Дмитрий Казаков - Сборник рассказов.
ОН перемещался. Сотрясение вдруг стало очень сильным, а затем стихло совсем. Но источник тепла был все там же, и ОН продолжил движение. Потом ОН ощутил касание, и оно привело ЕГО в невероятное возбуждение.
ЕМУ еще никогда не приходилось касаться такой вещи.
Ее познание обещало быть очень интересным.
* * *Игорь очнулся и ощутил, как болит голова. Боль импульсами источалась из затылка, который, как казалось, положили на сковородку. Жаловался на дискомфорт позвоночник, и еще что-то не так было с ногами.
Подняв голову, он едва не закричал. Полупрозрачная тварь, мерзко дрожа, словно огромный студень, заглотала его ноги почти по колени, и продолжала двигаться дальше. Ступни и лодыжки онемели, он был не в силах ими пошевелить, и в то же время там ощущалось легкое жжение, словно конечности оказались опущены в чан с кислотой.
Подавив панику, он отстегнул пистолет. Трясущимися пальцами снял с предохранителя. Первый выстрел ушел мимо — от головной боли все плыло перед глазами, и Игорь не мог прицелиться. Со второго раза он попал. Энергетический луч проделал в теле существа аккуратную круглую дырку.
Не успел Игорь обрадоваться, как отверстие затянулось, а мерзкая тварь даже не замедлила движения. Ее отростки приближались к середине бедер.
Игорь рванулся, пытаясь высвободить ноги. Бесполезно. Они словно попали в цемент, который потом затвердел. Отчаянно крича, геолог стрелял и стрелял, до тех пор, пока страшная тяжесть не наползла до середины груди, лишив его возможности двигаться.
Тело немело, мысли путались.
«Дурацкая смерть!» — успел подумать он. — «Стать обедом для гигантского слизняка? Меня дома засмеют…».
* * *ОН был на вершине блаженства. Даже жалящие прикосновения, которые приходили непонятно откуда, уничтожая ЕГО части, не могли испортить этого момента.
ОН выполнял свое предназначение. ОН познавал. И делал это единственно правильным способом. ОН медленно втягивал в себя необычно крупный источник тепла и сотрясения почвы, а клетки его сходили с ума, ощущая незнакомые вещества и чудные, неизвестные формы их построения.
В процессе познания ОН следовал очень простому принципу: чтобы познать вещь, нужно иметь ее в себе…
Сердце предано метели
…На крыльце стоял человек, точнее, человекоподобное образование, сотканное из сотен снежинок. Они причудливым образом висели в воздухе и не разлетались, несмотря на довольно сильный ветер…
Сверкни, последняя игра,
В снегах!
Встань, огнедышащая мгла!
Взмети твой снежный прах!
Я всех забыл, кого любил,
Я сердце вьюгой закрутил,
Я бросил сердце с белых гор,
Оно лежит на дне!
Я сам иду на твой костер!
Сжигай меня!
Пронзай меня,
Крылатый взор,
Иглою снежного огня!
Александр Блок, «Сердце предано метели»
Снег пошел с самого утра. Проснувшись, Герта увидела за окном рои белых мух. Они стремительно бросались на стекло, словно надеясь пробиться в дом, к теплу. Попытки эти неизменно оканчивались неудачей, но из низких сизых туч сыпались новые и новые легионы снежинок.
Сейчас, когда время перевалило за полдень, снег укрупнился, и за окном густо и величаво падали крупные хлопья, похожие на куриные перья. Они полностью скрывали пейзаж, прятали в белом сумраке горный склон, поросший иссиня-зелеными елями.
Как всегда в это время по субботам, Герта занималась уборкой. В камине ровно гудел огонь, громко тикали большие напольные часы, помахивая золоченым маятником. В пустом и безмолвном доме было тепло и уютно.
При взгляде на часы Герте захотелось плакать. Их привез из Зальцбурга Вильгельм, кажется — так давно, а на самом деле — всего год назад. Тогда он еще был жив, был с ней…
Чтобы сдержаться, женщина закусила губу, и посмотрела в окно. Там гулял ветер. Он шуршал по крыше, безжалостно перемешивал снежинки, сбивая их в высокие белые столбы, чтобы через мгновение вновь обратить все в беспорядочную круговерть.
От вида белого пейзажа стало еще хуже. Ведь Вильгельма убил снег. Лавина — так ей сказали. Они часты в той местности, которую он непонятно зачем решил посетить ранней весной, в самое опасное время. Она поверила, хотя тела так и не нашли.
Герта смела пыль с каминной полки, и перешла к шкафу, высокому и широкому сооружению из мореного дуба. При взгляде на книги, заполнившие его полки, сердце защемило, и опять захотелось плакать.
