Александр Бауров - Сумерки Эрафии
Фош и Йонсон с паролем, который утвердили заговорщики в замке Рейнхарда, въехали в огромные залы военных верфей Александрета. Тут пахло стружкой, свежей древесиной и смолой. Боевые позиции они заняли на крыше какого-то сарая, набитого тряпьем и сгнившей парусиной. В проходах лежали целые горы бревен, доски и бочки, все это вело к возвышающемуся посреди верфи корпусу новейшего трехмачтового военного корабля «Король Ричард». Судно было названо в честь прадеда Эдрика, человека мужественного и любившего море. Он первым из эрафийцев после войны стихий провел караван кораблей мимо земель нойонов, в Карнское море, начал торговлю с южными странами. Присев за толстым бревном, Фош увидел точильный камень и от нечего делать стал точить острый нож, что держал за голенищем. Время шло.
Том и Гримли во все глаза смотрели по сторонам. Старший Фолкин не был в Александрете почти пять лет. Гримли вообще не видел больших городов. Первое, что поражало, — огромные пятидесятифутовые стены, возвышавшиеся посреди гладкой равнины, как цельный каменный обод. Будто гигантская подкова легла на берег Прады — искрящейся утренней голубизной великой эрафийской реки. Внутри город выглядел еще богаче, чем снаружи. Вокруг были самые разные дома — деревянные и каменные, одно-, двух-, трехэтажные. Постоялые дворы и школы, церкви и кабаки, лавки, полные всевозможных товаров. Навьюченные лошади, быки и кадои — грузные, но выносливые зеленокожие твари, объезженные восточными варварами, — все это крутилось, мелькало и перед глазами Гримли. Стены внутреннего города со рвом и красивыми стражами, конные патрули в праздничных доспехах. Вся эта суета разом навалилась на бедного юношу-крестьянина, не давала опомниться, остановиться на чем-то одном, отдышаться.
Высокие башни замка Тинден он уже не смог рассмотреть толком. Только вывернув из маленького проулка, Гурт двинул ряды повозок в центр огромной площади, на которой уже скопилось множество таких же колымаг и кибиток, груженных всевозможными продуктами и товарами. Какой-то важный вельможа в безумно дорогом наряде из зеленой парчи с хвостиками горностаев и огромным изумрудным кольцом что-то указывал, говоря пронзительно и нараспев. С первой повозки отозвался Гурт. Гримли не расслышал его слов. Юноша правил лошадьми, стараясь держаться остальных обозников, попутно разглядывая красивые каменные дома с маленькими садами на другой стороне площади. Все они были трехэтажными особняками, перед которыми были разбиты цветники. «Какое богатство, какая красота», — думал Гримли. Неподалеку, в большом темном доме, еще горел свет и висела вывеска: «Гостиный двор „Пещера Минойца“». Был изображен кривляющийся минотавр с кружкой пива.
На здании ратуши пробило семь часов. В гомоне рыночной площади стали появляться все более четкие ритмы. Колокола «Собора всевидящего провидения» звонили призыв к утренней молитве. Ворота Тинденского замка открылись, и три золоченые кареты в сопровождении полусотни всадников двинулись к храму, стоящему на второй по размеру площади Александрета — площади Святых Вод. Горожане радостными криками приветствовали своего правителя. А на рыночной площади постепенно установился порядок. Богатые купцы, владеющие целыми торговыми рядами, сами или через приказчиков распределяли лучшие места. Крестьянам, пришедшим из деревень, а тем более со свободных земель, мест в основных секторах не досталось. Именно по этой причине, а также из-за большого количества мечей в колымаге дядя Том вместе с Гримли оказались не в рядах кузнецов, а среди торговцев оружием. Их лавочка, наскоро сколоченная из подобранных еще в Мельде досок и самой телеги, примостилась на самом краю военного сектора. Этот ряд, по словам дяди Тома, принадлежал какому-то богатейшему клекстонскому торговцу Йодлю.
Кое-как разместившись и приготовив товар, который вполне мог конкурировать с клекстонским, дядя Том и Гримли заперли лавку. Обменявшись любезностями с гвардейцем, отвечавшим за порядок в торговом ряду, они отправились искать своих. За час они обошли почти всю площадь. Осталось только осмотреть зверинец — место, где уже с самого утра со всего города собирались мальчишки. В рядах торговцев грибами, ягодами, лекарствами и прочими дарами леса они встретили Гурта. Он сказал им, что слышал, будто в зверинце есть огромный дрессированный зверь из кревландских гор, за которого гоблины требуют десять тысяч циллингов.
