Людмила Белаш - Темные звезды
— Это Лисси, моя госпожа. Я ее любимая рабыня. Она дала мне одежду и берет с собой в постель.
— Мне сдается, что эта юница — с поверхности. Она не понимает ни слова. А ты, — Касабури сжал кулак, — а вы, незваные гости, просто подлые предатели! Где вы были, когда наши отцы ждали подмоги?
Хайта оробела. Она родилась позже того, как первая армада отправилась к Миру, и знала только, что голубой Мир — теплый и светлый, там вдоволь еды и воды. Откуда было ей слышать про замыслы воевод и господарей?
— Вы пришли на готовенькое, когда мы уже прочно окопались. — Касабури выбрасывал слова как плевки. — Вы нам не нужны! Вон дверь, открой ее и прыгни вниз. Ты перегружаешь летун. Ты слышала? Живо! Я приказываю!
Он уже чуял, что машина отяжелела и клонится к земле. Вес рассчитан точно, даже воды он взял всего один бурдючок. Надо было думать раньше, чем ловить летающих девиц! Но они казались невесомыми…
«Может, тяги прибавить? Нет, за борт эту приблуду! Ишь, какая — только высадилась, враз продалась мирским, изменница».
— Вы не мой господин! — закричала Хайта, припав спиной к стене. — Вы не имеете права приказывать мне! Я останусь здесь!
— Хватит верещать, прощайся с жизнью, — зарычал Касабури, хватая Хайту за рукав, но тут юница с поверхности размашисто ударила его ладонью по лицу.
Ее глаза немного свыклись с темнотой, царившей в чреве воздушной машины, и Лисси наконец стала различать кое-какие детали.
Пробуждение было головокружительным. Заснуть на дне колодца, а проснуться на вершине поднебесной башни, это бывает лишь в сказках. Она не поняла, как оно могло случиться, но вмиг уразумела, где находится. Когда батюшка катал детей на дирижабле, всех водили на верхнюю площадку. Такое чувство, словно ты на спине кита, плывущего по небу!
Хайта на своем языке говорила с парнем в белой робе, голос его становился все сердитей, а ее — все тоньше, пока вдруг парень не стал вести себя грубо, как мужлан.
Такое обращение терпеть нельзя.
— Не смей трогать девушку!
От пощечины парень в белом замер. Какой-то миг он стоял в замешательстве, потом фыркнул и толкнул обеих: Лисси в сторону, а Хайту в короткий боковой проход.
Он стоял слишком удобно, чтобы не воспользоваться советом учителя по гимнастике.
Лисси ударила его в плечо, он развернулся. Теперь прямым в грудь. Что-то хрустнуло, Лисси испугалась, но нога была уже в движении, и колено угодило парню в пах. Если платье просторное, наглец даже не поймет, куда ему метят.
— Аааа! — завыл он, согнувшись пополам.
Улучив момент, Лисси потянулась, чтобы вытащить из его кобуры странной формы оружие.
Здесь стало ясно, что Касабури серьезно упустил время и зря покинул кабину.
— Гере штабс-капитан, вижу черный летун! — выкрикнул в переговорную трубу наблюдатель. — Дистанция пять миль, высота семьдесят, направление два с половиной румба вправо.
Заря разгорелась настолько, что ее свет обозначил леса, дороги и строения на земле. Патрульный дирижабль шел на высоте в полторы мили, и обзор с его смотровых постов был превосходный.
— Полный вперед. Рули высоты на спуск. Ракетная секция — товсь! Наводить не спеша, целься верней, — распорядился командир корабля.
Все-таки облет владения Его Высочества был не напрасным!
Расчет проворно воткнул провода в ракеты, потом подвески опустили. Наводчики уже сидели, уткнувшись в свою оптику и положив ладони на рукоятки управления.
— Пуск!
В вихре газов ракеты сорвались с подвесок и понеслись, рисуя дымом длинные спирали. Когда прицел был взят, провода отделились.
Как всегда бывает, две ракеты столкнулись в воздухе и взорвались, три свистнули мимо цели, но шестая угодила летуну в корму.
До кобуры Лисси не дотянулась. Машину тряхнуло как копилку с мелочью, все повалились на пол, а за стенами проходов запищало, засвистело! Откуда-то забрызгали искры, в проход хлынула гарь.
— Госпожа!.. — Хайта с криком вскочила и кинулась на помощь графской дочке. Вскочил и парень в белом, но девчонки его больше не интересовали. Он метнулся в проход.
От боли тошнило, голова кружилась. Касабури нашел единственное, что могло его спасти: кольцо аварийной завесы. Ухватился за него и рванул вниз.
Из бортов выстрелили дымовые патроны. Черный силуэт летуна мгновенно окутался темным облаком, которое с каждой секундой расширялось. Словно исполинская медуза над землей повисла. Наводчики плевались от досады.
— Далеко не уйдет, — заметил командир. — Приготовить картечницы! Стравить газ! Высота сто мер, описывать круг по краю облака. Сигнальщику передать на землю: «Подбит летун на северном рубеже Бургона».
