Игорь Чубаха - Цепные псы пантеонов

— Лучше бы не было никакого открытия! Пусть тогда бы мы никогда не встретились, но мне не пришлось бы тебя убивать!!!

— Не шуми, — Настя печально улыбнулась, — здесь очень сильное эхо. Скажи, а помнишь, как с букетом гвоздик ты три часа отдежурил у моего подъезда? — Настя взяла Антона под руку. — Ты вынужден скрываться, квартира с раскладным диваном сейчас пустует... Я помню, как вечно бормотала сказки вода в трубах, как тикал древний будильник. А помнишь, как нам сладко было вдвоем доламывать твой скрипучий диван? Хотя мне это и запрещено, я заходила к тебе домой, я искала тебя, а встретила только здесь. Забавно, правда?

— Мне плохо без тебя, — сломался голос Андрея.

— Ты похудел, у тебя глаза ввалились. Мне тебя очень жаль.

И тут сбоку, где миг назад была только голая шершавая стена, раздались полные иронии слова:

— Одну минуточку!

Все-таки мышцы Антона были настроены на опасность. Петров резво дернул подбородком на звук и пересекся с полным едкой иронии взглядом вальяжно прислонившегося спиной к бетонной стене Эрнста фон Зигфельда собственной персоной. Вампир держал руки скрещенными на груди, он сам имел вид поклонника, три часа прождавшего девушку у подъезда, растерявшего все нежные чувства и дождавшегося только из принципа.

— Мы так не договаривались, — вздохнул Антон, глядя в глаза непрошеному статисту.

— Здесь еще кто-то? — Испуг Насти Антон почувствовал через державшую его под локоть руку.

— На твоем месте, — саркастически оскалился вампир, — я бы все же притормозил.

— Начинается, — вздохнув глубже прежнего, сообщил Антон Насте.

Только Насти рядом уже не было. Как появилась из ниоткуда, так и исчезла, растаяло и ощущение, будто все это происходит во сне. Зато Петров вовремя обнаружил, что, сделай он еще шаг туда, куда под руку влекла его возлюбленная, и гигантская лопасть вентилятора гильотиной рассекла бы бренное тело нашего героя на уровне солнечного сплетения. И две фонтанирующие кровью, словно в китайском боевике, половинки рухнули бы под вентилятор в яму для сточных вод.

Не успевший испугаться Антон с уважением осмотрел конструкцию: нацеленный вверх, всасывающий воздух в подземелье вентилятор диаметром превосходил торговый павильончик где-нибудь на рынке, но гудел не громче трансформаторной будки. Лопасти по ночному времени вращались с ленцой, внизу, где-то на глубине метров пяти, поблескивала серебром вода, и роившаяся там искорками мошкара выше лопастей взлетать не стремилась.

Теперь на Петрова обрушился припозднившийся страх, гадкий, подлый, до липкого пота и вяжущий из кишок морские узлы тошноты.

— И что это было? — притворяясь, будто спокоен, совершенно спокоен, абсолютно спокоен, спросил истекавший вонючим потом Антон.

— Морок, — развел руки Зигфельд и зевнул, — обыкновенный подземный морок. Здесь, в подземелье, самое рядовое дело. Просто ты в ночном метрополитене новичок, вот морок и попытался поточить зубки о твои сахарные кости, — последнюю фразу вампир добавил даже с неким сочувствием, — голодно ему, сакральному.

— Часто это здесь случается? — притворяясь, будто ему по фиг, совершенно до фени, абсолютно по барабану, но не сумев преодолеть дрожь в голосе, продолжал допрашивать Антон.

— По ночам здесь еще не то происходит. Метрополитен по мистической сущности — рана в земле. Знаешь, в мудрой древности колдуны не советовали воинам втыкать меч в землю, а тут дыра посолидней получается. Еще учитывай, что это место, «откуда кресты на церквях не видно». — Зигфельд приложил вдруг палец к губам. — Здесь, пожалуйста, топай потише. Смертные имеют дурную привычку вечно путаться под ногами.

Послышались вполне мирные голоса:

— Санек, я хочу к тебе завтра подъехать, должок завезти. Это первое, а второе...

— Да ладно, потом второе растолкуешь. Ты, главное, приезжай.

Антон отступил в непроглядный мрак, и его схорон миновала бригада работяг, транспортировавших на тачке груду железок. Когда голоса растаяли вдали, Зигфельд вернулся к просветительской деятельности:

— По ночам здесь клубится бесконечный шабаш всякой нечисти, надо же ей где-то рядом с людьми обитать. Правда, самостийной нечисти, не ложащейся ни под «Старшую Эдду», ни под волхв-дивизион, ни под других инферн-лидеров. Давай отойдем от этой ямы, а то мне и самому не по себе, как прикину, сколько крови этот морок зря пролил.

