Влад Вегашин - Иная вера
– Да кому тут нужна ваша пшеница, совсем сдурели? Здесь город, понимаешь? У нас свой хлеб пекут. Звать вас с батей как? На сколько приехали?
– Вечером уедем, а звать – Василий Андреич и Иван Васильич, – брякнул парень первое, что пришло в голову.
– А фамилия?
– Э… Нету фамилии. А зачем она?
– Значит, надо говорить – Ивановы! Всему вас учить надо…
Продолжая ворчать себе под нос, он удалился в бронированный «стакан», как в народе именовали круглые полицейские помещения, встречавшиеся на каждом втором крупном перекрестке.
Через пятнадцать минут Стас получил две пластиковые карты, подтверждающие их с Андреем право находиться в городе в течение суток.
Чтобы попасть на территорию торгово-рыночной зоны, пришлось полчаса скандалить с местным охранником, которому пришло в голову получить на халяву мешок отборных натуральных помидоров. Тем не менее, когда парни добрались до своего ряда и Андрей принялся распрягать Глашу, на рынке еще никого не было.
Оставив товарища превращать воз в торговый лоток, Стас повел лошадей за территорию города, где привязал на длинной веревке и оставил пастись под присмотром долговязых веснушчатых близнецов – Вали и Левы, знакомых Андрея. Теперь можно было или вернуться на рынок, или побродить по городу – у него было немного денег, оставшихся еще с тех пор, когда он только уезжал из Питера, и Стас хотел купить какой-нибудь подарок Лесе. Подумав, молодой человек рассудил, что Андрей справится пока что сам, и направился в сторону центра города.
Утреннее солнце бликовало на лакированных бортах флаеров – Ветровский с удивлением заметил, что автомобилей почти нет, и это в небольшом городке! Что же творится в городах? Тихо шурша, мимо прополз робот-уборщик, и Стас подумал, что последний раз он видел такого, когда работал в «Гермесе», и тот, гермесовский, был куда больше, шумнее, несовершеннее. Присмотревшись, юноша заметил еще несколько таких роботов – они не спеша ползли вдоль домов, оставляя за собой чистый асфальт.
Из-за угла, чуть накренившись на повороте, вылетел флаер-такси, сбросил скорость, приземлился на другой стороне улицы. Беззвучно разъехались двери, из флаера, покачиваясь, выбрался молодой человек в облегающем костюме какого-то супергероя и направился к ближайшей парадной. За ним вылезли три девушки – Стас протер глаза, взглянул еще раз и отвернулся: на девушках не было никакой одежды, кроме тоненьких ниточек на бедрах, придерживающих лоскуток ткани в паху. Громкий пьяный смех раскатился по улице, одна из девушек ухватилась за дверь флаера, согнулась – ее тошнило на свежевымытый асфальт. Тем временем парень добрался до парадной, попытался попасть магнитным ключом по сенсору, промахнулся, попытался еще раз – снова неудачно, но дверь все же открылась. Правда, без его участия – из парадной вышла бедно одетая женщина лет сорока. Взглянула на молодого человека, сделала шаг в сторону, явно пытаясь скрыть отвращение, но парень, несмотря на свое состояние, заметил выражение ее лица.
– Че уставилась? – презрительно процедил он. – А ну, пшла отсюда!
– Как тебе не стыдно? Ладно сам, так хоть бы мать пожалел, – покачала головой женщина.
– Че ты сказала, коза? – Он рванул воротник облегавшей тощее тело тряпки, шагнул к обидчице. – А ну, повтори, сука!
На лице женщины отразился страх.
Стас бросился к парню, но не успел – он ударил женщину кулаком в лицо, она, вскрикнув, отшатнулась, он ударил еще раз, сбивая жертву с ног, а Стас был уже рядом, но в его локоть вдруг вцепились не по-девичьи сильные пальцы, и одна из голых девушек, рыженькая и очень красивая, серьезно взглянула ему в глаза.
– Не вмешивайся, – едва слышно сказала она. – Хуже будет. Ты уйдешь – а он станет мстить ей. Не надо, пожалуйста.
Тем временем другая девушка, оставив сползшую на тротуар перепившую подругу, уже висела на шее парня, что-то быстро говорила, прижималась к нему, и Стас видел, что ее действия явно отвлекли ублюдка от жертвы.
– Почему бы мне просто не переломать ему руки? – процедил он сквозь зубы.
– Потому что ты уйдешь. А он останется, пожалуется отцу, и нам переломают не только руки, – напряженно повторила рыжая. – Пожалуйста, не вмешивайся! Хочешь помочь – помоги моей матери.
Прежде чем Стас осознал услышанное, девушка выпустила его руку и тут же оказалась возле парня, обняла со спины, незаметно подталкивая в сторону открытой двери.
