Андрей Смирнов - Возрождение Бога-Дракона
Бородач окликнул товарища и, стоило тому обернуться, отчаянно замотал головой, что-то тихо говоря. Лицо гиганта выразило недоумение. Бородач продолжал говорить, постоянно стреляя глазами в мою сторон; я чувствовал, что он обеспокоен, даже испуган. Гигант, явно удивленный поведением товарища, пытался возражать, но был жестко оборван. «Тгейче-мхгал», — эта реплика бородача поставила точку в разговоре. Бородач схватил Клауса, поставил на ноги, разрезал веревки и толкнул мальчика ко мне, после чего поспешно поднял руки, демонстрируя пустые ладони в жесте, который мог означать как капитуляцию, так и просьбу успокоиться и не проявлять агрессию. Клаус быстро пошел мне навстречу. Поначалу он почти бежал, потом его шаги замедлились, и под конец он шел едва ли не через силу. Если бородач и обладал какими-то эмпатическими способностями, то у Клауса они были развиты намного сильнее, и он куда яснее чувствовал мое состояние. Памятуя о случае Ольгертом он, наверное, гадал, не искалечу ли я его за то, что он ослушался и, обнаружив раумлогический проход, вошел в него сам. Жестом я показал себе за спину, он все понял и поспешил покинуть переулок. Я повернулся и двинулся за ним следом.
Мне хотелось убить тех двоих, которые едва не продали Клауса в рабство, но я ощущал, что этот поступок повлечет за собой какие-то изменения в той силе, что была мне подвластна, и совсем не был уверен, что желаю этих перемен. В рамках тех правил, которые я устанавливал для себя самого и для окружающего мира (в той мере, в которой мог на него повлиять) — не было причины, в силу которой я мог бы их убить. К сожалению, они не дали мне повода. Конечно, эти правила были сугубо моими, и я мог произвольно поменять их, но это — я чувствовал — не осталось бы без последствий. Перейдя черту между убийством из мести, ради самозащиты или ради достижения некой значимой цели и убийством, вызванным одним только желанием убивать, изменился бы я сам, а я не хотел такой перемены. И хотя я рассматривал эту реальность как нечто вроде собственного охотничьего загона, я никогда не убивал здесь людей просто так. Нет, когда я приходил к ним, и они всегда нападали сами, движимые страхом или желанием ограбить меня или заполучить в рабство; я мог убить за насмешку или плевок, но все же первым начинал не я. И вот теперь, сопровождая Клауса к подъезду, где начинался раумлогический проход, я размышлял о том, как изменился бы мой Талант, если бы я все-таки убил этих двоих. Да, мои способности к разрушению в результате стали бы сильнее, в этом я почти был уверен. Но что бы я при этом утратил?..
В «Очерке о мифических существах, имеющих реальные прообразы» словом тгейче Рихтер Эзенхоф называл убитых детей, вернувшихся в мир живых в виде злобных мстительных призраков, и наделенных, вдобавок, значительной магической силой. «Мхгал» на языке той реальности, в которую сегодня так опрометчиво заглянул Клаус означало что-то вроде военного предводителя или вождя. В общем, крашенный бородач назвал меня предводителем детей-призраков, и это было забавно, потому что он почти попал в яблочко: для этой реальности путешественники из «моей» Земли и были кем-то вроде призраков, случайно или намеренно забредших в чужой для них мир.
Мы вошли в заветный подъезд и стали спускаться вниз, в подвал. Так или иначе, раумлогический талант раскрылся сегодня у всех — кроме нытика, с которым, не смотря на все различия, у нас все-таки было кое-что общее: он не хотел учиться, ожидая, что ему все разжуют и положат в рот, а я не хотел его учить. Мы присоединимся к остальной группе, а затем вернемся в привычный мир; я отправлю Бьянку вместе с этими детками в ШАД, а сам уединюсь где-нибудь и немного помедитирую вдали от общества, пока мое желание убивать не пропадет окончательно. Это желание было сродни сексуальному возбуждению, оставшемуся после незавершенного полового акта — хотя, если по дороге до дома мне кто-нибудь нахамит, я просто закончу на «своей» Земле то, что так и не сделал в соседней реальности.
11
Ни в подземке, ни по дороге домой никто так и не дал мне повода, и я зашел в свою квартиру раздраженным и неудовлетворенным. Постояв несколько секунд в прихожей, я понял, что сидеть взаперти нет никакого настроения. Тогда я забрал скрученный в рулон коврик, вышел из квартиры, поднялся по лестнице на последний этаж и по пожарной лестнице залез на крышу. Облака медленно и величественно плыли по небу. Дождя не было, но в воздухе пахло влагой. Сойдет. Выбрав подходящее место, я расстелил коврик и сел, по-турецки скрестив ноги. Кисти рук я положил на бедра, ладонями вверх, глаза закрыл.
