Некурящий — 6 - Антон Сергеевич Федотов
Впрочем, на его мыслительных способностях происшествие не сказалось никак. Думать он так и не начал.
Его изрытое оспинами бледное лицо аж позеленело. В глазах читалась нешуточная уже обида. Но я все еще не позволил себе заржать, надеясь решить дело миром.
Нет, правда, на Алоре долго не живут те, кто каждую взрывоопасную ситуацию доводят до взрыва. Вокруг и так слишком много способов склеить ласты. Так что даже с такими говнюками имеет смысл попытаться договориться. Иначе рано или поздно тебя настигнет статистика. Пушкин вон, тоже раз тридцать бросал вызовы на дуэли, пока ему действительно не повезло. Насколько помню, пуля отрикошетила от пуговицы его одежд, и очень неудачно вошла в тело. Попади она просто без всяких препятствий, и поэт, возможно, еще обогатил бы список обязательной к прочтению каждому образованному человеку литературы.
Так что выдал я полностью в стиле Гасконца: "Поверьте мне, я сделал это нечаянно, и, сделав это нечаянно, я сказал: "Простите меня".
В моем случае это приняло вид вполне себе дружелюбного ответа:
— Аккуратнее, друг, я правда не специально.
С этими словами даже помог подняться. Вернее попытался. Вздорный мальчонка просто оттолкнул мою руку с презрением. Жиль только, что сделал это еще до того, как утвердиться на ногах. Так что пришлось ему косплеить половую тряпку во второй раз, растянувшись прямо посреди зала.
Следующую тираду он выдал уже "снизу вверх", обвинив меня в содомии, скотоложестве и еще многих неприятных вещах. Кажется, добавил немного еще про местное заведение, его владельцев и всех посетителей. В самом конце чуток досталось неровному полу, из за которого ему не удалось устоять на ногах. Ну а как же!
Я промолчал, с любопытством наблюдая за все еще пытавшимся утвердиться на ногах павлинов… Ощипанным, да. Уж больно поношен и неопрятен был его некогда вполне приличный сюртук. Да и на штанах вполне заметны были потертости в районе колен. Еще не до дыр, но уже вполне достаточно, чтобы задуматься о смене пары.
Вздохнул. Олегыч с Серегой ушли вперед, меня "оставив на растерзание" этому сопляку.
"Вот черти! Уже до стойки, небось, добрались!", — мелькнула мысль.
Молодой человек, тем не менее, на ногах таки утвердился.
"А он не так уж и пьян. Скорее просто… Хм… Неуклюж. Да и вредные привычки уже успели оставить на нем свой безжалостный след!", — оцениваю обстановку.
Тем временем сопляк представляется, гордо вскинув нос:
— Арториус Де Ля *длинная череда имен некогда великих предков, которую я без всякого сожаления пропустил мимо ушей*.
Я пожал плечами. Не слышал. Имя называть не желаю. Вот еще. На каждый чих не начихаешься!
Следующей фразой вырожденец обозначил: "В четверть первого я вам уши на ходу отрежу.". И вновь поток несвязных обвинений. Суть остается прежней муже— и скотоложец, смерд и что-то там еще не вслушивался.
— Хэк! — Резко выдохнул он, вновь мешком опадая на пол.
Да, да, знаю, ладонью в печень — больно. Хотя я не сильно. Но кому-то хватило. Иначе отчего лицо побелело еще больше, а глаза "вспучились" на столько, что я вполне серьезно испугался, как бы они не выскочили из орбит.
— И какого тут происходит! — Поинтересовался Олегыч, появившись крайне вовремя, чтобы насладиться зрелищем выброшенной на берег рыбой хватающим ртом воздух аристократом.
Пожимаю плечами:
— Больное плечо Атоса! — Сообщил я, позволяя как-то незаметно приблизившемуся Сереге увести себя от "места встречи".
— Как бы до встречи у монастыря Дешо не дошло! — Обеспокоенно пробормотал Олегыч, демонстрируя неплохое знание творчества Дюма.
— Да ну! — Махнул рукой я. — Мы ж не в дерьмовом романе!
Возмущению представителя Конторы не было предела. Кажется, в чьей-то душе осталось место толике романтики. Иначе с чего бы он забыл про все на свете, столь зло уставившись на меня.
— Что, бегал небось в детстве с палкой, представляя что это шпага, в поисках подлых гвардейцев кардинала? — Слегка подколол я старика.
Тот насупился еще больше.
— Ладно-ладно! — Вскинул руки я. — Роман неплох. Экранизации тоже, тысяча чертей, каналья!
— Эгей! — Попытался спародировать Д′Артаньяна в исполнении Боярского Серега.
— Пока-пока-покачивая перьями на шляпах!.. — Даже негромко пропел я.
Олегыч слегка оттаял.
— Но в остальном нас на**али! — Вынужден был грустно констатировать я.
Представитель Конторы замер. Сергей хлопнул себя ладонью по лбу. Кажется, начинался один из наших любимых споров. Тема, причем, не так важна. Главное, сам факт!
— Говори! — Потребовал строго собеседник тоном "За базар отвечать надо!".
Ну так я и не спорил!
— Смотри, Константин Олегович…
Старик нахмурился. Так я обращался к нему редко. И, как правило, когда собирался выдать какую-нибудь гадость. В том или ином виде.
Чутье его не подвело.
— … Итак, Атос, он же граф де Ла Фер, с точки зрения автора — сдержанный и благородный мужчина… Спокойно и без эмоций избивающий своего слугу, когда тот без слов не понимает его желаний. Да и тема с клеймом: он в алкогольном угаре хвастается тем, что не особо разбираясь повесил свою шестнадцатилетнюю молодую жену за клеймо лилии на ее коже. Позже выяснится, что она была не слишком виновата, но… «Всего лишь убийство», — спокойно комментирует он свои действия. Че там про него сам Дюма писал? «В дурные часы Атоса — а эти часы случались нередко — все светлое, что было в нем, потухало, и его блестящие черты скрывались, словно окутанные глубоким мраком». Охеренный герой. Без страха и упрека. Сука, правда, а не матрос. Но то ладно. Идем дальше…
Олегыч, судя по его виду, "дальше" не хотел. Да только кто ж меня заткнет-то в изрядном подпитии, да еще когда "бомбануло". Серега, кстати, с большим удовольствием слушает историю.
— … Портос — дружелюбный и любвеобильный солдафон. Слегка туповат. Но тут без претензий — бывает. Большинство проблем решает при помощи алкоголя. Ему вообще по хрен на всех и вся. Помнишь момент, когда его, серьезно раненного, выхаживает доктор, но этот ублюдок, по другому не назову, вместо благодарности отказывается платить и избивает пожилого лекаря.
— Ты охренел? — Недовольно буркнул Олегыч, заткнуть меня, впрочем, и не пытаясь. — На классику покушаешься!
В глазах его мелькнула искра какого-то мрачного интереса, с каким подростки выдавливают прыщи, чтобы полюбоваться гноем. Да и к логическим доводам старик был вполне восприимчив.
— Подходим к третьему уроду! — Тоном опытного конферансье объявил я. — Арамис! Этот тип стремится принять духовный сан. Однако в жизни он оказывается самовлюбленным ханжой, в большей степени заинтересованным в уходе за собой, чем во всем остальном. "Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей!" — Тут с Пушкиным согласиться можно.
