким же кислым, как Проповедник. Вокруг и без тебя все хреново. Гертруда слишком заботлива, то и дело проверяет, не залез ли я в петлю. — Он рассмеялся и повернул голову на скрип. — А… это ты. Все еще жив?

По взгляду Пугала было понятно, что оно спрашивает о том же самом. Они с трудом переносили друг друга. Одушевленный до сих пор помнил, как в Солезино Шуко хотел уничтожить его.

— Я вроде тебя не приглашал.

Пугало вышло, с грохотом захлопнув за собой дверь. Цыган хмыкнул, сделал большой глоток.

— Эта тварь, Людвиг, вопиющее зло. Опаснее Тигра Пауля и вряд ли поддается дрессировке.

— Почем тебе знать?

Он пожал плечами:

— Предчувствие. Не призываю тебя его прикончить. Но прогони прочь.

— И что будет дальше? Оно станет добрее?

— Да плевать. Тебя поблизости не будет, и оно хотя бы не перережет тебе горло, пока ты спишь.

— Это давно бы уже случилось. Как видишь, я пока жив.

Вновь пожатие плечами.

— Дело твое. Но хочу, чтобы ты знал. Это я рассказал о нем магистрам.

Я прищурился:

— Не похоже на тебя.

— Трепать языком или лезть в чужие дела? — Он усмехнулся. — Прости, Синеглазый. Причина глупа и банальна. Я был не в форме и ляпнул лишнее. Я действительно виноват.