Александр Иванин - Живые в Эпоху мёртвых. Старик

Она шагала плавно, как будто плыла. Белое платье светилось в ярких солнечных лучах. Она улыбалась. Волосы она распустила именно так, как он любил. Ее красивые волосы цвета гречишного меда. Сейчас они пахли по-летнему.

— Миленькая моя, как же я тебя ждал.

— Рано ты ко мне собрался, — улыбнулась она. — Не заслужил еще.

— Да как же это — не заслужил? Чем провинился? Чего не сделал?

— Вставай!!! Поднимайся! Буди всех!

Свет померк. Софьюшка начала таять как туман. Вокруг оставался только ее голос.

— Проснись же ты, старая развалина! Людей спасай!

Старик окончательно проснулся уже сидя. Сердце бешено колотилось. Он слышал ее голос. Только бы она не кричала.

Внезапно в голову ударила мысль, напугавшая его до боли в животе: «ЗАМОК! МАГНИТНЫЙ ЗАМОК! ЭЛЕКТРИЧЕСТВА НЕТ! ЗАМОК НЕ РАБОТАЕТ!»

— Замок не работает, — машинально повторил он.

От этого стало еще страшнее. Нижняя челюсть старика часто затряслась. Зубы щелкнули, он чуть не прикусил язык.

Дед рванулся и зажал ладонью рот храпящему Казаряну. Тот испуганно дернулся и попытался убрать руку старика.

— Мертвые.

Этого хватило, чтобы Казарян мгновенно замер, ухватив деда за руки.

Адвоката слышно не было. Из-за стола доносилось сладкое тихое сопение влюбленной парочки. Умаялись, бедолаги.

Из подъезда доносились шаги. Разные шаги. Их было много. Дед еще позавчера выкрутил болтики из доводчика двери, да так и не вкрутил. Без электричества магнитный замок превращался в бесполезную железяку. ДВЕРИ БЫЛИ ОТКРЫТЫ!!!

Старик прошептал Тамику:

— Я бужу адвоката. Разбудите молодежь.

Старик этого не увидел, а скорее почувствовал: армянин кивнул. Адвокат спал чутко. Ему хватило того же одного слова: «Мертвые».

С влюбленной парочкой возникла заминка. Они проснулись сразу, но долго не могли найти своей одежды — всю раскидали по полу. Не к добру это было. Они шумели. Не так громко, но шумели.

Из-за двери донесся звон разбитого стекла. Старик кинулся к двери и нащупал на ней замок. К великому счастью, металлический засов под замком был задвинут. Он повернул несколько раз маховик, задвинув ригель замка в пропиленное гнездо. Теперь можно было выдохнуть спокойно.

Тем временем адвокат распахнул тяжелые толстые шторы на окнах. Появился хоть какой-то свет. Фонари на улице не работали, зато ярко светила луна. Зачем они сожгли все свечи? И смешно сказать — сожгли ради удовольствия. Приятный ужин, понимаешь.

Люди собрались вокруг стола. Страх каждого ощущался физически. Не обязательно было даже видеть друг друга. На что им можно надеяться? Бежать? Но куда и на чем!

На фоне тусклого лунного света появился силуэт адвоката. Он крадущимися шажками подошел к окну.

С другой стороны окна туда же ударилось мертвое тело, полетели стекла, и в помещении показалась рука голодного мертвеца. Адвокат едва успел упасть на пол. Отскочить от резкого движения мертвяка было нереально. Все впали в оцепенение, ожидая, что будет дальше. Холодный весенний воздух, наполненный смрадом гниющих трупов и какой-то химией, ворвался в салон магии мадам Ядвиги.

В узкое окно, затянутое гнутой решеткой, лезли покойники. Они скрежетали зубами и скулили. Стук голов о металлические прутья пугал до колик в животе. А что будет, если решетка не выдержит? Даже думать об этом было страшно. Адвокат полз на спине от окна, отталкиваясь пятками и локтями. Казарян вышел вперед и поднял адвоката за шиворот с пола. Проходя мимо старика с адвокатом, армянин шепнул Ефимычу на ухо:

— Пойдемте прятаться за стол, дедушка.

Голос у него был на удивление спокойным. Старик на ощупь пробрался вслед за толстяком. Они впятером устроились за столом, сидя на матрасе. Окна не было видно, только жуткие звуки рвущихся к ним умертвий говорили о том, что успокаиваться еще рано.

Старик оказался рядом с влюбленными, Кирилл и Валя сидели крепко обнявшись. Периодически слышались тихие поцелуи. Как раз под стариком было мокрое пятно на матрасе.

«Энурез, что ли, у них?» — подумал старик, но вслух ничего не сказал.

Глава 5

Кызя

Он сам не понимал — неудачник он по жизни или нет. Жизнь у него складывалась не хуже, чем у других, да и жил вполне неплохо, страшных ударов судьбы не испытывал, но постоянные мелкие неприятности преследовали его, слетаясь на несчастную голову Кызи как мухи на мед. Непонятное прозвище «Кызя» привязалось к нему еще в школе и упорно шагало с ним рука об руку по всей жизни. Он не обижался, да и само слово было необидным, скорее непонятным. Он даже не помнил, с чего это началось.

Судьба его была предрешена еще с пеленок. Кызю угораздило быть единственным продолжателем рода потомственных разведчиков и чекистов. Его прапрадед был тайным информатором охранки. Прадеда по комсомольской путевке отправили в молодое революционное ЧК еще в двадцатом году прошлого века. Дед получил звание Героя Советского Союза в годы войны. Отец Кызи был недосягаемой величиной, легендарным сотрудником службы внешней разведки.

Родился и рос Кызя в одной из стран Ближнего Востока и вернулся оттуда только в одиннадцатилетнем возрасте. Первоначальная эйфория от возвращения на Родину предков, про которую столько всего рассказывали, обернулась сначала удивлением, а потом полным разочарованием. Он не мог здесь жить. Здесь все было другим. Все не так, как он привык. На Родине было просто ужасно. В школе он учился вполне успешно, умом Господь его не обделил, но и выдающихся успехов в учебе не наблюдалось. Школу он ненавидел. И дело было совсем не в учебе или учителях, да и на роль травимого всеми аутсайдера он не подходил совершенно — Кызя вполне успешно мог за себя постоять. Но в школе он был чужим. Его сверстники жили по-другому. Он не понимал одноклассников, а одноклассники не понимали его. Языкового барьера между ними не имелось. От легкого восточного акцента он избавился относительно быстро. Конечно, привык со временем и влился в общую массу, но ему хотелось вернуться обратно в раннее детство, в ту жаркую и пыльную страну. На Родине у него появился один-единственный друг — мальчик из соседнего подъезда на два года младше Кызи.

После окончания школы он с помощью влиятельных друзей отца поступил в МГИМО. В недалеком будущем уже маячила дипломатическая карьера с разведывательным уклоном, и все шло нормально. Он даже нашел свое счастье. Счастье оказалось симпатичной абитуриенткой, заблудившейся в недрах альма-матер. Тем жарким изматывающим летом он был вынужден сдавать хвосты: несмотря на то что еще в детстве освоил фарси и еще пару восточных языков, да и на английском общался свободно, все, что касалось грамматики и тонкого искусства письменной речи, ему давалось с большим трудом.