Михаил Ахманов - Океаны Айдена
— Сядь сюда, досточтимая ат-киссана, и ничего не бойся. Клянусь Семью Ветрами, Эльс Перерубивший Рукоять из Дома Карот не коснется тебя даже пальцем!
Девушка сморщила носик:
— Я лучше постою… где стою. Кроме рук, у Эльса из Дома Карот есть губы, и он действует ими слишком проворно.
— Но ты же понимаешь, что мои губы никуда не доберутся без помощи рук… конечно, если ты сама не поможешь, — резонно возразил Одинцов.
У Найлы, однако, была своя женская логика. Она села — но там, где стояла, метрах в пяти от Одинцова. Потом, заметив его взгляд, попыталась прикрыть колени краем коротенькой туники. Одинцов усмехнулся — ткань была прозрачнее нейлона.
— Ну, вот я села, — сердито покраснев, сказала Найла. — И что же дальше?
— Сядь поближе, досточтимая ат-киссана…
— …сказал охотник птичке. Эльс, я уже сижу. Перестань валять дурака и скажи, к чему эти разговоры о моем отце и его торговле? Ты собираешься просить моей руки и хочешь узнать размер приданого? — Осторожность боролась в ней с любопытством.
— Хм-м… это было бы весьма затруднительно, — произнес Одинцов, окидывая взглядом далекие горизонты. — Я имею в виду просьбу насчет твоей руки. Нет, моя дорогая, о руке мы поговорим потом, когда разберемся с другими частями тела… — Найла вспыхнула и испуганно сжала колени. — Я упомянул о делах твоего отца вот почему: ты, его дочь и наследница, должна хорошо разбираться в торговых делах, так?
Найла настороженно кивнула.
— Значит, тебе известно, что основой торговли является договор. Его Величество Контракт! — Одинцов важно поднял вверх палец.
Найла снова кивнула, и он поздравил себя с успехом. Сломить ее сопротивление, добиться своего, взять, но не грубой силой, а умом и лаской — это стало для него своеобразной игрой. Девчонка была достойной соперницей! Далеко не проста… и весьма развита для своих лет!
Вчера он напомнил ей, что сила на его стороне, и тут же был бит. Она его обставила: скандал — слезы — ласка… Но было еще и обещание! Вот в эту точку Одинцов и собирался нанести главный удар. И заодно проверить, является ли Найла той, за кого себя выдает.
— Вчера мы с тобой заключили договор, — сказал он, снова поднимая палец. И повторил, многозначительно им покачав: — Договор!
— Что-то я не понимаю, — заявила Найла, вздернув носик.
— Ну, как же… Я мою палубу, а потом…
— Что — потом?
— То самое, с чего мы начали полчаса назад! — заявил Одинцов, словно кредитор, предъявивший к оплате просроченный вексель.
Найла вдруг погрустнела и сморщила лоб, о чем-то напряженно размышляя. Прошла минута, другая… Легко поднявшись на ноги, девушка сделала несколько шагов и покорно опустилась рядом с Одинцовым.
— Да, Эльс, ты прав, мы заключили договор. Ты выполнил свою часть, и я… я должна выполнить свою. Что ж, можешь приступать — с того, с чего начал.
Вздохнув, девушка легла на спину, раздвинула колени и закрыла глаза. Губы ее были скорбно сжаты, на лице написаны страдание и покорность судьбе, длинные черные ресницы стрельчатыми полукружиями выделялись на побледневших щеках. Вид Найла имела трогательный и беззащитный. Подол туники открывал безупречные ножки, бедра и все, что было между ними, но возбуждение, владевшее Одинцовым, вдруг исчезло.
Он со злостью стукнул кулаком по колену. Эта девчонка опять его обошла! Вчера слезами и лаской, а сегодня сыграла на жалости… Да, не позавидуешь тому, кто возьмет ее в супруги! Такая из мужа будет веревки вить, а потом еще сплетет из них коврик в калитанском стиле!
Одинцов звонко шлепнул Найлу по коленке и поднялся.
— Можешь опустить подол. Я тебя не трону.
Шагнув к флаеру, он влез внутрь и с кислым видом уставился на экран. Светлана и Ольга, обе его жены, не говоря уж про Лидор, покорную и ласковую, Найле в подметки не годились. Теперь ему было понятно, что чувствует тигр, попавший в руки умелого дрессировщика.
Вдруг маленькая ладошка погладила его плечо, а губы Найлы нежно прижались к шее за ухом.
— Милый, — промурлыкала она, — я очень рада, что ты меня ценишь выше горсти медяков… — И, заметив его недоумевающий взгляд, пояснила: — За восемь медных монет портовые оборванцы обычно мыли палубу «Катрейи»…
Одинцов рассмеялся и поцеловал ее в губы, стерев с них нежную и чуть насмешливую улыбку. Потом он постучал пальцем по экранчику автопилота:
— Видишь, где мы сейчас? У самой южной оконечности Кинтана, у этого полуострова, похожего на широкий клинок.
