Олег Синицын - Спецхранилище
– А от меня что требуется?
– Подсобить маленько. У меня с ним назначена встреча возле сараев. Я хочу поймать его и допросить в непопулярной форме. Но самому мне его трогать нельзя, потому что за нами будут следить. Если они заметят агрессию с моей стороны, подкатит подмога.
Слушая меня, дядя Саня стер запястьем катившуюся с виска каплю пота.
– Так что скажешь? – спросил я нетерпеливо. – Поможешь?
– Извини, начальник. – Он указал на мотоблок. – Видишь, занят я.
– Я тебя как человека прошу.
– А я тебе как человек отвечаю: не могу. В милицию обратись. – И, демонстративно повернувшись ко мне спиной, он сел на корточки и вновь запустил руки в двигатель мотоблока. Я повернулся и пошел прочь.
* * *Просить о помощи больше было некого. Да и не вправе я втягивать в эту историю чужих людей, не вправе рисковать чужими жизнями. Придется идти на встречу одному. Будь что будет. У меня есть топор, две руки и мозги, экранированные фольгой для запекания курицы. Должно хватить.
Я вернулся в дом, сел на табурет напротив настенных часов и принялся ждать. Вчерашний звонок настиг меня около семи. Если пришельцы считают время по виткам Земли вокруг оси, то встреча тоже должна состояться в семь. До нее оставалось менее полутора часов.
Я сидел на табурете, превратившись в статую, глядел на стрелки, двигавшиеся с черепашьей скоростью, вслушивался в тиканье механизма и ждал, когда подойдет время, чтобы встать и выйти из квартиры навстречу бессознательному ужасу и серой нечеловеческой плоти. Я сидел, ждал, слушал… и меня начало потрясывать.
С каждым перемещением стрелки в меня пробирался густой, пронизывающий, нечеловеческий страх. Он карабкался под кожей, заполнял мышцы и кости, сковывал, сдавливал, как холод сдавливает обнаженное тело. Я не знал, что меня ждет нынешним вечером, с чем предстоит столкнуться, вернусь ли вообще в эту квартиру? В моем будущем лежала полная неизвестность. От осознания этого дрожало в груди, в ушах молотом стучала кровь, а колени охватила слабость. Но хуже всего было то, что происходило с руками. С двумя проверенными крепышами.
Они начали дрожать, как при падучей.
Я несколько раз с силой сжал кулак. Не помогло. На лбу и спине проступил холодный пот.
Это катастрофа.
Я могу перенести утрату топорика. Могу перенести пулю, полученную в бедро или плечо. Я могу перенести что угодно, но только не трясущиеся руки, которые могут обмануть в любой момент. Я не смогу прицельно метнуть топор, не смогу схватить пришельца за горло, когда он попытается долбануть меня телепатией.
Я не смогу…
Вслед за страхом явилась паника. Как быть? Что делать? У меня не только нет помощника в предстоящей встрече – я и в себе-то не уверен! О каком противостоянии может идти речь?
Я встал с табурета. Сделал несколько нетвердых шагов по комнате. И решился.
Ну его к черту!
Полка буфета была заставлена пустыми банками и жестяными коробками с крупами и вермишелью. Бутылку Юлька задвинула в самую глубину, почти к задней стенке. Она не вылила содержимое, двести с лихвой граммов, в помойное ведро, как сделала бы это два месяца назад. Юлька оставила бутылку в неприкосновенности, чтобы проверить крепость моего духа, потому что я тоже знал, что бутылка есть. Знал и не притрагивался, демонстрируя тем самым, что мне безразлично ее содержимое.
Но мне не было безразлично. Я постоянно думал об этой поллитрухе. И когда вырезал ложки, и когда играл с Настей в шашки, и когда привинчивал к стене полку для книг. Она не выходила из головы, эта стеклянная посудина с золотисто-черной этикеткой… Но сейчас она нужна мне во много раз больше, чем прежде. Она волшебный помощник, который наполнит меня силой. Она уймет дрожь в руках перед тем, что мне предстояло.
Уверен, Юлька поймет.
Я вытащил бутылку из тумбы, взял граненый стакан, немного постоял в раздумьях, потом решительно отвинтил крышку. Я немного нарушу свое табу, но исключительно ради благого дела.
Широко раздвинув челюсти, я опрокинул в себя порцию.
И снова было ощущение изможденного жаждой путника, набредшего на колодец в пустыне. Огненная вода полилась по пищеводу мягко, точно растопленное масло. По привычке я поискал глазами, чем бы закусить, но закуска не требовалась. В конце концов, когда под Шали мы пили водку перед боем, мы не закусывали. Мы просто закрывали глаза и ощущали ее живительный эффект.
То же произошло и сейчас. Страх отступил. Желудок наполнился теплом. В теле – в каждом члене, в каждой косточке, в каждом кусочке плоти – осела небрежная уверенность. Дабы закрепить ее, я выплеснул в стакан остатки водки и употребил ее вторым заходом.
