Закон Выброса - Силлов Дмитрий Олегович sillov
А потом еще раз.
И еще…
На пятый или шестой раз у меня получилось приподняться и, зацепившись трясущимися пальцами за край автоклава, вытащить из него непослушное тело, по степени функционала недалеко ушедшее от мешка с навозом.
Однако извлечение моей тушки из стеклянного гроба произошло не совсем по плану. Ноги, на которые я так рассчитывал, подкосились в самый ответственный момент, и я со всего маху рухнул на пол, отделанный мраморной плиткой.
Шлепок получился эпичный – я чувствительно приложился спиной и задницей, упав с метровой высоты. Хорошо хоть тело не забыло, чему его учили, и я рефлекторно прижал подбородок к груди, спасая затылок от удара.
Спас.
Но на этом мои силы закончились, и я растекся на полу, наверняка похожий на ту серую кляксу, которая непонятно с какой радости решила вытащить меня из автоклава.
Правда, быстро стало понятно с какой.
– Как я вижу, вы решили позагорать, Иван Николаевич, – раздался откуда-то сверху смутно знакомый голос. – В этом случае вынужден вас огорчить – это не самое лучшее место для подобного времяпровождения.
Силы на то, чтобы повернуть голову, у меня еще остались, что я и сделал. И сразу же память услужливо преподнесла мне довольно неприятное осознание того, где я нахожусь. Ну да, если нагромождение всяких-разных приборов типично для подземных лабораторий Зоны, то вот эта колонна с живым говорящим бюстом на ней может быть только в одном месте.
– Поздравляю с возвратом из царства Морфея в реальный мир, – сказал профессор Кречетов – вернее, та его часть, которая от него осталась. – Уже не помню, на «ты» мы с вами или на «вы», но сегодня предпочту быть вежливым – когда тебе «тыкает» четверть человека, это, на мой взгляд, выглядит немного глупо.
Ученый засмеялся, правда, смех у него получился невеселый. И его можно было понять – я б, наверно, с ума сошел на его месте.
– Понимаю, что вы после столь длительного заключения в автоклаве чувствуете себя не очень хорошо, – отсмеявшись, продолжил профессор. – Но у нас крайне мало времени, потому прошу прощения за бестактность, но у меня просто нет иного выхода. Наб, можешь приступать.
И тут я увидел, как ко мне приближается та самая клякса, что каким-то образом открыла электронный замок автоклава. Клякса довольно шустро перетекала по полу, только ложноножки мелькали. Я даже среагировать не успел, когда она, приблизившись, залезла ко мне на руку и поползла вверх, к лицу.
Я попытался ее смахнуть, но получилось у меня это весьма коряво – тело не слушалось. Не знаю, были ли это последствия долгого лежания на одном месте, или же Захаров вдобавок накачивал меня какими-то нейролептиками, тормозящими реакцию, но вместо того, чтобы сбросить с себя шуструю кляксу, я лишь заехал себе пятерней по челюсти…
А клякса между тем перетекла с моей шеи на подбородок, вытянулась, став похожей на длинного и тонкого червя, и шустро скользнула мне в ноздрю…
Сперва мне показалось, что точнехонько в мой мозг вонзилась ледяная игла. Я невольно застонал от непривычно острой, разрывающей боли внутри головы – показалось, что вот прям сейчас я и сдохну…
Правда, ощущение было секундным. Боль начала стремительно исчезать, трансформируясь в чувство непривычной легкости, бодрости, энергии. Странно – только что я едва выполз из стеклянного гроба, а сейчас буквально чувствовал, как тело наливается непривычной силой, а настроение стремительно повышается, словно я миллион долларов в лотерею выиграл.
– Неплохо, правда? – усмехнулся бюст Кречетова. – И, заметьте, никакой химии. Исключительно стимуляция отделов мозга, отвечающих за выработку серотонина и эндорфинов. Также Наб легко может вылечить практически любое заболевание изнутри, вплоть до полного уничтожения раковых клеток, например.
– Наноботы? – предположил я – ибо кто или что еще может обладать свойством воздействовать на организм человека на клеточном уровне.
– Именно! – воскликнул ученый. – Того, над чем мой прославленный и трижды проклятый учитель бился несколько десятилетий, я достиг за три года, создав действующую модель, в чем вы только что смогли убедиться!
