Джеймс Сваллоу - Кровавые ангелы
Но теперь все изменилось. Явив Копье, Аркио разжег в душах Кровавых Ангелов священную ярость. Для выживших на Кибеле это стало поворотной точкой. Воинов, сражавшихся за мир-могильник и уже было смирившихся со скорой смертью, обуяла восторженная свирепость. Во время ритуалов на стрельбище или в минуты, посвященные обслуживанию корабля, и даже во время рутинных ежедневных тренировок их разговоры сводились к личности боевого брата, уже прозванного Благословенным. Обычным результатом этих разговоров становилось горячее желание отомстить еретикам с Шенлонга.
В течение нескольких дней, пока шел ремонт двигателей, «Беллус» оставался на орбите планеты-мавзолея. Когда Сахиил приказал усилить тактические тренировки по наземной атаке, Рафен не удивился. Он пытался отыскать сержанта Кориса, но ветеран казался неуловимым. Перемены витали в рециркулированном воздухе корабля, рождая жажду битвы в сердце каждого космодесантника. «Если кровь не прольется в самое ближайшее время, — размышлял Рафен, — парни просто взбесятся».
Его же разум готов был закипеть от противоречивых эмоций. Рафен не видел брата после церемонии в честь павших, но Аркио оставался главным предметом его размышлений. Кровавый Ангел не мог изгнать из памяти прекрасный и жуткий образ: его младший брат в облике Сангвиния. Видение в главном зале отозвалось эхом и напомнило короткий миг, пережитый на Кибеле во время атаки Несущих Слово. Тогда Рафен решил, что просто устал и обескуражен переменой, произошедшей с его братом за время их разлуки. Но то, что произошло перед алтарем… Это было событие совсем иного свойства, которое не на шутку тревожило его.
Рафен не был псайкером, он обходился без проклятого дара ментального колдовства. И все же короткое видение было ясно как день. При других обстоятельствах Рафен, возможно, заподозрил бы коварное влияние скверны, но проклятие черного гнева было безумной и неистовой силой, не способной действовать столь тонко. Туркио, Люцио и Корвус — все они говорили о пульсирующем сиянии и последовавшей за ним тишине. Когда речь заходила об Аркио, в голосах звучали почтение и трепет.
Очень скоро Рафен устал от расспросов Кровавых Ангелов. Он даже не был знаком с теми, кто приставал к нему, желая побольше разузнать о его родном брате. Рафен держал язык за зубами, но, по правде говоря, испытывал смешанные чувства по поводу так называемого «благословения» Аркио. Рафен любил брата, знал его так, как могут знать друг друга лишь кровные родственники, связанные друг с другом с самого детства, но в его мозгу словно постоянно звенел сигнал тревоги. Беспокойство поселилось в самом сердце, оно угнетало и туманило разум, заставляло думать о брате все часы бодрствования.
Решив, что ему следует покончить со всеми этими сомнениями, Рафен отправился на поиски Кориса.
Инквизитор Стил в полной мере воспользовался возможностями, которые предоставляли камеры допросов на «Беллусе». Застенки были востребованы в течение всей долгой миссии по возвращению Копья Телесто. Многие жертвы миновали створки круглого медного люка, чтобы увидеть последнюю в своей жизни картину: орудия дознания, топорщащиеся веерами зловещих лезвий, пыточный стол и привинченное к палубе кресло. Шли годы, «Беллус» перемещался от одного мира к другому, и за это время свита инквизитора обустроила тут все по вкусу своего повелителя. Из металлического кресла постепенно получилось орудие инквизиции, напоминавшие «гибельное седалище» в Схола Еретикус, где учился Стил.
Войдя в камеру, инквизитор пристально оглядел помещение: темные металлические штыри, дым сжигаемого ладана и глубокая тень по всем углам. Парящие в воздухе люмосферы проливали столб света на кресло.
Инквизитор любил эти моменты своей службы.
Сбросив плащ, Стил потер подушечки пальцев, словно разминая их перед игрой на музыкальном инструменте, и подошел к пыточному креслу. К нему был прикован Несущий Слово, еретик, называвший себя Норо. Бледный и окровавленный, но еще живой. Стил внимательно осмотрел ранения на торсе пленника. Они покрылись коростой с черными вкраплениями гнили, но продолжали источать жидкость и гной. Через какое-то время Несущий Слово умрет.
— Милорд, — начал лексмеханик, давая о себе знать лязгом железных ног. — Я продолжал расшифровку каждого произнесенного предателем слова. От него мало толку, он донимает меня грязными речами и нечестивыми ругательствами.
Инквизитор кивнул и внимательно посмотрел на сервочерепа, которые вяло кружили возле него.
