Василий Головачев - Война HAАRP
– Ходченковы – это где?
– Вон дом почти напротив нашего стоит, длинный такой, на два хозяина. Слева дядька Михаил живёт, справа – племянница его Дуняша.
– Так ты к нему или к ней? – ухмыльнулся Дохлый.
– Сержант, смирно! – сделал жестяное лицо Афанасий. – Нале-во! Шагом марш в дом!
Дохлый согнал с лица ухмылку, сказал «слушаюсь» – и зашагал в дом, зная крутой нрав своего командира. В былые времена за шутки можно было и наряд вне очереди схлопотать.
Подойдя к калитке той половины дома, которая принадлежала Дуне, Афанасий почувствовал, как сердце рванулось вперёд, опережая его мысли. Такого с ним раньше не случалось, и он с удивлением прислушался к своим ощущениям, вдруг осознавая, что девчонка – бывший Одуванчик – заняла в его мыслях особое место.
Кнопки звонка на калитке не было, он открыл её изнутри, дотянувшись рукой до щеколды, дошёл до двери, размышляя, не вернуться ли назад и прийти с цветами, и в это время дверь перед ним резко распахнулась. На пороге возникло прекрасное видение – ангел с сияющими глазами, одетый во что-то воздушное, лёгкое, струящееся, и голос Дуни возвестил о том, что гостя заметили:
– А я тебя в окно увидела! Привет, Афанасий Георгиевич.
– Извини, я без цветов, – пробормотал он первое, что пришло в голову.
Раздался хрустально-серебряный звон колокольчиков – Дуня засмеялась.
– Мне давно никто не дарил цветов, да это и не главное. Ты надолго к нам? А где Олег?
Солнце в небе потускнело. Показалось, что Дуня-Одуванчик ждала именно Олега, а не бравого майора спецназа.
– Я на часок, за дедом приехал, а Олег на службе, его не отпустили.
– Жаль, посидели бы вместе, почаёвничали, я вчера пышек напекла, на меду, варенье из погреба достала. Проходи, я очень рада тебя видеть.
И солнце засияло вновь. Дуня говорила то, что думала и чувствовала, прямая и естественная, как упавшая на щёку капля дождя, и в хитрости подозревать её не стоило.
– Обещаю в следующий раз приехать с подарком. У тебя когда день рождения?
– Шестого августа.
– Значит, ты львица, а львы любят мясо антилоп. Привезу тебе целую антилопу.
Снова зажурчал-зазвенел колокольчик.
– Я мяса не ем.
Засмеялся и Афанасий.
– Тогда достану бочонок мёда на пышки.
– На мёд согласна, проходи.
Через несколько минут они сидели в прохладной гостиной Дуниного дома, чистой, уютной, пронизанной запахами трав и тела девушки, пили чай, болтая обо всём, что приходило в голову.
– Если ты не ешь мяса, откуда белки для организма берёшь, молодого и растущего? – спросил Афанасий, хмелея от воображения, уносившего в такие дали, что во рту пересыхало.
– Из лесу, вестимо, – ответила Дуня, делая вид, что не замечает взглядов гостя; впрочем, вполне могло быть, что она их и в самом деле не замечала. – Грибы собираю, ягоды, перепелиные яйца, у нас огород большой, все овощи свои, так что от авитаминоза не страдаем.
– Ты ещё и огород успеваешь обрабатывать?
– Бабушка помогает, дядя Миша, да и я тоже не забываю.
– А почему здесь твоих творений мало? – обратил он внимание на отсутствие картин хозяйки.
– Потому что почти ничего не остаётся, – ответила она простодушно. – Музеи забирают, кое-что дядя продаёт, я к этому не имею отношения. Остальное в чулане хранится. А зачем ты деда увозишь?
– Он у меня изобретатель.
– Я знаю, он Вавиным какую-то хитрую чудо-печку сделал, для бани, так дядя Саша не нахвалится. Говорит: экономия бешеная и греется быстро.
– Он ещё не то может. – Афанасий прикусил язык, чтобы не рассказать Дуне о последнем изобретении деда: этот аппарат уже становился государственной тайной. – Наши русские изобретатели вообще во всём мире ценятся. Только сливки от их изобретений снимают другие. Знаешь, кто был истинным отцом радио?
– Маркони? Ещё со школы помню.
– Наш Попов осуществил первую в мире радиопередачу на два года раньше Маркони.
– Откуда ты знаешь?
– Дед рассказывал, он же радиоинженер по образованию. А кто изобрёл первый киноаппарат?
– Эти… братья… не помню фамилии.
– Люмьер?
– Да, кажется.
– Так вот, первый киноаппарат придумал харьковчанин Тимченко, и тоже за два года до Люмьеров. Про Ползунова ты знаешь, он первым создал паровую машину, вовсе не Джеймс Уатт, как нам утверждали в школе. И так почти во всех областях науки и техники.
