Сергей Дмитрюк - Чаша огня

— Профессии? — переспросил я и с сомнением посмотрел на него. — Вы допускаете существование такой профессии?

— Да, да, именно профессии! — снова закивал преподаватель, и его глаза наполнились живым блеском. — Вам доверена величайшая и ответственейшая работа, — очищать души людей от той мути, что оседала в них на протяжении веков, поколение за поколением, чтобы она не всплывала теперь, в нашем обществе, и не навредила другим людям. Это тяжелейший труд, требующий большого терпения, высокого мастерства и большой душевной чуткости. Разве не так?

— Пожалуй, вы правы, — согласился я.

— Вот видите! Значит, мы говорим об еще одной профессии, без которой пока еще не может обойтись наше общество! По сути, мы с вами, молодой человек, выполняем одну и ту же работу, только вам приходиться значительно труднее. Вы вынуждены сталкиваться с рецидивами человеческой психики, последствиями испорченной морали и бездуховностью, явившимися результатом нашего недосмотра. Недосмотра наставников и преподавателей, призванных воспитывать нашу молодежь на лучших примерах человеческой истории, культивировать в ней высокие чувства и помыслы. Не всегда это удается нам в полной мере, и вы вынуждены исправлять наши ошибки и недочеты.

Он помолчал, глядя на меня немного грустными глазами. Потом, словно, спохватившись, представился:

— Мое имя Винод Чандра. Преподаватель истории Мирового Воссоединения и одновременно избран в сектор управления института. А это мой коллега, Тор Грин, физик. Он так же входит в сектор управления, — представил он блондина.

Тот почтенно склонил голову, не переставая улыбаться глазами.

— Так какой же важный вопрос привел вас сюда? — поинтересовался Винод Чандра, когда все формальности были соблюдены.

— Я разыскиваю студентку вашего института Дивию Рана, пропавшую пять дней назад. Горноспасательная Служба обратилась к нам за помощью.

Преподаватель помрачнел.

— Да, да… — негромко произнес он, сокрушенно качая головой. — Мы все очень переживаем по поводу случившегося. Дивия была способной девочкой, многообещающей… Так ее нашли? — встрепенулся он, с надеждой взглянув на меня.

— К сожалению, пока нет. Но я думаю, мы уже очень близки к этому, и вы можете нам помочь в поисках. Собственно, я пришел к вам за некоторой информацией…

— Да, конечно! Мы полностью в вашем распоряжении! — Чандра переглянулся с Тором Грином, в глазах которого улыбка исчезла совсем. — Может быть, вам необходимо присутствие всего состава сектора управления?

— Нет, это лишнее.

— Тогда мы готовы ответить на ваши вопросы.

— В преподавательский состав института, — без дальних предисловий начал я, — входит лаборант по имени Вул Зениц. Он вам знаком?

— Разумеется! — подтвердил Чандра и снова переглянулся со своим коллегой.

— Как вы могли бы охарактеризовать этого человека?

Чандра задумчиво потер пальцами широкий подбородок.

— Вул Зениц довольно сложный и замкнутый человек. Вначале знакомства с ним невольно могут возникнуть мысли о том, что он возможно болен каким-то душевным расстройством. К счастью, это только первое впечатление и познакомившись с ним поближе, вы понимаете, что это очень увлеченный человек, до фанатизма преданный своей идее и своим увлечениям.

— Фанатизм в любой форме — довольно опасная вещь, — заметил я. — А чрезмерная увлеченность, постепенно переходящая в фанатичную, не сулит ничего хорошего. А чем увлекается Зениц?

— Его основное увлечение это древние религии востока — буддизм, манихейство, даосизм. Видимо, поэтому он и перебрался поближе к Гималаям, издревле слывшим средоточием и твердыней учения Будды. Именно в Гималаях, где-то среди снеговых вершин и льдов сокрыта недоступная простому человеку легендарная и вожделенная Шамбала… Так мне в свое время рассказывал сам Зениц. Мы с ним беседовали как-то на эту тему, — пояснил Чандра. — Отыскать дорогу в Шамбалу, вот заветная мечта Вула Зеница, цель всей его жизни.

— Дорогу в Шабалу? — задумчиво повторил я. — Но Шамбала это всего лишь аллегория веры, символический путь к постижению своего истинного «я» для каждого человека. Глупо искать пути туда среди гор и ущелий.

