Закон оружия - Дмитрий Олегович Силлов
Первый выстрелить не успел – Васькина стрела вышибла его из седла.
Второму повезло больше. И прежде, чем умереть, он успел увидеть, что его выстрел пропал не напрасно.
Васька стиснул зубы. Пройдя сквозь кольцо байданы, ордынская стрела воткнулась в бок. Застонало тело – захотелось скорчиться, обнять в ладонях нестерпимую боль и баюкать ее, утихомиривая, оберегая от лишнего движения. Но Васька справился с собой и, выпрямившись, вновь изготовил лук к стрельбе. Не время себя жалеть, когда два важных дела еще не сделаны.
Голос скомороха вновь зазвенел, набирая силу, доносясь, кажется, до самого неба.
– И хлебнула орда не хмельных медов,
Не росой поутру умылася,
Полной мерой влила рать поганая
В пасть нечистую русской кровушки…
…На этот раз их было трое – больше зараз просто не вмещала ширина улицы. А еще им требовалось время для того, чтоб повернуть коней, норовящих с ходу слететь с деревянной мостовой прямо в непролазную грязищу.
Ордынцам, с малолетства приученным к коню, редко требуются поводья. Коленями они управляют конем не хуже – особенно при стрельбе. Однако для резкого поворота без поводьев все же не обойтись.
Рвануть повод, а после вскинуть лук – времени требуется немного.
Но все же требуется…
Один из ордынцев, судя по доспехам, богатый нойон, едва вылетев из-за забора, сразу же поймал стрелу окольчуженным воротником. Наконечник не пробил дорогих доспехов, лишь перебил дыхание и опрокинул всадника навзничь. Ноги из роскошных стремян нойон выдернуть не успел, как и не успел оправиться от неожиданного удара. Зато подкованые серебром задние копыта невысокого степного коня вполне успели несколько раз со всей силы долбануть по золоченому шлему, превратив в кашу его содержимое.
Двое других ордынцев выстрелили одновременно. От одной стрелы Васька увернулся. Вторая порвала жилу на незащищенной шее.
Кровь обильно плеснула на байдану. Скоморох улыбнулся и рванул тетиву. Пытаться остановить кровь времени не было – да и не остановишь ее. Все равно что ладонью воду в Жиздре по весне прудить.
Теперь бы только успеть…
Последний ордынец несся на Ваську, занося для броска легкое метательное копье. То копье вместе с рукой и состригла с плеча стрела-срезень с широким, похожим на топор наконечником. Всадник страшно закричал и согнулся в седле, ловя ладонью кровяной поток, хлынувший из обрубка.
А из-за поворота уже вылетали новые всадники.
Васька положил лук на прилавок. Более стрелять сил не было. Да и толку от той стрельбы получилось бы немного. И так уже бурой кисельной рекой расплывалась перед глазами дорога, и смазанные фигуры скачущих всадников казались утонувшими в том густом киселе.
Он вздохнул полной грудью, отгоняя дурноту. Боль резанула бок – но это было уже неважно. Последние строки былины полетели навстречу приближающимся кешиктенам…
– Только кровью той захлебнулася
И легла в чистом поле пьяная,
Смертну чашу до дна осушившая,
Вечным сном у стен Злого Города…
Ордынцы больше не метали стрел. Убийца сына темника не заслужил легкой смерти. Таких медленно режут на полосы, а после прижигают раны горящей головней, чтобы преступник много часов, а если повезет, и дней своими муками выглаживал дорогу убитому к небесному престолу Тэнгре. Они не видели ручейка крови, слабеющими толчками вытекавшего из шеи урусского стрелка, – тот стоял к ним боком.
Уже с другого конца площади забегали в склады кешиктены, нашедшие другой, менее опасный путь, уже кричали они радостно при виде мешков с овсом и пшеницей, бочонков с соленьями и копченых окороков, свисавших с потолочных балок, тянущихся от стены до стены. Уже успели они и подивиться – к чему бы урусам в продуктовые склады стаскивать кучи просмоленной пакли и прошлогодней соломы? – когда Васька, пав на колени, сгреб в ладони горящие угли костра и бросил их на жгут, добротно вымоченный в черной, вонючей жидкости, которую привез с собой из далеких земель в плотно запечатанном кувшине купец Рашид.
Жгут, протянутый до угла ближайшего склада и уходящий под нижний венец, вспыхнул тут же – и побежал по нему огонек, словно шустрый солнечный зайчик, вдруг подросший до взрослого русака.
Васька улыбнулся чему-то, видимому уже только ему, и медленно завалился на бок. Подлетевший всадник занес было шестопер – ошело́мить уруса – и с досадой швырнул оружие обратно в кожаный чехол, пристегнутый к поясу. Умудренный воинским опытом кешиктен знал, что подобная счастливая улыбка может быть на этой земле лишь у мертвого, душа которого сейчас легко восходит по звездному пути, выполнив свое земное предназначение.
А потом он услышел рев. Громкий и страшный, заглушающий людские крики, полные невыносимой муки. Это ревело пламя, пожирающее городской склад.
В считаные мгновения огненный смерч охватил и второе здание склада. Ордынские воины выбегали из дверей, пытаясь стряхнуть с себя жадные языки пламени, падали на землю и катались по ней, воя от боли и бессильной ярости. Но вставали с земли немногие. Большинство осталось лежать в грязи черными кучами паленой плоти. И никто бы не смог разглядеть на искаженных предсмертной мукой лицах степняков даже подобия безмятежной улыбки…
Хуса был готов выть от досады. Кроме пары лыковых лаптей, берестяного косника[175], утыканного дешевыми бусами, да разрисованной углем тряпичной куклы в его мешке больше ничего не было. Пока он препирался с этим молодым выскочкой, да сожрут мангусы его печень и кишки, более удачливые растащили все ценное, что было в городе. И ради чего, спрашивается, шел он в этот поход? Какая девушка пойдет теперь за безухого и одноглазого урода с бесславным шрамом от плети через все лицо. И даже подумать страшно – от чьей плети! Как теперь показаться на людях с такой наградой от самого Субэдэ?
Оооо!!!
Только сейчас Хуса до конца осознал, в какую яму угодил копытом конь его судьбы. Так осознал, что прямо посреди улицы шлепнулся на кровавое пятно, что так и присохло к штанам намертво, и, обхватив руками голову, застонал, покачиваясь, словно одержимый духом безумия. Остекленевшие глаза бывшего кешиктена смотрели в одну точку.
На ворота.
На запертые урусские ворота.
Которые до сих пор почему-то никто не попытался взломать!
Вмиг прекратив стонать, Хуса вскочил на ноги. Он, участвовавший во взятии многих городов, знал, что это за ворота. Как и то, что за ними должно скрываться!
Детинец – крепость внутри крепости – всегда охраняли
