Сам себе князь - Сергей Сергеевич Мусаниф
— Хорошо, — сказал Ломтев.
Хотя он уходил, как Чеширский кот, медленно и постепенно, разве что без улыбки, появился он резко. Вот никого не было, а вот он снова сидит на камне. Ник даже моргнуть, наверное, не успел.
— Я знаю, что ты сомневаешься, — сказал Ломтев. — Это нормально.
— Вы можете читать мои мысли?
— Нет, — сказал Ломтев. — Только какие-то отблески, сильные эмоции, общие ощущения.
— А сказали бы, если бы могли?
— Сказал бы.
— Допустим, я вам верю и вы правы, — сказал Ник. — И я согласен, что мне нужно найти моих нас… биологических родителей. Как это сделать?
— Понятия не имею, — сказал Ломтев.
— Я думал, у вас есть план.
— Меня не было здесь два десятка лет, — напомнил Ломтев. — Ты помнишь свой переезд в Австралию?
— Нет.
— И я не помню.
Ник сунул руку в карман и сжал артефакт.
— Когда в меня засунули эту штуку?
— В пять лет.
Это многое объясняло, подумал Ник. Он не помнил, что было с ним примерно… до пяти лет, хотя другие люди утверждали, что имеют гораздо более ранние воспоминания. Кто-то помнил себя года в три, кто-то и того раньше, но для Ника это время всегда было белым пятном. Правда, раньше он не придавал этому факту большого значения. Потому что все же индивидуально, не так ли? К тому же, что трехлетний может толком помнить о своем детстве? И, быть может, это у них и вовсе даже не настоящие воспоминания, а придуманные, в более позднем возрасте…
— А сколько мне было лет, когда вы… возродились?
— Около четырёх, — сказал Ломтев.
— Почему не сразу?
— Я не знаю, как это работает, — сказал Ломтев. — Возможно, до этого момента твой мозг сформировался недостаточно, чтобы принять мое сознание.
— Оперативной памяти не хватало?
— Я не знаю, как это работает, — повторил Ломтев.
— А почему другие лорды не возрождаются, как вы? — поинтересовался Ник. — Ведь если бы кто-то из них смог продолжить жизнь в теле собственного сына или внука, об этом наверняка было бы известно. Это была бы сенсация.
— Может быть, они просто хорошо маскируются, чтобы не порождать таких вот нездоровых сенсаций, — сказал Ломтев. — Но скорее всего, дело не в этом, а в уникальных обстоятельствах моей смерти.
— И что же там было такого уникального?
— А что тебе известно?
— Полагаю, что очень мало, — сказал Ник. — Вы убили императора, после чего были застрелены его гвардейцами при попытке сбежать с поля боя.
Ломтев покачал головой.
— Император был сыном Танатоса, земным воплощением самой смерти, — сказал он. — И меня не застрелили его гвардейцы, и уж тем более я не собирался никуда бежать. Но я понимаю, почему они так рассказывают.
— Так что же там было на самом деле?
— Меня убил сам император, — сказал Ломтев. — Ровно в тот же момент, как я убил его. И я полагаю, что при других раскладах на этом все бы для нас обоих закончилось, но проблема в том, что я убил его при помощи могущественного артефакта, который одолжил у твоего отца. Разумеется, в тот момент мы оба не подозревали о том, что это был за артефакт. Он считал, что это просто усиленное оружие, которым можно убить кого угодно, и никакими побочными свойствами этот кинжал не обладает.
— Но он, видимо, обладал.
— Да, — сказал Ломтев. — Это был ритуальный кинжал ацтеков, вывезенный из Америки во времена первых столкновений колонизаторов с аборигенами. Вывезли его, как обычную безделушку, и долгое время перепродавали, как обычную безделушку, пусть и довольно опасную, но что в наше время ты сможешь сделать с одним только кинжалом? В итоге по какой-то случайности ее купил твой отец. А я, собираясь на свой последний бой, попросил его у твоего отца, потому что полагал, что ножей много не бывает.
— Ритуальный кинжал ацтеков?
— Он не выглядел особо зловещим, — сказал Ломтев. — Просто разрисованное знаками оружие, сделанное из человеческой кости.
— И правда, ничего зловещего, — согласился Ник. — Его использовали для жертвоприношений?
— Нет, — сказал Ломтев. — Его использовали для нанесения coup de grâce при поединке вождей. И победитель получал всю силу проигравшего.
— Получается, что вы получили всю силу императора?
— По идее, я должен был бы ее получить, — сказал Ломтев. — Но в тот момент, когда я наносил этот удар, мое тело было уже мертво, и все сработало не так, как было задумано ацтеками. Впоследствии, когда мы пытались восстановить картину происходящего, мы исходили из теории, что я получил слишком много силы, и ее избыток позвонил моему разуму не раствориться в великом ничто загробного мира, а просто впасть в спячку, или консервацию, или что-то вроде того. Сила всегда ищет выхода в реальный мир, но, и это тоже только наша теория, долгое время она не могла обнаружить подходящего носителя.
Ломтев замолчал, предлагая Нику самому сделать выводы.
Сделать их было несложно.
— А потом родился я, — сказал Ник.
— Потом родился ты, — согласился Ломтев.
— Почему же вы не воспользовались своим вторым шансом? — спросил Ник.
— Это убило бы тебя, — сказал Ломтев.
— И какая вам разница?
— Ты — мой внук, — сказал Ломтев. — Единственный сын моей единственной дочери. Кто я такой, чтобы лишать тебя твоего будущего, каким бы оно ни было?
— Вот так просто? — не поверил Ник.
— Важные вещи всегда просты, — сказал Ломтев. — Сложно, как правило, становится уже когда решения приняты и тебе приходится принимать последствия. Как бы там ни было, твое тело, или твой мозг, или все это вместе, не было готово для того, чтобы принять всю мою мощь, и стало пристанищем только для моего сознания. Сила должна была прийти позже, в аристократических семействах это случается в подростковом возрасте, в диапазоне от тринадцати до пятнадцати лет, и мы с твоими родителями решили, что не должны этого допустить.
— Как они отреагировали, когда узнали?
— Как нормальные люди, — сказал Ломтев. — Они были в шоке и ужасе,