— Воин, что случилось? — всунулась в кабину златовласка. — Там полно дыма, все трещит! моя хозяйка задыхается!
Дым плавал и в кабине. Касабури торопливо передвигал рычаги, пытаясь удержать машину на лету, но та неумолимо шла к земле. Впереди все застилала плотная пелена, но пилоту она мало мешала. Куда меньше, чем боль в отбитом месте.
Хотелось гаркнуть: «Задохнись ты, со своей брыкучей госпожой!» Но хотя на глаза слезы наворачивались, и вовсе не от дыма, Касабури кое-как сдержался.
— Кольцо на стене, — процедил он. — На стене справа.
— Что?
— Дерни за кольцо, безмозглая!
Хайта повисла на кольце всем телом, бухнула вторая очередь патронов.
— Тащи хозяйку сюда.
— Слушаюсь!
«Раньше бы так слушалась!»
В разрывах между дымных клубов мелькнул клок просветлевшего неба.
«Пора надеть очки, — щурясь, Касабури пошарил в нагрудном кармане и похолодел. — Мои очки. Она их разбила, змеюка!»
Рука извлекла осколки.
— Хайта! — позвал он, не оглядываясь. Кашляя, обе девчонки ввалились в кабину и задышали прямо за его спиной.
— Хайта, сейчас мы упадем. Я откину фонарь, а ты выдернешь третье кольцо. Надо бежать вперед. Там, за парком, стан Гиджа. Там входы.
Надо было продолжать, а зубы сжимались от обиды, и слезы текли по лицу.
— А меня примут в стане? — глухо спросила Хайта. — Не убьют?
Он замотал головой. Глаза уже сильно резал свет.
«Неужели придется просить их о помощи? Как стыдно! Умереть легче».
— Хайта, ты видишь? Глаза не болят?
— Щиплет, — призналась девчонка.
— Это дым. А я…
«Я только что хотел скинуть ее с высоты. Она не поможет».
— …я почти ничего не вижу. Скоро совсем ослепну. Проклятое солнце. Хайта, доведи меня до Гиджи. Пожалуйста…
Она ответила не сразу:
— Да, воин. Конечно. Я постараюсь.
Еле различая землю в щели между прищуренными веками, сквозь слезы, Касабури нацелил нос летуна в просвет среди деревьев. Сшибая ветви, черная махина вошла в зеленую гущу листвы, тяжко ударилась брюхом оземь и, пропахав широкую борозду, остановилась. Колпак упал, открывая выход из кабины.
Было раннее утро в Бургонском парке. Дым завесы клубился среди деревьев, над росистой травой. Птахи начинали свои запевки, а листья поблескивали в первых лучах солнца. Стали куриться трубы кухонь и пекарен. В дворцовой капелле ударил колокол, призывая к утренней молитве. У кордегардии рожок пропел: «К разводу караулов!» Кто примкнув штыки, кто вспрыгнув в седло, синие жандармы расходились и разъезжались по аллеям, сменяя невидимую ночную стражу. Поскакал наряд к северному краю парка, где виделось дымное облако.
Пробитые ракетой батареи летуна истекали кислотой. Вскоре она проела катушки, и летун вспыхнул призрачным голубоватым огнем, пламенем цвета незрячих глаз Касабури.
Ночью Лара видела сон, похожий на явь.
Ей снилось, что она лежит в сене одна. Беззвучно поднялась крышка в каменном полу, из квадратной дыры по очереди поднялись двое мужчин, одетые в черное. Головы их были скрыты колпаками с прорезями для глаз и рта, как у монахов Тайного ордена. Высокие и сильные мужчины, в руках они держали что-то вроде больших серпов.
— Сюда вели троих, — сказал один. — Я точно видел, одна из них вылитая служанка с Ураги.
— Но здесь только одна, и это не она.
— Может быть, спряталась?
Они склонились, заглядывая под помост.
— Никого. Странно. А если ее увели жандармы?
— Сам посуди: зачем она жандармам?
— Для потехи.
— Пойдем к казармам.
— Но если и там ее нет…
— Значит, ты обознался.
Ругаясь вполголоса, мужчины сошли в подземелье, и пол вновь стал ровным.
Затем ей приснился Огонек. Она гуляла с ним в публичном городском саду, на ней были бежевые башмачки с высоким каблуком, длинное сиреневое платье с кружевной каемкой и шелковым поясом и подушечной сзади на пояснице, шляпка с бантом, белые перчатки с вырезом, а в руке кисейный зонтик. А Огонек был одет, как Удавчик, в таком же сюртуке, жилете и широкополой шляпе карточного игрока. Они кидали шары, сшибая кегли на приз, и выиграли фарфоровую куклу. На эстраде играл оркестр пожарных в начищенных касках. Лара была совершенно счастлива, когда Огонек пожимал ей руку и шептал любезности. А кукла оказалась вылитой Безуминкой. Кукла открыла глаза и сказала фарфоровыми губами:
