Василий Орехов - Зона поражения
От удаляющегося от нас «Скай фокса» внезапно отделилась черная точка, которая, оставляя в небе неровный дымный след, устремилась к вертолету ноль двадцать один, совершавшему маневр над холмами.
О как! Они что, совсем с ума посходили?! Хотел бы я знать, что тут на самом деле творится! Похоже, Акулья Пасть сбил своего товарища, с которым только что садил по кому-то на земле ракетами. Сбил не случайно, а вполне целенаправленно, в упор, – вон как наш четырнадцатый переполошился. Любопытно было бы послушать, какой у них сейчас происходит радиообмен… Впрочем, судя по разворачивающимся событиям, ничего утешительного четырнадцатый от двадцать первого в эфире не слышит.
Из корпуса атакованного «фокса» в разных направлениях вывалились несколько темных предметов, которые с такого расстояния выглядели крошечными бесформенными пятнышками. На мгновение они зависли в воздухе, а затем внезапно с ускорением рванулись в разные стороны от вертолета, оставляя за собой петляющие белые трассы. Акулья Пасть круто ушел на вираж, а обманутая ложными целями ракета отклонилась от верного курса и направилась за одной из тепловых ловушек. Мне показалось, что вспухшее на ее месте огненное облако лизнуло обшивку двадцать первого «фокса», однако особого вреда боевой машине это, судя по всему, не причинило.
Почти без перерыва двадцать первый атаковал сам. Он ударил сразу с двух плоскостей. Две ракеты одна за другой ушли в сторону противника с оглушительным шипением, которое отразилось от холмов и прогромыхало где-то у горизонта. Я решил, что нашему обидчику хана, однако и этот удар не достиг цели. Одна ракета просто-напросто заблудилась, уклонилась в сторону и взорвалась высоко над холмами, превратившись в огромную пылающую медузу. Не знаю, сделал ли что-либо для этого пилот четырнадцатого или ему просто повезло. Вторую же ракету он довольно легко пропустил под собой, совершив несложный маневр, и она самоликвидировалась вдали, не найдя цели.
Однако! Говорила мне мама – не пей на ночь столько водки, козленочком станешь.
Между тем противники, сблизившись на достаточное расстояние, пустили в ход пулеметы. Понемногу удалившись от меня к холмам, сражающиеся «Скай фоксы» теперь выглядели двумя выясняющими отношения гигантскими осами. Еще одна ракета впустую разорвалась над Периметром, осыпав полосу отчуждения крупными осколками. Потом что-то там у них произошло – я не большой специалист в тактике ведения воздушного боя и не смог по достоинству оценить все произведенные противниками маневры, но двадцать первый вдруг сел нашему обидчику на хвост и погнал его над холмами. Они стремительно пронеслись в небе, словно скованные одной цепью. Я так и не понял, что случилось потом – раздался странный скрежет, оглушительный треск, и вместо четырнадцатого в вышине внезапно возник разворачивающийся огненный шар, от которого оторвался и взмыл ввысь внушительный клуб черного дыма. Охваченный пламенем корпус и исковерканные куски винтокрылой машины, лениво вращаясь, устремились к земле. Я молча смотрел на них, не в силах поверить собственным глазам.
Ущипните меня кто-нибудь, да побольнее.
Акулья Пасть, только что удачно заваливший двух своих коллег, описал над лесом широкую дугу и устремился к горизонту, в направлении, противоположном аэродрому миротворческих сил в Чернобыле-5. За считаные секунды он превратился в точку и исчез из глаз.
Вот это да! Какую же это траву курят военные пилоты, чтобы прямо на боевом вылете начать мочить друг друга из всех имеющихся под рукой орудий?..
Я вернулся к своим туристам. Молниеносный воздушный бой занял всего пару минут, поэтому туристы до сих пор еще благоразумно не выползли из своих укрытий.
– Что там? – поинтересовался Мартин Донахью, показавшись из-под огромной поваленной ели.
– Полный порядок, – заверил я его. – Вертолеты нас больше не побеспокоят. Вперед!
У меня было только одно объяснение странному поведению Акульей Пасти – воздействие контролера. Но контролер в карантинной полосе – совершенно невозможно. Ни один контролер никогда даже на пару километров не приблизится к первой линии обороны, трепетно оберегая себя, любимого, от малейшей угрозы своему драгоценному здоровью. Впрочем, когда-то я так же искренне полагал, что контролеру не под силу удерживать в подчинении целый клан сталкеров…
Мы совершили еще один отчаянный марш-бросок – через полосу отчуждения, через высокие заросли камыша по колено в ржавой воде, через бывшую пашню, за прошедшие десятилетия превратившуюся в дикий луг, через заброшенную деревеньку с покосившимися, полусгнившими, почерневшими хатами. Холмы с двумя догорающими винтокрылыми машинами я постарался обогнуть на почтительном расстоянии – мало ли что.
В деревне под одним из перекошенных заборов валялись свежие консервные банки – наверняка мародеры перекусывали, сталкеры стараются не оставлять откровенных следов так близко от военных. Мародерам же по барабану – они птицы перелетные, все время в движении, сегодня здесь, завтра там, сегодня подстрелили возвращавшегося с хабаром честного бродягу, завтра сами получили честную пулю в голову. Романтика, блин.
Брат, встретишь мародера – не убивай его. Он мой.
Впереди, над лесом, перемещалось и бурлило безумное небо Зоны. Такое ощущение, что многие физические законы после второй чернобыльской катастрофы сошли с ума не только на огражденной Периметром территории, но и высоко над ней. Независимо от погоды в окрестностях над Зоной все время сталкивались и боролись облачные фронты, часто шел дождь, временами наблюдалось северное сияние, ложные солнца и другие атмосферные феномены, нехарактерные для наших широт. Постоянно изменяющееся, все время перетекающее с места на место небо здесь напоминало картину сюрреалиста – угрюмую и зловещую, но невероятно красивую.
– Сталкер, ты можешь нам объяснить, наконец, что происходит? – не выдержал Стеценко, когда я, решив наконец пощадить туристов, объявил пятиминутную передышку под забором.
– Все в порядке, – проронил я. – Мы уже почти в Зоне.
Не лез бы ты со своими дурацкими вопросами, Андрюша. Я и так ни черта не понимаю. А когда я ни черта не понимаю, у меня от напряжения начинает болеть мозжечок. А когда у меня от напряжения болит мозжечок, я с трудом переношу внезапную стрельбу, коварных мутантов и назойливых дилетантов.
– И вас что, каждый раз так встречают? – настаивал Андрюша. – Ты обещал, что мы просочимся через Периметр без проблем!
– Значит, не судьба, – терпеливо пояснил я. – На всякий случай напоминаю, что мы пытаемся прорваться в зону ведения боевых действий, границы которой контролируются международными силами безопасности и доступ в которую строго запрещен. Я вас предупреждал, что мы запросто можем попасть в переделку.
– Не разумнее ли вернуться, босс? – поинтересовался Стеценко.
– Не разумнее. – Я ткнул большим пальцем за спину. – Вон там какие-то кретины только что расстреляли армейский патруль и уничтожили два вертолета. А военным почему-то страшно не нравится, когда убивают их товарищей. Как раз к тому времени, как мы вернемся ко второй линии, солдат там будет, как муравьев. Думаю, нам обрадуются…
Стеценко хмыкнул и, сев на корточки, привалился рюкзаком к почерневшему от времени забору.
Будь ты отмычкой, Андрюша, я бы тебе уже давно продемонстрировал, кто здесь главный медведь в берлоге. Давать ведущему на маршруте ценные советы строго, строго воспрещается.
Теперь Галлахер.
– Сэм!
Массивный американец поднял голову и угрюмо посмотрел на меня из-под полей своей техасской шляпы. Ладно, ты уже свое на сегодня получил, обойдемся с тобой предельно мягко.
– В следующий раз, когда надумаешь сбить вертолет из подствольника, я прострелю тебе обе ноги, ублюдок. Переведи ему, Миша.
На Мишу было жалко смотреть, кроссы по пересеченной местности явно не были его стихией. Однако он покорно перевел требуемое, не пропустив даже «бастарда». Сэм виновато поднял обе руки и потряс головой.
– Всех касается, – произнес я. – Отдохнули? Вперед!
Между первой и второй – перерывчик небольшой. В смысле, между первой и второй линией обороны Периметра – карантинная полоса шириной в три километра. Вторую линию обороны вслед за основной, уже на чистой территории, стали оборудовать после того, как Зона после некоторых выбросов несколько раз неожиданно расползалась, словно раковая опухоль, на километр-другой, поглощая первую линию вместе с оборонительными укреплениями, которые, естественно, приходилось бросать. Кроме того, что вторую линию при необходимости можно было довольно оперативно надстроить и превратить в первую, она также служила неплохим шлагбаумом для стремящихся в Зону авантюристов, уголовников, бомжей и просто придурков, число которых за последние годы стало просто угрожающим. Существовала также и третья линия – далеко у нас за спиной, километрах в десяти от Чернобыля-4 в сторону Киева. Она представляла собой цепь блокпостов, комендатур и КПП на дорогах. Там отсекался основной поток случайных туристов и любопытствующих. Чернобыль-4, который в начале XXI века был выстроен как военный городок, да и сейчас оставался закрытым объектом, располагался как раз между второй и третьей линиями, что делало его отличным плацдармом для вольных бродяг, именуемых сталкерами.