Руки трястись перестали.
Растопырив пальцы, я вытянул правую над полом. Сжал кулак, разжал. Не рука, а бронзовый монолит. Теперь я полностью готов.
Я наполнил бутылку водой из чайника примерно до того уровня, сколько там было водки, и поставил обратно в буфет. Вытащил из карманов деньги, ключи, сложил их на холодильнике. Зашнуровал ботинки, надел куртку. Достал со шкафа топорик и, еще раз проверив его балансировку, вставил в петлю под мышкой. Застегнулся на все пуговицы, одернул куртку и посмотрел в зеркало. На меня глянул невысокий плотный мужик в форме охранника с насмешливыми глазами, тонкими морщинами на лице и офицерской выправкой. Левую сторону куртки едва заметно что-то оттягивало.
За окном светило вечернее солнышко. Народ гулял в шортах и легких платьях, но мне придется выйти из дома при полном параде.
Экранирующая чашечка из фольги легла на череп привычно, будто я носил ее каждый день. Нахлобученную поверх кепи пришлось надвинуть на самые брови. Вид у меня получился подозрительный, даже слегка бандитский, но не думаю, что пришельцы заметят разницу с обычным человеком. Насколько я помню по «Семену», прежде всего они обращают внимание на свою ненаглядную персону, а к остальным теплокровным существам относятся как к чему-то, копошащемуся у их ног.
Я вышел из подъезда решительным шагом, не перебросившись словом с бабушками на лавочке. Они зашушукались, сверля спину обиженными взглядами, но сейчас не до них. Передо мной стояла жутко серьезная задача.
Заполучить живого пришельца.
Глава 8
Маленький переполох в сарайном комплексе
Попыхивая сигареткой, я неспешно прогулялся вдоль первого ряда сараев, краем глаза оценивая обстановку. Людей было мало. Перед проездом в жилой квартал стояла «шестерка», хозяин которой возился с непокорным тросиком сцепления – мужик лежал под рулевой колонкой, наружу торчали только его ноги. Из двух десятков сарайных дверей две были открыты. В проеме одной немолодая женщина в бриджах, обтягивающей майке и черных туфлях укладывала в сумку на колесиках банки с консервированными огурцами. В проеме другой я не увидел хозяина, но он находился внутри: периодически оттуда раздавался скрип половиц под тяжелыми шагами и визг вгрызающейся в дерево ножовки.
Единожды обойдя сарайный комплекс, я не обнаружил на его территории личностей, которым здесь не следовало находиться. За исключением себя, разумеется.
Я докурил сигарету до фильтра и встал возле забора депо под высоким ясенем. Когда-то у дерева отпилили верхушку, чтобы она не оборвала натянутые электрические провода. Словно в насмешку вместо одной верхушки выросло две. Они торчали в разные стороны, словно исполинские рога, и обильно поросли ветвями и листьями, отчего крона ясеня получилась пышной. Она надежно укрывала от взора с небес и меня, и того, кто подойдет ко мне, и то, что произойдет между нами.
Прошло пятнадцать минут, в течение которых я выкурил еще две сигареты. Женщина в бриджах выкатила из сарая сумку на колесиках, заперла дверь на висячий замок, кивнула мне, хотя я ее совсем не знал, и удалилась. Дверь другого сарая по-прежнему оставалась открытой, хозяина я так и не видел, хотя визг ножовки изнутри не стихал.
По истечении следующей четверти часа я уже начал терять терпение, когда в окружающей меня природе произошел странный оптический феномен. Непонятно с чего усталое вечернее солнце вдруг ярко блеснуло в глаза. На мгновение я зажмурился и закрылся от него ладонью. А когда поднял веки – передо мной стоял он.
В этот раз я не увидел маскировку из человеческой личины, за что нужно было благодарить экранирующую шапочку. Пришелец стоял на тропинке, ведущей к сараям, между зарослями кустов и бетонным забором депо. Выглядел он чужеродно и мерзко. Лобастую голову, посаженную на тонкую шею, на затылке увеличивал шишковатый нарост. Неправильный излом жабьих лап вызывал тошноту, какая возникает от вида врожденного калеки. Самому пришельцу подобная анатомия не доставляла неудобств. Его патологические, какие-то складывающиеся движения рук казались легкими и естественными.
Круглые глаза шарили по окрестной зелени в поисках меня. В них был сосредоточен весь ужас этого существа, вся его безжалостная сущность. Большие, безразличные, с дырами вместо зрачков… Теперь я знал, какими страшными зенками смотрел на меня в прошлый раз «Семен», заставляя видеть незадачливого тракториста. Простое человеческое сочувствие, вызванное во мне тем образом, было результатом работы этих холодных безжалостных глаз.