Разум очищен от мыслей, я распространяюсь вовне и становлюсь больше…
Земля. Я ощущаю бетон, железо и пластик того дома, на крыше которого нахожусь. Все трещинки и щели, переплетение труб, грязь на облицовке. Мое внимание, расширяясь, скользит по стенам и перекрытиям. Дом становится частью меня, моими костями и кожей.
Воздух. Ритм моего дыхания совпадает с порывами ветра в тропосфере. Я ощущаю свободу и легкость, распространение моего духа вовне становится стремительным, взрывоподобным. Я ощущаю единство с бесконечным воздушным пространством над городом и за его пределами. Веселье и сила переполняют меня. Ветер крепчает. Я гоню облака в Эленгард.
Вода. Стирается разница между жидкостями моего тела и начинающимся дождем. Капли падают вниз и в каждой из них — частица меня. Я отражаюсь в лужах, стекаю по стенами, смывая с них грязь, лечу в бесконечности воздушного пространства вниз и вниз, впитываюсь в землю, проникаю в канализацию через решетки для водостока. Едва-едва, на самом краю восприятия, я ощущаю, как капли дождя стекают по телу человека, которого зовут Дильгерт Гудрикссон.
Огонь. От движения облаков возникает напряжение, которое преобразуется в разряд молнии. Еще одна молния. И еще. Моя ярость едина с гневом небес. Молнии бьют совсем рядом, раскаты грома сотрясают дом, на крыше которого я сижу, но жертв и разрушений нет. Я позволяю городским громоотводам ловить огонь небес. Я не хочу разрушать этот город.
Я открываю глаза, чувствуя, как стекает вода по моей коже, слыша завывания ветра и громовые раскаты. Желания убивать во мне больше нет, моя ярость трансформировалась в грозу, которую я вызвал. Я ощущаю усталость и умиротворение. Гроза еще бушует, но чувство единства с окружающими меня стихиями становится слабее. Сейчас они — уже не часть меня, а, скорее, мои друзья и подданные, завершающие свою работу.
Сколько времени я тут провел? Полчаса? Час? Двадцать минут? Я потерял ощущение времени. Я не замерз, но чувствую, что стало значительно холоднее. Пора возвращаться. Поднимаю коврик, встряхиваю и сворачиваю…
Между дождевых капель протянулись тонкие струйки белого дыма. Смок не летел, а плыл в воздухе — плавно и одновременно стремительно. Он был здесь, там, рядом и вокруг меня — взглядом поймать его было трудно.
Я закончил возню с ковриком и направился к лестнице.
— Зачем собирать большую железную штуку на крыше? — Неожиданно спросил смок.
Я рассмеялся, потому что вопрос прозвучал забавно.
— Какую еще штуку? Штуки бывают разные.
— Они называли ее «роботом». — Сообщил Ярдзич.
— Кто «они»?
— Люди, которые ее собирали.
— Где?
— На высоком здании в той стороне, — смок немного пролетел в соответствующую сторону, потом вернулся. Он мог бы и не лететь — эмпатическая связь между нами была достаточно сильной, чтобы, ориентируясь на его ощущение «той стороны», я мог точно определить направление. Также стало и ясно, какое здание он имеет в виду. Увы, из-за дождя рассмотреть его невозможно.
Я пожал плечами.
— Какая-нибудь корпорация hi-tech занимается своими делами… Зачем ты к ним полез?
— Я прилетел к тебе, — объяснил Ярдзич. — Чтобы узнать, не хочешь ли ты дать мне молока с кровью. Но тебя не было. Я сидел на подоконнике. А потом почувствовал, как на меня что-то светит.
— Светит? — Переспросил я.
— Да, светит. Оно светило через меня, в твою комнату. Мне стало интересно, откуда этот свет и я полетел на него. Светили люди, которые возились с той большой штукой.
— С роботом?
— Да, с роботом.
— Загадочно. — Я несколько секунд размышлял, чтобы это все значило. Герр Рихтер решил, что недостаточно тех групп, которые и так постоянно меня пасут и решил установить дополнительную систему наблюдения за моей квартирой? Ну, это уж чересчур…
— Ладно… пойдем посмотрим на твоего робота.
Я зашел в квартиру для того, чтобы переодеться и закинуть одежду в стиральную машину. Стоя голышом перед окном, подумал о том, что наблюдать за мной с той крыши могут прямо сейчас и, повернувшись, похлопал себя по заду. Любуйтесь. Скоро, мои дорогие, мы познакомимся поближе… но вряд ли вас это обрадует.
Ливень все еще шел, хотя гроза и поутихла, и поэтому, чтобы не намокнуть во второй раз, я прихватил полиэтиленовый дождевик.