Уже на большом расстоянии от входа в зверинец были слышны рев, визг, завывание и протяжный вой самых разных животных. Эрафийские туры — огромные быки с рогами длиною в ярд, фолийские виверны — двухсаженные дракончики, издающие мерзкое кваканье и шипение. Все эти существа более-менее соответствовали фантазиям Гримли. Но когда он увидел огромный серебристый живой холм, его бросило в жар и пот выступил на лице. Сначала он принял существо за декорацию, но, увидев движение, поразился той силе, какой обладал этот монстр.
Посмотреть было на что. На цепи с кольцами толщиной с человеческую руку сидело существо размером с двухэтажный дом. Не менее шести ярдов в высоту и десятка в длину, оно больше всего напоминало медведя с огромными, длинными, похожими на грабли передними лапами. Хотя их так и хотелось назвать руками, так как монстр почти все время сидел на полусогнутых задних конечностях. Передние заканчивались огромными когтями, каждый — длиной не менее ярда. Перед монстром суетились несколько гоблинов. Они сами по себе привлекали внимание Гримли, никогда не видевшего кревландцев, иначе как на картинке. Зеленая кожа, невысокие и коренастые, кривоногие, в тяжелых грубых кожаных накидках и поножах. Они крепили надпись на огромном столбе: «Кревландский гросс — самое сильное боевое животное в мире. Цена — всего десять тысяч циллингов». Монстр время от времени переступал с ноги на ногу, тогда гоблины со страшными воплями толпой бросались к нему и начинали затягивать гигантскую цепь специальным механизмом, который в размерах не уступал телеге дяди Тома.
Между тем герцог Рууд начинал терять терпение. Было всего лишь девять часов утра, а вице-канцлер просто извелся. Он знал, что операция начнется примерно через час-полтора. Знал, что к одиннадцати на площадь прибудут авлийские послы, а в полдень должно состояться выступление короля. Все было ясно как день.
Герцог представлял себе верфи Рейнхарда, расположение людей Фоша и Йонсона. Глупый, наивный Лакамрэ так недорого продал свою душу, а ведь был офицером пажеского корпуса! Эдрик чуть его усыновил несколько лет назад. А теперь — как знать, сколько у него верных людей? Десяток или с полсотни? Они куда опытнее и лучше вооружены, чем люди Йонсона и Венка. В бою у его головорезов шансов бы не было, но вот внезапность будет на их стороне. Только бы Лакамрэ не повредил Эдрику, не успел… Дело пройдет удачно, если юный маркиз или сам король не выкинут какой-нибудь непредсказуемый трюк.
Рууд успокоился, его разморило тепло летнего утра. И тут два события на площади привлекли его внимание. Во-первых, на ярмарку официально приехал фон Ридле. Наглый и самоуверенный, он осмотрел сцену, где должно было состояться выступление короля. Рууд этого не знал, но многие другие, включая лорда-распорядителя, слышали, как он грустно пошутил, что подготовили нечто похожее на эшафот. Затем герцог ринулся инспектировать торговые ряды. Начал с крестьян с овощами, затем пошел напрямую к военным рядам. Рууд испугался, не изменил ли Рейнхард их план?! Но потом выдохнул. Покрутившись и дав указания, чтобы проезды были просторнее, Ридле со свитой двинулся в глубь площади и затерялся в толчее.
Второе событие напугало герцога куда больше, чем появление фон Ридле на два часа раньше срока. Он почувствовал присутствие на площади нойона. Этого просто не могло быть, они не проникают в мир людей, боятся быть замеченными, но слова ведущего о том, что с ним будут встречаться здесь, в Эрафии, крепко засели у него в голове. Неужели ему настолько не доверяют, что посылают для опеки своих? Или обстоятельства изменились и это из-за эльфов? В любом случае Рууд чувствовал, будто висит над пропастью и ждет, оборвется нить сразу или через минуту. Страх стал неотъемлемой частью его жизни после первой сделки с нойонами чуть более десяти лет назад. И с тех пор он лишь усиливался с каждым годом, с каждым днем.
Понять, где именно находится нойон, Рууд не мог. Он крутил свой перстень, но тот лишь теплел и холодел время от времени. В голове шумел вой присутствия, их присутствия. Он становился совсем тихим и наконец совсем исчез. А ведь и он боится людей, боится быть замеченным. В этот момент он почувствовал, что дело вот-вот пойдет. Ему вдруг показалось, будто он видит картину происходящего на военных верфях. Все то, о чем он так долго мечтал, начинало сбываться.