Дуня, наблюдавшая, как гость поглощает пышки, улыбнулась.
– Ты так патриотично отстаиваешь первенство русских.
– Россиян вообще, потому что и европейский, и американский прогресс подняты нашими умами, своих у них почти нет, вот и покупают россиян, инженеров и учёных.
– Наверно, не всех покупают? Многие сами уезжают.
Афанасий поморщился.
– Есть такой факт, наше чиновничество насмерть стоит, держась за кресла, попробуй пробейся, докажи, что ты сделал открытие, полезное для народа, вот умные и бегут из России. И почти все беглецы работают на военную промышленность Запада, я статистику изучал недавно. Если что и прогрессирует, то искусство убивать людей.
Дуня тоже опечалилась.
– По телевизору иногда показывают всякие расследования, так страшно становится. Человечество – что обезьяна в болоте с дубиной в лапах, если под дубиной понимать прогресс науки и техники, а под болотом морально-нравственную деградацию. Чем выше обезьяна поднимает дубину, тем глубже погружается в болото.
Афанасий с интересом вгляделся в мерцающие глаза девушки.
– Ты тоже рассуждаешь как матёрый философ. Проще надо к этому относиться и не бояться отстаивать свою правоту. Ударили по одной щеке? Ответь по двум!
Дуная погрозила ему пальчиком.
– Я видела твои ответы, это не метод, плохих людей мордобоем не исправишь.
– Но и терпеть их издевательства тоже не метод, на шею сядут. Сроду не любил теорию непротивления злу насилием, которую исповедовал Лев Николаевич. Эта теория едва не погубила Россию в конце двадцатого века, хорошо, люди спохватились, сопротивляться стали, не то мы с тобой разговаривали бы в другой стране. Или вообще не разговаривали бы.
– Ты пессимист. А Лев Николаевич – это Толстой?
– Он, родимый, либеральное «наше всё». Сам-то жил по иным законам. Вот родители твои молодцы, жили по справедливости и спуску негодяям не давали. Я помню, как их хоронили… – Афанасий помолчал, подумав, что зря заговорил об этом, расстроил девчонку. – Кстати, а где тот, кто их сбил?
– Посадили, – грустно ответила Дуня. – Говорят, из зоны живым не вышел.
– Значит, иногда и у нас возмездие добирается до подонков.
– Разве это важно? Папу и маму уже не вернуть.
– Это правда.
Дуня встала.
– Я молока принесу.
Афанасий взялся за пышку, но отложил, погладил себя по животу.
– На сутки наелся. С собой дашь парочку?
– Конечно, хоть все бери, – обрадовалась Дуня, – я ещё напеку.
Кто-то деликатно постучал в дверь.
Девушка вспорхнула с табурета, крикнула:
– Входите.
Дверь открылась, показался страдающий от ложного смущения Дохлый, приложил руку к груди.
– Извините, ради бога, здрасьте. Командир, выйди срочно, дело есть.
– Я сейчас, – поднялся Афанасий. – Молочка всё же выпью, холодненького.
Оба вышли на улицу.
– Что у тебя?
– К твоему деду полиция приехала.
Только теперь Афанасий заметил стоящий у дома Геннадия Терентьевича бело-синий джипчик «Нива Рено». Странно, что он не услышал, как джип подъехал.
Первая мысль была: приехал кто-нибудь из давних знакомых старика, которых у него было много…
Но я не слышал о знакомых полицейских, возразил Афанасий сам себе.
Дед попросил полицию об охране…
Он бы уже признался, да и для вызова охраны не обязательно связываться с полицией, есть частные охранные конторы.
Кто-то пожаловался на старика…
Но он ни с кем никогда не ссорился, соблюдая заветы добрососедства и мира.
Может, кто-то прослышал про последнее его изобретение?
– Номера чьи?
– Джипчик захудалый, как видишь, а номера костромские.
Сердце сжала лапа тревоги.
– Пошли. – Афанасий обернулся к выскочившей на крыльцо Дуне. – Я вернусь через пять минут, поговорю только.
Девушка кивнула, потом посмотрела на «Ниву», и глаза её стали тревожными.
– Буду ждать.
У джипа прохлаждались два рослых полицейских сержанта, один узколицый, морщинистый, несмотря на явную молодость, второй раздобрел явно не на казённых харчах, у него было лоснящееся круглое лицо и мощный живот. Оба уставились на майора и его спутника, пересекавших улицу и по-хозяйски подошедших к калитке.
– Эй, граждане, вы куда?
– Домой, – простецки ответил Афанасий. – А вы кто и откуда будете?
Полицейские обменялись взглядами. Узколицый взялся за приклад пистолета-пулемёта «Вал», висевшего у него через плечо на ремне.
– Тыловое обеспечение.
– Не знал, что мы живём за линией фронта. – Афанасий покосился на эмблему внутренних войск на предплечье пузана. – А с виду вы обыкновенные мусора внутренней службы. Сеня, поговори с братишками.