Здесь были старинные трактаты по магии. В последние месяцы жизни именно они поглотили почти все внимание Вильгельма. Герта пыталась отвлечь мужа от глупого занятия, но в ответ на ее уговоры он лишь мрачнел и замыкался. Часами просиживал взаперти, уткнувшись носом в пыльные страницы с отвратительными рисунками…
Сердце кололо так сильно, что женщина была вынуждена присесть в кресло. Пламя в камине плясало, меняя цвет с багрового на желтый и обратно, с непостижимой быстротой перетекая из одного оттенка в другой. Следя за ним, Герта ощутила себя неимоверно усталой. Веки ее отяжелели, и медленно опустились…
Проснулась она от стука в дверь, и в первое мгновение решила, что он ей пригрезился. Кто может стучаться в дом, расположенный в пустынной местности, где до ближайшего селения — час пути?
Но стук повторился, и Герта, ощущая легкое беспокойство, отправилась открывать. Вышла в прихожую, где сильно пахло старой кожей, и отодвинула тяжелый засов.
В первое мгновение она не поняла, чего видит перед собой. Должно быть, она проспала долго, и на улице было достаточно темно, и в полумраке этом, пронизанном хлопьями, что-то белело.
— Герта… — донесся свистящий, какой-то мертвенный шепот, и женщина зажала рот ладонью, чтобы не крикнуть.
На крыльце стоял человек, точнее, человекоподобное образование, сотканное из сотен снежинок. Они причудливым образом висели в воздухе и не разлетались, несмотря на довольно сильный ветер.
— Вильгельм? — спросила она, вглядываясь в знакомое до боли лицо, черты которого угадывались явственно, несмотря на расплывчатость контуров.
— Это я-ааа, — ответила белая фигура, и чуть покачнулась, на миг потеряв очертания. Однако снежное облако вновь собралось, и теперь перед Гертой точно был ее муж. Погибший почти девять месяцев назад.
— З-зайдем, — сказала она, ощущая, как ее трясет от холода.
— Я не могу, — вздохнул он, и полусвисте-полушепоте, похожем на плач метели, ей послышалась печаль. — Там слишком теплоо…
Налетел ветер, залепил лицо горстью мокрого снега, но когда она протерла глаза, Вильгельм все еще стоял перед ней — гротескная фигура из ночных кошмаров.
— Пойдем со мноой, — выдохнул он.
— Куда? — спросила она, цепляясь за косяк, чтобы не упасть. Последние силы уходили из нее вместе с теплом.
— Тудаа, — он показал себе за спину, туда, где бесновался и ярился снегопад, покрывая старые сугробы свежими белыми простынями.
— Туда? — тупо спросила она, изо всех сил стараясь не верить происходящему.
— В свободу-у, — почти пропел он. — Я ведь не умер тогда… Я лишь исполнил свою мечту, с помощью одного древнего ритуала слив тело и разум со снегом…
Белая фигура заметно уплотнилась, и голос Вильгельма звучал почти нормально, лишь иногда в нем проскальзывали шипящие нотки.
— И ты хочешь, чтобы я стала такой же? — спросила она, сдерживая спазм в горле. — Бросила все, и ушла с тобой в этот холод и мрак?
— Что тебе в мире людей? — спросил он. — Мелкие заботы и несчастья, болезни и смерть… А здесь — дикая, бесконечная свобода, веселье клокочущей ледяной ярости… Возможность летать повсюду, быть вечным, неуязвимым, бессмертным…
— Нет! — крикнула она, из последних сил отшатываясь от страшной фигуры во мраке. В ушах мгновенно вырос гул, перед глазами все закрутилось, и она рухнула в серую пустоту обморока…
Очнулась она в кресле. В комнате было почти темно, лишь светились багровым угли в камине.
«Всего лишь сон» — думала Герта, ощущая, как колотится сердце. — «Приснится же!».
Она встала и зажгла свечу. И тут же, повинуясь непонятному импульсу, пошла в прихожую. Дверь была заперта, как и положено, но перед ней, на полу, блестела довольно большая лужа, словно от растаявшего снежного кома…
И прислонившись к косяку, Герта заплакала, горько-горько. А за стенами продолжала бушевать пришедшая с Альп метель, щедро высыпая на склоны и в долины вороха разнокалиберных снежинок…
Стать человеком
Святослав проснулся посреди ночи, словно от удара. Удар, по всем ощущениям, случился изнутри…
Локи сказал:
раздор и вражду
я им принесу,
разбавлю мед злобой
Еще доведется
долго мне жить,
угроз не страшусь я
Старшая Эдда, «Перебранка Локи», 3, 62.
