В кольце врагов (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
Более двадцати лет назад остатки потрепанного византийского флота, едва ли не целиком уничтоженного пожаром в 1040 году, сумели дать бой огромной русской эскадре в четыреста ладей. Тогда все решило применение «греческого огня» и начавшийся шторм, посланный не иначе как самим Господом, — он разметал суда русов, разбил их о скалы*34. Прошло более двадцати лет — и что? Возродился могучий прежде флот Византии, как феникс из пепла? Нет.
Алексей горько скривился, испытывая едва не физическую боль при мысли о бездарном развале былой морской мощи собственной родины. Он был настоящим патриотом, настоящим моряком, был готов без раздумий пожертвовать собой в бою. Но ничего не смог сделать с тем, что с каждым годом средств на содержание флота выделялось все меньше, а что выделялось — безбожно разворовывалось. Наверное, наварху стоило благодарить русов — только после того, как они заняли Херсон и Сугдею, Константин Дука решил все же выделить золото на флот. И то лишь когда аланы продемонстрировали нежелание ввязываться в конфликт с Таматархой на стороне Византии. Наверное, это и были деньги взятки, которой аланы побрезговали…
Вот только времени у назначенного командующим боевой эскадрой было совсем немного. Все, что успел сделать Алексей, прежде чем получил приказ разгневанного кесаря уничтожить пиратский флот, это подремонтировать старые, уже начавшие гнить дромоны, набрать команды до штатной нормы, да построить четыре панфила на верфях. Плюс дважды провести масштабные учебные бои — наблюдать за ними на побережье Золотого Рога*35 высыпала едва ли не половина жителей Константинополя. Да, тогда Алексей неожиданно для себя оказался в центре внимания, став одним из наиболее известных и, увы, обсуждаемых людей столицы… Но вскоре касоги совершили набег на Халдию и разграбили Оф, а после нанесли еще один удар по восточной феме, осадив Трапезунд. Этого Иоанн Дука — брат скончавшегося в конце мая базилевса, носящий титул кесаря, младшего соправителя, — уже не стерпел, отправив все годные к битве корабли в море, атаковать врага.
Правда, у Трапезунда касогов крепко потрепали — стратиг Мануил проявил себя с лучшей стороны, сумев скоординировать действия удаленных друг от друга хилиархий. Хитрый маневр позволил ему нанести противнику ощутимый урон и объединить силы, после чего враг снял осаду и вышел в море. Но сама подготовка к штурму с окружением города укрепленными лагерями и возведением защитного вала, а также началом приготовлений осадной техники — в том числе катапульт! — все это весьма настораживало и заставляло ждать от врага продуманных и решительных действий.
В силу чего Алексея очень волновало поведение вражеского наварха. На его месте он сам бы или воспользовался уже преимуществом хода, оторвавшись от преследования, или принял бой в открытом море, подальше от побережья. Там, при умелом маневрировании, можно было бы зайти к византийским кораблям и с тыла, и с флангов, нивелировав преимущество «греческого огня» — ведь сифоны установлены на носах и лишь на некоторых кораблях, в том числе флагмане, по обоим бортам. Вместо этого ладьи противника идут вдоль побережья, позволяя себя догонять…
Наварх чувствовал ловушку, но не понимал, в чем она заключается. Двадцать лет назад византийская эскадра, брошенная вдогонку русским кораблям, была атакована на стоянке в одной из бухт. Наварх принял решение преследовать касогов все время, позволяя командам отдыхать посменно, благо, что запаса пресной воды для экипажей хватит еще на два дня. Поэтому со стороны врага не очень разумно рассчитывать на повторение Алексеем ошибки предшественников!
Наварх вновь скривился, пролегшие на лбу складки морщин выдавали напряженную работу ума. В очередной раз он пытался предугадать действия преследуемого противника. А может, никаких действий и не будет? Может, их гребцы просто выбились из сил, а принять бой касогам не хватает мужества?
Ситуацию осложняло то, что Алексей получил приказ не только догнать разбойную флотилию и сжечь ее, но и вернуть Херсон. А наличие крупной пиратской эскадры, способной в любой момент атаковать побережье или напасть на купцов, серьезно осложнило бы возобновление морского сообщения столицы и удаленной фемы. Так что истребление пиратов было уже не вопросом престижа, а стратегической задачей.