И только тогда Ветровский заметил, что не он один был свидетелем этой кошмарной сцены. Но другие старались перейти на противоположную сторону улицы, отворачивались, преувеличенно внимательно смотрели на экраны мобилов…
Он до крови прикусил губу. Подошел к женщине, осторожно коснулся плеча, тут же отдернул руку, когда несчастная вздрогнула и попыталась отстраниться.
– Я не причиню вам вреда, – как можно мягче проговорил Стас. – Пожалуйста, вставайте, не надо здесь находиться. Вы ведь можете встать?
Она опасливо подняла голову, посмотрела ему в глаза, и юноша с трудом подавил желание сейчас же броситься в парадную, догнать того парня и оторвать ему голову к чертям – настолько затравленный и смирившийся со всем происходящим взгляд был у этой женщины.
Не слушая робких благодарностей, Стас помог ей подняться на ноги, проводил до квартиры.
– Я могу вам чем-нибудь еще помочь? – спросил он уже у самых дверей.
– Нет-нет, ничего не надо, спасибо вам большое, – скороговоркой выпалила женщина и быстро закрыла дверь.
Ветровский постоял несколько минут на лестничной площадке, зачем-то глядя на серую железную дверь, потом развернулся и вышел на улицу. В голове шумело, словно он выпил залпом полстакана водки. Первый раз за два года хотелось курить.
Мимо шел парнишка лет шестнадцати, от него несло табаком – Стас сделал шаг наперерез.
– Извини, приятель, у тебя сигареты не найдется? – как можно миролюбивее сказал он.
Тот сперва посмотрел на заговорившего, потом побледнел, отшатнулся.
– Э-э-э… Чего?
– У тебя не будет лишней сигареты? – повторил Ветровский. – И огня, если несложно.
Парнишка окинул широкоплечего, загорелого Стаса диким взглядом, полез в карман, трясущимися руками достал пачку, протянул.
– Бери, конечно… – и попытался продолжить путь, но молодой человек удержал его за плечо.
– Всего одну сигарету, – пояснил он, возвращая пачку. – Спасибо большое.
Проводил взглядом почти перешедшего на бег парня, огляделся в поисках кого-нибудь, у кого можно попросить прикурить.
Просьба одолжить зажигалку была воспринята гораздо спокойнее. Пожилой мужчина удивленно посмотрел на «деревенского», позволил прикурить и еще несколько секунд странно смотрел на Стаса, отошедшего к стене.
Что творится в этом городе? Что вообще происходит с этим миром???
Стас всегда считал, что мир катится в пропасть с каждым годом. Но, похоже, пока он сидел два года в деревне, мир успел в эту пропасть скатиться и сейчас летел на дно, с каждым мгновением набирая скорость. То, что он только что видел, – каких-то три года назад подобное было возможно разве что в трущобах, и то даже там женщин бить было не принято, особенно ни за что. Голые девушки на улице – и никто даже не посмотрел косо. Пытаешься вступиться за женщину – ее же дочь уговаривает этого не делать, мол, хуже будет.
– Какого черта? – тоскливо проговорил он, ни к кому не обращаясь.
С непривычки в горле запершило после первой же затяжки, голова закружилась сильнее, но Стас был этому рад – меньше всего ему сейчас хотелось сохранять ясность мыслей. Докурив сигарету до середины, он бросил ее ползущему мимо уборщику, на крышке которого была надпись: «Если у тебя есть маркер – ты можешь раскрасить все, кроме этого маркера».
«Если у меня есть вера, я могу верить во все, кроме этой веры», – перефразировал Стас. – «Если у меня есть любовь, я могу любить все, кроме этой любви».
Нигде больше не задерживаясь, он пошел на рынок, мрачно кивнул Андрею и встал за прилавок. Уходить из деревни обратно в город больше не хотелось.
Торговля шла бойко, горожане с большим удовольствием покупали вызревшие в открытом грунте без капли химических удобрений помидоры и огурцы, двадцатикилограммовыми мешками брали картошку, а домашний сыр, масло и творог вовсе разошлись в первые два часа. Стас скрупулезно запоминал, сколько человек подошли за молочными продуктами, когда те уже закончились, – в следующий раз надо будет взять больше масла, сыра и домашних копченых колбас.
К полудню воз почти опустел, а около часа Андрей, взглянув на последний мешок картошки, громко объявил цену на него, снизив прежнюю в полтора раза. Через минуту мешок забрали.
– Я за лошадьми, – сказал Андрей. – Сходи пока, закупись.
Стас кивнул, развернулся, молча побрел в сторону магазина тканей – все же полностью на самообеспечении деревня прожить не могла: часть строительных материалов, ткани, инструмент, некоторое количество топлива для электрогенератора на зиму (летом хватало солнечных батарей, привезенных в деревню еще Всеволодом Владимировичем) и некоторые другие вещи приходилось покупать. Впрочем, только для того и затевалась вся торговля – сами по себе деньги в деревне никому не были нужны.