— Он называется Урпат. Гиблое место! — покачала головкой Найла. — Сюда не ходят наши корабли… да и никакие другие тоже.
— Почему? — Одинцов искоса взглянул на нее.
— Водоросли подступают к самому берегу, с запада и с востока. И течения тут очень опасные — любое судно рискует попасть в Поток… как наше.
Она сказала «как наше», он не ослышался! Наше, не мое! Это вдохновляло.
— А что там на суше?
— Скалы и пески, безводная пустыня. Говорят, что на берегу Урпата есть развалины крепости — ее построили сайлорские правители, хотели отсюда пробиться через водоросли к Югу. Ничего не вышло… Там даже лодку в воду не спустишь, не то что корабль.
— А про Сайлор ты можешь что-то рассказать?
— Это страна на самом юго-западе Кинтана… вот тут его земли. — Она обвела пальцем полуостров с двумя выступающими рогами, направленными к северу. — А тут — Катрама, Рукбат… — Палец девушки скользнул вдоль побережья Калитанского моря. — Здесь, за Рукбатом, лежат княжества и вольные города Перешейка, что тянутся до самого Хаттара… Здесь есть залив — видишь, эта глубокая впадина, словно изогнутый язычок пламени… а с севера — другой залив, похожий на наконечник стрелы… Если между ними прокопать канал, вот здесь, — розовый ноготок провел линию от южного залива до северного, — то наши корабли прошли бы из Калитанского моря в Длинное, а потом — на запад, до твоей Хайры… — Найла вздохнула. — Как бы мне хотелось посмотреть на ваших чудесных шестиногих скакунов и волшебников, которые летают по небу…
Одинцов не хотел заострять ее внимание на последнем вопросе и кивнул в сторону мачты:
— Если я залезу на верхнюю рею, можно ли оттуда увидеть берег?
Найла с сомнением покачала головой. Одинцов уже не раз взбирался на мачту, пытаясь разглядеть южную границу саргассов, но безуспешно. Зеленый Поток был слишком широким, не меньше двухсот километров, и они плыли в самой его середине.
Снова вздохнув, Найла оперлась подбородком о колено Одинцова, по-прежнему сидевшего в кресле, и подняла на него черные глаза.
— Не сердись на меня, Эльс, ладно? — Взгляд девушки стал умоляющим. — Не хочу, чтобы ты брал меня как свою собственность или выторговывал в обмен за чистую палубу… Понимаешь, Эльс? Не хочу! — В огромных глазах стояли слезы.
* * *Ближе к вечеру, когда солнечный жар начал спадать, она сама пришла к Одинцову, дремавшему на диване в кают-компании. То ли от духоты, то ли от утренних треволнений, его мучили мрачные сны. Снилось ему, что флаер падает на черные скалы Зеленого Потока — не в воду, как было на самом деле, а именно на проступающие сквозь марево тумана острые зубья утесов. Он знал, что аппарат обязательно разобьется, и, преодолевая сосущее чувство под ложечкой, стал дергать ручку двери. Может, еще не поздно прыгнуть в воду… Лучше утонуть, чем лежать на пылающих камнях с переломанным позвоночником…
Дверца не поддавалась. Он был заперт в этой пластмассовой коробке и обречен на гибель вместе с проклятой машиной. Кем? Монстрами, обитавшими на Юге? Они заманили его сюда, в этот гроб… оторвали от Лидор… Ее лицо вдруг выплыло из приборного щитка, но почему-то волосы стали черными, как ночь. Конечно, это же не Лидор, это Найла!
Внезапно флаер исчез, растворился в воздухе вместе со скалами и ревущим внизу Потоком. Одинцов стоял на горячем песке под обжигающими лучами солнца, и у его ног распростерся труп Грида. В горле юноши торчала стрела, губы распухли и почернели, между ними виднелся кончик багрового вздутого языка. Неожиданно мертвец приподнялся, выдернул стрелу и сплюнул сгусток крови. Его невидящие бессмысленные глаза смотрели на Одинцова… «Полковник, вернитесь!» — сказал Грид голосом Виролайнена и потянулся к нему волосатыми короткопалыми руками. Одинцов отступил, потом повернулся и побежал, сдерживая позывы тошноты. «Полковник, вернитесь! Полковник, вернитесь!» — преследовал его вопль мертвеца, то укоряюще-тоскливый, то перемежавшийся со взрывами дьявольского хохота.
Перед ним возникла скала с темным зевом пещеры, и он ринулся вниз по мрачному сырому коридору. Он снова был в главном подземелье Ай-Рита. Тускло светили лишайники на потолке, черным зеркалом застыло озеро, у стены белели штабеля бревен. Над котлом вздымался парок, жидкость бурлила, лопались пузыри, на поверхность всплывала то лишенная ногтей рука, то чья-то голова, то разваренные кишки. Рядом стоял Бур с копьем в заросшей рыжей шерстью лапе и, оскалясь, кивал, подзывая Одинцова к себе.