Для сухопутной операции на бортах кораблей наварха расположился десант из отборных мечников столичной тагмы*36 — нумеров*37, а также отборные токсоты в легких доспехах и вооруженные мощными композитными луками. Всего двадцать его трехпалубных и двухпалубных дромонов и то же число более легких, однопалубных панфилов несут на себе десантный корпус в четыре тысячи воинов: три — тяжелой панцирной пехоты и одну — отборных лучников. Взяв на корабли воинов столичных тагм, наварх решил проблему комплектования абордажных, а также стрелковых команд и одновременно получил в свое распоряжение действительно мощный корпус для выполнения поставленной задачи.
Наварх уже давно мог бросить вперед легкие панфилы, способные настигнуть вражеские ладьи и навязать им арьергардный бой. Вот только Алексей был уверен, что поступи он так, и весь касожский флот, словно стая мелких пчел, набросится на его легкие суда. Нет, рисковать своими людьми ради быстрой победы наварх не собирался. В его представлении панфилы и дромоны должны будут действовать в будущем бою как легкий гладиус и тяжелый скутум римского легионера. Легкие корабли пойдут в атаку только при условии нахождения тяжелых в непосредственной близости — последние прикроют их огнем катапульт и стрельбой лучников. Так что панфилы нанесут первый удар, сожгут несколько вражеских ладей и тут же отступят, как только враг решится атаковать. Византийские легкие суда беспрепятственно пройдут между тяжелыми, а их преследователей встретит «греческий огонь» с дромонов. Если враг попробует продолжить преследование и прорвется за полосу огня, то он окажется между тяжелыми кораблями и будет атакован ливнем стрел и градом дротиков. Панфилы же снова вступят в дело, если касоги попробуют обойти византийский флот с флангов или атаковать с тыла. Развернувшись при отходе, они смогут повторно использовать сифоны, а после примут абордажный бой. В конце концов, столичные тагмы чего-то стоят в ближнем бою, разве не так?
Наличие четкого плана действий, мощный десантный корпус и превосходство «греческого огня» вселяло в наварха уверенность, позволившую ему преследовать врага и прямиком идти в расставленную ловушку, несмотря на все усиливающуюся тревогу.
В полдень касожская эскадра взяла курс в сторону открытого моря. Алексей, коротко помолившись, дал приказ своим кораблям приготовиться к бою и преследовать, развернувшись в единую линию — поочередно дромонами и панфилами. Сорок судов, основная мощь боевого флота Византии, усилиями моряков построенная словно на морском параде, действительно впечатляли. В сердце наварха поселилась гордость за своих людей, и страх в его сознании уступил холодному расчету грамотного флотоводца.
Алексей шел за победой.
Минут через сорок преследования эскадра касогов разделилась примерно пополам, расходясь в стороны. Наварх ожидал этого и для себя решил, что нападет на один из отрядов всей силой, уничтожив его. Если второй ударит в этот момент в спину — ну что же, пусть будет так, их встретят панфилы.
Неожиданно сверху раздался крик дозорного:
— Корабли впереди! Корабли!
Наварх принялся напряженно всматриваться и вскоре действительно разобрал более высокие паруса на нескольких судах, следующих встречным курсом и, что важно, также прямой линией. Мгновение Алексей колебался, разобрав в центре построения неизвестных два панфила, но вскоре понял, что это корабли, охранявшие в свое время бухту Херсона. Значит, команды переметнулись на сторону русов…
Это было плохо — экипажи панфилов опытные моряки, имеющие доступ к «греческому огню» и обученные пользоваться сифонами. А кроме того — это свои, и Алексей меньше всего хотел драться со своими. В позапрошлом году на флоте ходил слух, будто на херсонских верфях строились суда для князя Таматархи и русы на построенных кораблях разбили касогов. Только тогда речь шла о четырех судах, часть которых к тому же погибла в бою, а сейчас наварх насчитал двенадцать смутно знакомых кораблей помимо панфилов херсонских мятежников. И чем ближе они были, тем все более узнаваемыми становились очертания вражеских судов. Неужто…