— Это для нас с вами, — заметил Чандра, и в глубине его темных глаз мелькнула великодушная улыбка. — Но для Зеница Шамбала — вполне реальная страна, скрытая от сторонних глаз снегами и льдами великих гор. Он верит в то, что где-то там, на север от Канченджанги лежит пещера. Вход в нее узок, но затем она расширяется и приводит в целый подземный город, из которого прорыт туннель прямо в страну Шамбалы.

— И именно этот туннель он отважился найти?

Чандра пожал неопределенно плечами.

— А что вы можете сказать про Зеница? — обратился я к блондину.

— Действительно, Вул Зениц излишне замкнутый парень, — подтвердил Тор Грин. — Я, конечно, понимаю, что у каждого человека свой характер, привязанности, но когда все время вот так вот только в себе, то неизвестно, что на таких «дрожжах» у него там, в голове подходит. Разумеется, я не хочу сказать, что в один прекрасный день это его «тесто» подойдет, полезет наружу, и все мы будем иметь от этого одни неприятности. Нет. Но, скажите, разве нормальна для современного человека такая замкнутость? Слова из него вытянешь! Общаться он практически ни с кем не общается, друзей настоящих у него тоже нет.

— И он всегда был таким, как сейчас? — спросил я.

— Нет, не всегда, — вмешался Чандра. — Когда он только приехал к нам в институт, он был вполне нормальным человеком. Достаточно общительным и веселым. Но после нескольких вылазок в горы, он буквально на глазах начал меняться. Особенно это стало заметно в последнее время. В нем появилась какая-то болезненная рассеянность и несобранность. Даже внешне он сильно изменился. Иногда создается впечатление, что он постоянно витает в каких-то своих фантазиях, или находится в трансе. Не знаю, может быть, он пережил какое-то душевное потрясение или даже горе, о котором не говорит ни кому. Иногда такое бывает. Человек вдруг замыкается, переживая в себе какую-то боль…

— А вы не пробовали посоветовать ему, обратиться к врачам? Вдруг он действительно чем-то болен.

— Я заговаривал с ним на эту тему несколько раз, но он всегда отшучивался и говорил, что абсолютно здоров. Хотя, глядя ему в глаза, я заметил что-то такое, что насторожило, и даже напугало меня.

— Что именно?

— Мне трудно объяснить это словами… Такое бывает, когда смотришь в глаза робота — холодные и безжизненные, лишенные собственной воли, подчиненные какой-то программе, управляющей им.

Я задумался над его словами. Определенно во всей этой истории было что-то не так. Спросил:

— Скажите, двадцать шестого августа Вул Зениц находился в институте?

— Двадцать шестого? — Чандра на минуту задумался, потер подбородок. Покосился на Тора Грина.

— Двадцать шестого августа Зениц отсутствовал, — сообщил тот. — Вообще, последнее время он часто уезжает из института, не объясняя причин. Зачастую, его не бывает по несколько дней.

— А как он объяснил свою последнюю отлучку?

— Накануне Зениц поставил в известность сектор управления о своем предстоящем отсутствии двадцать шестого и двадцать седьмого августа в институте в связи с необходимостью посетить родственников, живущих в шестой климатической зоне, — так же четко отрапортовал Тор Грин.

— Ого! У него там действительно живут родственники?

— Насколько я знаю, там, в экспедиции экзоархеологов работает его мать. Они занимаются изучением остатков древних городов в районе Южного полюса по программе «Тени Предков», которые были обнаружены здесь после схода вечных льдов еще три столетия назад.

— Да, я в курсе, — кивнул я, чувствуя кольнувшую в сердце тоску. Ведь и моя мать была экзоархеологом. Именно она со своими коллегами Акирой Кендзо и Эйго Харой сделали в свое время удивительные находки на Марсе, подвигшие ученых Трудового Братства детально пересмотреть всю древнюю историю Земли и человечества. — Так что же там случилось?

— Со слов Зеница, там произошла какая-то авария. Его мать пострадала вместе с несколькими геологами.

— И Зениц действительно ездил в Антарктику?

— Видимо да, — пожал плечами Тор Грин. — Он же отсутствовал в институте два дня. Где же ему еще быть?

Блондин с легким недоумением посмотрел на меня. «Действительно, где?» — подумал я, а вслух спросил:

— Когда он вернулся?

— Двадцать седьмого, днем. Где-то около трех часов…

— Вы его видели после этого?

— Да мы столкнулись с ним в физической лаборатории.

— Как он выглядел?

— Как обычно. Разве что, был рассеян больше обычного. Во всяком случае, так мне показалось. Но я списал это на его душевное состояние после случившегося с его матерью.