Владимир Трапезников - Агент космического сыска
— Завтра! Обо всем завтра…
Но она была неумолима.
— Сядь. И послушай. Все, что изучал Фрос, я проанализировать не успела, да, наверное, и не смогла б. Но что мне близко, вопросы математики, рассмотрела. И вот: просматривается четкая система! Сначала идут фундаментальные основы, потом он углубился в частности практически во всех областях. Не похоже на сумасшедшего…
— Да? — я встрепенулся. — Что ж, давай анализировать… Только, думаю, лучше обратиться к отцу. Попросим подключить экспертов. Пусть разберутся, что означает этот список. Если он еще не спит, отдам ему сейчас. Все?
Рика не ответила.
— Что ж, продолжаем работать, — сказал я. — С утра постараюсь разобраться с прибором, которым на меня воздействовали… И еще одно дело. Завтра прибывает Тиман Лори Гвич, участник той же экспедиции. Надо за ним присмотреть: мало ли что! Сам, боюсь, не успею: лайнер в полдень.
— Сделаю, — пообещала Рика и поднялась.
— Теперь спать?
— Да. Спокойной ночи, — она пошла к двери. — До завтра.
— Ты куда?
— Домой, — бросила она через плечо и скрылась.
«Может, так и к лучшему», — я поплелся к себе.
Отец еще работал. Увидев меня, что-то хотел сказать, но я лишь мотнул головой:
— Завтра.
Вручил ему листы с заказами Фроса. Более или менее связно объяснил, что мне нужно.
Наконец, рухнул на постель.
Сумасшедший день кончился…
XVI
Будто и не спал я вовсе. Казалось, только закрыл глаза, как что-то вновь заставило их открыть. А вот что? Сознание включалось неохотно.
Давно уже рассвело. В окно врывались лучи солнца. Рядом стоял отец и тряс мое плечо:
— Вставай, сыщик. Работу проспишь!
Сев рывком на постели, я посмотрел на часы. Без чего-то семь. Тут же улегся вновь, отвернувшись к стенке. Пробормотал:
— Пораньше не мог?… Какая работа, пап? У меня каникулы…
— Поднимайся, говорю, — не отставал он. — Через час я улетаю, не увидимся до вечера.
— Ну и что?…
— Все, о чем ты меня просил, я сделал.
Наконец до меня дошло: отец хочет сообщить нечто важное. Будто пружина подбросила.
— Сейчас! — я побежал умываться.
Отец ждал меня в кабинете, устроившись у компьютера. По всему видно, эту ночь он провел без сна: усталое лицо, глаза покраснели… Но одновременно чувствовалось в нем какое-то внутреннее возбуждение. Едва я появился на пороге, он указал на стул рядом.
— Я изучил материалы Вэла. Жаль, не сделал этого раньше. Ты оказался прав: речь идет о Терфе… — отец помолчал, повернулся к экрану. — Вот, смотри.
Появилась какая-то длинная формула.
— Что это? — уставился я на неведомую запись.
— И не пытайся вспомнить — такого ты не проходил в Академии, — отец усмехнулся. — Да и не только ты… Это последнее открытие Андерса Вэла, уравнение взаимодействия гравитационного и биополей. Я не привожу математические выкладки, они довольно сложны, но поверь — этот вывод строго обоснован.
— Хорошо, но при чем здесь Трефа? Какая связь?
— Вэл полагает… полагал, — поправился отец, — самая прямая. Видишь ли, характер поражения участников последней экспедиции напоминал по последствиям удар биополем. Знаешь, наверное, что у наших медиков есть специальные генераторы биополя? Их в особых случаях используют для лечения различных расстройств организма, в частности — психики. Можно, например, избавить человека от какой-нибудь мании, заставить забыть навязчивую идею… Словом, тут был похожий случай, только воздействие, приведшее к потере рассудка, должно было быть во много раз сильней. Но мы отбросили такую возможность.
— Почему?
— Большая часть пострадавших находилась внутри Станции, а ее стены непроницаемы для биоволн, впрочем, как и для других видов излучения.
— А если допустить удар изнутри Станции?
— Не перебивай! У меня мало времени и некогда отвечать на глупые вопросы. Подумай сам, как же в таком случае в то же самое время это воздействие поразило и пятого участника экспедиции, который находился за несколько десятков километров?
— Правда. Извини…
— Так вот, мы эту идею отбросили. Но ничего другого придумать не смогли. Исследования после закрытия Терфы как-то сами собой прекратились… Однако оказалось, что с этим не смирились сами пострадавшие. И в первую очередь Лиман Фрос.
— Фрос?! Откуда ты знаешь?
— Из сообщения Вэла. Со мной Лиман не делился… А именно он продолжал развивать идею биоудара. И небезуспешно. Я говорил тебе, что врачом в экспедиции была Любава Воря, едва ли не лучший специалист психолог-психиатр в Службе колонизации. Они напару рассчитали параметры этого поля и построили модель воздействия на психику. На этом этапе Фрос и обратился к Вэлу. Андерс сам говорит, что поначалу несерьезно отнесся к изысканиям Лимана. По той же причине, что и все: как поле проникло внутрь Станции? И вот тут Фрос выдвинул идею, которая по нынешним представлениям невероятна: да, Станция защищает от всех полей, кроме одного — гравитационного. Лишь оно проникает внутрь беспрепятственно. И, если его определенным образом промодулировать, вступает во взаимодействие с биополем. При этом у человека возможен сдвиг основных линий биоспектра, что, скажем, может привести к потере рассудка. После снятия гравитационного воздействия, биополе некоторое время находится в возбужденном состоянии, основные линии испытывают микроколебания около своего основного положения, недоступные регистрации нашими приборами, что проявляется у человека в виде психического расстройства. Наконец, эти колебания затухают — наступает выздоровление.
— А что, — наивно спросил я, — взаимодействие биополя с гравитационным считается невозможным?
— По крайней мере до сих пор экспериментальных подтверждений не было. И вряд ли Андерс взялся бы за работу, если бы Фрос не описал примерный характер модуляций. Вэл сам говорит, что занялся этим на досуге, чуть ли не в шутку, скорее из желания доказать Лиману принципиальую невозможность подобного; собираясь убедить, что теория поля — область не для дилетантов. Действительно, Фрос — биохимик. Откуда ему глубоко знать этот предмет? А видишь, чем кончилось?! — отец кивнул на уравнение.
Я молчал.
— Это еще не все, — продолжал он. — Андерс и Лиман изучили гравиметрические данные за все время освоения Терфы. Действительно, в момент происшествия с экспедицией приборы зарегистрировали некое слабое возмущение гравитационного поля планеты. Кроме того, случаи расстройства психики, правда, куда более краткие, наблюдались и у некоторых участников прошлых экспедиций. Оказалось, что и они совпадали по времени с возмущениями.
— Да, но тогда по одному, а здесь вся группа… Что, по-твоему, это значит?
— Не знаю… Сам Андерс полагал, что это РАЗУМНОЕ действие, направленное на изгнание людей с планеты. Или попытка контакта.
— Контакт?! Но с кем? У Вэла были какие-нибудь гипотезы?
— Гипотезы?… — отец неопределенно качнул головой. — Видишь ли, Вет, почти всегда, когда ученый излагает свои взгляды в виде гипотезы, для себя он уже все решил. Уверен в своей правоте… Особенно ученый такого масштаба, как Андерс… Непонятно только, почему Фрос, столь продвинувший исследования, не допускал возможности разумного воздействия, довольно беспомощно пытался объяснить модуляции гравитационного поля естественными причинами. Будто вдруг поглупел. Ведь аргументы Вэла очень весомы… Теперь не спросишь…
Вроде отец обращался ко мне, но одновременно, казалось погружен в свои мысли.
— Пап, непонятно… — робко произнес я.
— Да, прости… Вэл указывает носителя разума. БОЛЬШАЯ КАМЕННАЯ ГРЯДА — вот кто, по его мнению, хозяин Терфы.
— Гряда?! Камни?!
— Именно так. Как бы невероятно это ни казалось! Я тебе рассказывал о непонятных явлениях, которые имели место вблизи нее. О спорах планетологов, относительно ее происхождения. Цепь высоких однородных скал, опоясывающая почти точно меридиану от полюса к полюсу всю планету. Практически не подверженная эрозии в инертной атмосфере. Ни одной гравитационной аномалии на всем протяжении. Хотя в целом на Терфе их немало. Отсутствие аномалий и заинтересовало Вэла. Смотри, — отец опять повернулся к экрану, — вот гравиметрическая карта, составленная им. Красным выделены зоны таких аномалий. Самое интересное: гряда всегда их огибает, следуя точно по границе. Пересекает лишь однажды, — он указал на большое красное пятно в южном полушарии. — И удивительно! Справа и слева сила тяжести несколько выше, а на самой гряде остается неизменной. Можно, конечно, попытаться объяснить все это естественными тектоническими процессами. Гравитационные аномалии расположены обычно там, где кора планеты сложена из наиболее твердых пород. Поэтому при образовании гряды разлом проходил по границам таких областей. А вот здесь, — отец вновь указал на обширное красное пятно, рассеченное грядой, — отклонение от общего направления было бы весьма значительным, поэтому и устояли твердые породы. Все это правдоподобно. Неясно лишь, почему столь грандиозный катаклизм, по существу расколовший Терфу надвое, практически никак не отразился на остальной поверхности планеты. Преобладают-то равнинные ландшафты! И еще один непонятный момент: сила тяжести на гряде всюду одинакова — и на полюсах, и на экваторе. Хоть планета и вращается вокруг оси быстрее, чем Земля, где-то различие вполне поддается регистрации. Так что в целом гряда очень похожа на искусственное образование. После тщательного анализа Вэл уверовал, что она — форма организации разума, постигшего такие тайны гравитации, которые нам, людям, и не снились. А может, это результат эволюции цивилизации Терфы, которая в прошлом, не исключено, была биологической. Во всяком случае иначе откуда она знакома с биополем? Все это, конечно, если разделять выводы Андерса Вэла. Словом, он считал, что гряда — коллективный разум, который создал в масштабах планеты идеальные условия для своего практически вечного существования. И вот пришли мы. Стали насыщать атмосферу кислородом. Для хозяина планеты возникла реальная угроза гибели от этого окислителя. И он постарался изгнать, а может, хотел объясниться… Впрочем, что мы знаем? Возможен ли вообще какой-либо контакт между столь разными цивилизациями? Однако Андерс считал чуть ли не преступным легкомыслием просто закрыть планету и обо всем забыть. «Последствия воздействия на людей могут проявиться самым непредсказуемым образом… С величайшими предосторожностями надо продолжить исследования, естественно, прекратив все работы по освоению Терфы». — Вот что он мне сказал на прощание.