— Сначала исполнишь свой долг, а потом примешь епитимью и очистишься от влияния этой скверны, — ответил он.
— Как прикажете, — лексмеханик поклонился.
Стил приблизился к Несущему Слово, и предатель с усилием приподнял голову. Инквизитор едва сдержал удовлетворенную ухмылку, заметив вспыхнувший в глазах Норо страх. Ничто не возбуждало Стила так, как знание, что он внушает ужас. Инквизитор презрительно скривился:
— Больно, маленький предатель?
Несущий Слово собрал остатки сил и в ответ скроил не менее презрительную гримасу.
— Ты покойник, дерьмо личинки! Как и твой бог!
По лицу Стила пробежала усмешка.
— Это славно, в тебе еще достаточно прыти. Я полагаю, выдоить разум сломленного существа — не проблема. Слишком легко и скучно.
— Проваливай! — хрипло выплюнул Норо. — Иди трахайся с животными, грязь человеческая!
Лексмеханик дернулся, словно оскорбление ударило его физически.
— Милорд, ради какой цели мы сохраняем жизнь этому образцу? Интуитивно полагаю, что он — низший еретик, не допущенный к более важной информации, чем та, что уже извлечена вами.
— Нет, я полагаю иначе, — рассеянно отозвался Стил, взглянув на раба.
Потом он отвел взгляд и совершенно другим голосом сказал всего одно слово:
— Сомнус.
Слово повисло в воздухе, как завиток дыма, и лексмеханик дрогнул. Внезапно глаза раба закатились, обнажив белки; он склонился и бессильно осел на пол. Три сервочерепа мягко опустились на пол и затихли. Сработало постгипнотическое внушение, которое Стил давно внедрил в сознание лексмеханика и в мозги уже сотни лет мертвых слуг, чьи черепа он сделал своими механическими стражами. Пока инквизитор не пожелает иного, он и его жертва будут оставаться наедине. Датчики и мониторы, которыми изобиловали другие помещения боевой баржи, были начисто удалены из камеры для допросов. Это было одной из первоочередных мер, предпринятых Стилом десятью годами ранее, чуть ли не в день посадки на «Беллус».
Норо сразу все понял, и на его лице появилось выражение замешательства. Стил бросил взгляд на Несущего Слово, а потом подошел к нему вплотную. Тот попытался уклониться от прикосновений инквизитора, но его тело было закреплено в кресле толстыми железными скобами. Возможности противодействовать Стилу у него почти не осталось. Инквизитор взял в ладони голову космодесантника-предателя. Так, словно собирался его поцеловать.
— Что… Что ты делаешь?
— Ты расскажешь мне все, что знаешь про оборону Шенлонга… — прошептал инквизитор.
— Я ничего не скажу. Ты вырвал у меня название планеты. Уже этим я нарушил свою клятву. — Несущий Слово судорожно вздохнул. — Иди на Шенлонг, человек, отправляйся навстречу моим братьям! Они тебя живьем сожрут!
Инквизитор надавил на челюсть Норо, закрывая ему рот.
— Довольно скоро я буду там, но сначала мы должны поговорить. Только ты и я.
— Нет, — сумел выдавить Норо. — Я скорее умру.
— В свое время, — согласился Стил. Электротату в форме аквилы вспыхнуло у него на лбу. — Однако прежде ты мне все покажешь.
В лицо Норо словно дунул ледяной ветер. Кончиками холодных пальцев инквизитор словно высосал из него горячечный жар лихорадки. Несущий Слово ощутил, как его наболевшая плоть меняется и тает. Пальцы Стила погрузились в эпидермис, а затем пронзили его, словно мягкую глину, вошли в кости черепа и мозг. Несущий Слово всячески силился исторгнуть крик, но Стил не позволил ему этого.
Как и раньше, на Кибеле, инквизитор занял собой внутренний взор десантника-предателя, но на этот раз он увеличивался в размерах, растекаясь подобно жидкости, заполняя собой весь разум Норо, словно он был пустым сосудом. Вместе с инквизитором пришла тишина, темная, как чернила.
Несущий Слово всю жизнь служил лордам Хаоса, наслаждаясь темными путями неделимой восьмерки, и его трудно было удивить картинами ужаса. Но увиденное поразило даже его — в разуме человека разматывался клубок абсолютно чистого зла. Сам будучи порождением жестокости, Норо не мог вообразить себе нечто до такой степени мерзкое и несовместимое с жизнью. Это не было созданным псайкером фантомом. Это была беспримесная зараза ненависти, прицепившаяся к человеку, словно паразит. Как только здравомыслие покинуло Норо, инквизитор Ремий Стил принялся размеренно и не торопясь насиловать разум предателя.