– Кстати об учителе, – заметил я, легко поднимаясь с пола. Тело, конечно, еще ныло, но это была уже вполне терпимая боль. – Где он?
– Решает проблемы вместе со своей ненормальной дочкой и тупыми кибами, – скривился профессор Кречетов. – Судя по резкому повышению температуры в помещении, кто-то или обстреливает его логово из мощных огнеметов, или просто-напросто залил его напалмом.
– Неприятная ситуация, – заметил я. – Думаю, нам невредно было бы свалить отсюда, и как можно скорее.
Кречетов усмехнулся.
– Вполне с вами согласен. Только, боюсь, в моем случае сделать это будет не так-то просто.
Мне стало неловко.
Конечно, Кречетов та еще сволочь, но объективно его наноботы только что вытащили меня из автоклава, где я вполне мог поджариться живьем, если б напалм, или чем там еще поливают сейчас бункер Захарова, протек сюда. А я ничем не мог помочь профессору.
Но и оставлять его здесь на лютую смерть было не в моих правилах.
– Думаете о Долге Жизни и о том, как быстро и безболезненно меня грохнуть? – хмыкнул профессор. – Судя по вашему лицу, я угадал. Знаете, вы могли бы оказать мне одну небольшую услугу, которая полностью списала бы ваш Долг Жизни.
– Какую?
Кречетов показал глазами на толстый цилиндр, стоящий неподалеку и заполненный некой субстанцией, напоминающей клубы серого дыма. Ктулху меня побери, эту штуку я только что видел во сне…
– Этот автоклав необычной формы содержит матрицу, которая идеально подошла бы мне в качестве нового тела. Все, что от вас требуется, это нажать на приборной панели вон ту зеленую кнопку. И когда верхняя крышка автоклава откроется, оторвать мои жалкие говорящие останки от системы жизнеобеспечения и закинуть их в тот автоклав. Больше от вас ничего не требуется.
– Вы уверены? – уточнил я. – Почему-то мне кажется, что, если вас оторвать от этой колонны, вы недолго протянете.
– За пару минут сдохнуть не должен, – сказал Кречетов. – И, если вы не хотите, чтобы мы оба здесь поджарились, я бы попросил вас поторопиться.
Я пожал плечами. В конце концов, я далеко не ученый, и, думаю, профессор знает, что делает.
Позади колонны жизнеобеспечения практически до самого ее верха тянулась короткая металлическая лестница. Я взобрался по ней, одной рукой обхватил то, что осталось от Кречетова, потянул вверх…
Не тут-то было. Тот, кто присобачил живые останки к колонне, сделал это на совесть. Да и ученый невольно застонал. Понятное дело, когда кто-то пытается тебя оторвать от шлангов, вживленных в твое тело, это, наверно, чертовски больно.
– Режьте, – прохрипел профессор. – Отрежьте эти чертовы трубки! Прошу вас, быстрее!
Да уж, никогда не думал, что отдача Долга Жизни может быть настолько омерзительной. «Бритва» вышла из моей ладони быстро, словно ждала мысленного приказа, но мне показалось, что даже мой нож вздрогнул, когда я, с усилием наклонив в сторону живой бюст, начал обрезать толстые и тонкие трубки, по которым к обрубку тела профессора поступала питательная жидкость.
Надо сказать, он держался молодцом. Закусил губу, побледнел как полотно, но так больше ни разу и не застонал до того, как потерял сознание. А может, и умер, не знаю. Глупо проверять пульс у того, чье искусственное сердце ты только что отрезал от тела. Потому я, обрезав последнюю трубку, быстро спустился, держа обрубок Кречетова под мышкой, подбежал к пульту, нажал указанную кнопку и рванул к стоячему автоклаву, заполненному серым туманом.
Это была типичная емкость, которые часто встречаются в лабораториях Зоны. Они либо пустые, либо в них находятся сморщенные, высохшие трупы мутантов, которых ученые не удосужились вытащить, когда после Чернобыльской аварии в спешке покидали места своих биологических экспериментов. Понятия не имею, что за матрица была в том автоклаве, – в плотном тумане было ничего не видно, – но когда я подбежал ближе, то увидел две трещины в толстом стекле, точно такие же, как в моем сне…