Хоть какой-никакой экскурсовод — Петров послушно зашевелил коленями. Оплетенные проволокой лампы светили одна через три, кривобокие тени подползали со всех сторон к Петрову и таяли, будто масло в жару. Издерганному преследованиями Антону это доставляло минимум удовольствия, и он завидовал стандартно лишенному теней спутнику и стерегся его. А вдруг это все тот же морок, лишь сменивший ипостась? По вымощенному рыжим туалетным кафелем коридору спутники вышли в лабиринт окрашенных грязно-зеленой лущащейся краской стен и дверей с безвкусными табличками «Агрегатная-1», «Агрегатная-2», «Изоляторная-1»... и так до бесконечности.

— Ты потребовал, когда получу формулу на руки, позвонить отсюда. Сдается мне, ты хотел, чтобы твои местные оборотни-приятели...

— Ума не приложу, как ты сделал свое открытие, если не умеешь дослушивать старших товарищей? Вся демоническая свистопляска под землей творится только по ночам. На день подлинные обитатели метрополитена превращаются в туман, плесень, букашек, забиваются в щели, и все довольны, Разве я учил тебя соваться в подземелье ночью? Кстати, ты говоришь, мне звонил? — нажимом на вопрос выдал Эрнст фон Зигфельд неподдельное беспокойство.

— Я вышел победителем из очень необычного, по крайней мере, для меня, воздушного боя, — затянул с ответом Антон, решая, как поступить. То, что Зигфельд пять минут назад спас Петрову жизнь, еще не являлось основанием очертя голову вручать, не важно, патриотически или враждебно настроенной, нечисти формулу яда. Антон нашелся: — Я должен был позвонить, когда формула окажется у меня в кармане. Но стоило чайке по имени Антон Петров сделать парочку мертвых петель над городом...

Лабиринт закончился очередным длинным коридором, иногда, может только в пику однообразию, ныряющим бетонными ступеньками вниз, а далее с помощью тех же ступенек возвращающимся на прежний уровень. И всюду столь низкий потолок, что поневоле приходилось вжимать голову в плечи. И сырая духота, отчего стены становились липкими, и каждое нечаянное касание будило всплеск брезгливости.

Зигфельд понял, что звонка не было, и пока на этом успокоился:

— Не продолжай. Мои начальнички кликнули ведьм, а те напустили ворон и чаек. Вот и хорошо, что не позвонил. И если ты не обижаешься, что я испортил романтическое свидание, мне хотелось бы представиться по-новому.

— Что за вздорная манера говорить, будто мы на приеме у английской королевы?

— Поживи лет сто пятьдесят, а потом критикуй. Ишь, Эдвард Радзинский нашелся! — Кажется, Эрнст искренне удивился, что смертному удалось заставить его вспылить, пусть мимолетно. Эрнст улыбкой заклеил оплошность. — Ладно, не будем ссориться, теперь нам до-о-олгое время предстоит работать в паре. Итак, разрешите представиться, никакой я не антииеромонах «Старшей Эдды» Эрнст фон Зигфельд, а внедренный в «Эдду» офицер волхв-дивизиона товарищ Хлебников. Уточню, — здесь фон Зигфельд улыбнулся с особой изощренностью, — бывший, смертью храбрых погибший при исполнении.

— Еще раз для тупых?

— Пока ты прохлаждался в воздушных потоках и сбивал ворон, словно кегли, многое изменилось.

— Например?

— Например, я — погиб, сгорел на работе, спалился. Пал смертью храбрых во имя светлого христианского будущего. Меня больше нет, есть только призрак вампира Эрнста фон Зигфельда, он же — вампира товарища Хлебникова. При этом есть подозрение, что в образе призрака я в силу бес знает каких причин остаюсь видим только тебе.

Конечно, Антон не тешил себя нелепыми надеждами, будто он, пообтершийся лишь на паре спецфакультативов, сможет играть в равноправный диалог с агентом-профессионалом, убеленным вековыми сединами и соответствующим опытом. Но попытка — не пытка:

— Господин Хлебников, вы после гибели успели прошвырнуться по явочным квартирам? И никто из наймитов не стал с вами здороваться?

— Меня давно не величали настоящим именем, так что лучше продолжай обращаться по-старому. А явочных квартир у меня не было в помине. В инферн-мире любой след гораздо зримее, чем в вашем, особенно для тех, кто умеет искать. И «Старшая Эдда», поверь мне на слово, шакалить умеет. А вот морок девушки, будь я видим и прочим индивидуальностям, самоустранился бы с твоей дороги гораздо раньше.

— Приятно говорить с умным противником.

— Хамишь.

— С умным соратником?

— Теплее.

— Ты не знаешь явок? — устал от иронии Петров. — А как же докладывал православному начальству об успехах? Как получал новые задания? — Чертыхаться ночью, на глубине пятидесяти или ста, черт его знает — сколько реально, метров под землей не хотелось. Именно из мистических соображений. Но, черт побери, как отнестись к свежей порции переворачивающих реалити-шоу с ног на голову сведений? Черт! Черт!! Черт!!!