Виталий Обедин - Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.
Никого. Ренегата и след простыл. Только в паре мест тускло догорали клочки тряпья, пропитанного маслом. Кладбище было пустым и мертвым.
— Ты меня удивил, гаденыш, — хрипло пробормотал я, тыльной стороной ладони размазывая грязь по лицу, — Честное слово, удивил. А это, поверь, нелегко.
От руки, оказавшейся у самого носа, нестерпимо несло желудочными нечистотами, сквозь вонь которых слабо пробивался запах серы. Так пахнет много чего, но если ты живешь в Уре, Блистательном и Проклятом, то первые вещи, которые приходят в голову: Преисподняя и Древняя кровь, сваренная в ее глубинах. На мгновение я застыл, пораженный страшным открытием.
Пахла не моя кровь. Ренегат, правда, немного расцарапал мне плечо, но рана почти не кровоточила — защитила толстая кожа колета. Адом несло от крови самого вампира.
«Родич»?
Полный смятения, я спрыгнул с крыши мавзолея. Под ноги попало что-то скользкое — не то кучка разложившихся листьев, не то полусгнившая от сырости деревяшка. Не удержав равновесия, я ткнулся носом в землю, угодив прямиком туда, где минуту назад бился в агонии шалый вампир.
Что-то тускло блеснуло во взбитой Ренегатом грязи.
Я протянул руку и осторожно, словно запускал пальцы в банку, кишащую ядовитыми пауками, взялся за блестящий предмет. Не требовалось тереть находку об одежду, очищая от налипшей глины, дабы понять, что это. На ладони у меня лежала фибула, некогда скреплявшая завязки плаща. Высверленный изнутри костяной кружок с искусно вырезанным орнаментом, обрамлявшим серебряную фигурку обнаженной женщины.
— Чтоб меня, — пробормотал я, не в силах отвести взгляд от находки.
А по краю кладбища уже рассыпались цепью огни фонарей. Городская стража, наконец, подоспела.
Как всегда, поздновато.
Глава XI
ЧЕЛОВЕКОЛЮБ И ЕГО ПСЫ
Не люблю фанатиков.
То есть в мире вообще существует изрядное количество вещей, которые я не люблю, но фанатичность занимает позицию где-то в самом начале длинного списка Сета Ублюдка Слотера.
Посему, глядя в глаза молодого Пса правосудия, я чувствовал, как у меня желваки начинают ходить, и надеялся, что бравый служака в малиновом плаще не примет это за спектакль, рассчитанный на его устрашение. Я не играл. Я искренне злился.
— Боюсь, милорд, я буду вынужден настаивать, — упрямо повторил Пес, слегка наклоняя голову вперед, будто собираясь бодаться.
По каменному лицу офицера было невозможно понять, что он там себе думает. Другое дело рядовые стражники — бледные, перепуганные, нервно поглядывающие друг на друга в поисках поддержки. Сама мысль о возможной стычке с одним из Выродков (да еще таким здоровым!) пугала их до дрожи в коленях.
— Будешь спорить? Со мной?
Я зло прищурился.
— Я выполняю приказ, милорд, — ровным голосом сказал Пес, — Его светлость вице-канцлер Дортмунд был уверен, что мы найдем вас здесь, и приказал доставить к нему на аудиенцию.
Краем глаза я заметил, как в нашу сторону направляется еще одна фигура в малиновом плаще. На ходу офицер одернул полу, блеснув серебряными нашивками, сплетавшимися в слова «Кара» и «Оберег». Слова-девизы украшали стилизованные изображения двулезвийного меча, вышитого на плаще. В них заключалась вся суть службы Псов: карать виноватых и оберегать невиновных.
Псами правосудия в городе называли старших офицеров городской стражи, подчинявшихся напрямую Второму Департаменту Магистрата. Называли уже так давно, что оскорбительное прозвище успело сначала приобрести двойной смысл, а затем и вовсе превратиться в официальное звание, ставшее со временем весьма почетным.
Кандидатов в Псы тщательно отбирали из большого числа претендентов, учитывая не только физические, но и личностные данные. Среди офицеров было не сыскать не только малахольных и низкорослых, но также слишком робких, либо, наоборот, чрезмерно рьяных. Как один рослые и плечистые, выдержанные и непоколебимо приверженные букве закона, они на все сто соответствовали своему прозвищу. Настоящие городские псы, которых не просто выдрессировали и натаскали, но буквально вывели как породу, чтобы поддерживать порядок на улицах древнего кровожадного города…
О работе Второго Департамента, где создавали Псов, в Уре ходит так много слухов, что рядовые горожане предпочитают даже название его произносить страшным шепотом, многозначительно выпучив глаза и косясь по сторонам. А ведь, казалось бы, сие ведомство занимается делом почетным, если не сказать благородным — на Втором Департаменте лежит обеспечение как внешней, так и внутренней безопасности Блистательного и Проклятого.
С внешней безопасностью при этом всегда было не в пример проще. Любого внешнего врага, будь то тортар-эребские полчища, армия новейшего образца, выставленная республикой Лютеция, Ур рано или поздно бил и ставил на место. А вот управляться с последствиями поступков собственных граждан с такой же эффективностью получалось далеко не всегда. Ур, черт бы его побрал, город больших возможностей. А для некоторых даже несоразмерных. От иного сумасшедшего нелегального колдуна беды бывает больше, чем от полка вооруженных до зубов солдат. Только на моей памяти Блистательный и Проклятый пару раз стоял на грани полномасштабной катастрофы, грозя ухнуть в тартарары.
Поддерживать повседневный порядок на улицах Блистательного и Проклятого — адская работенка. Хаос и кровожадность здесь впитали даже булыжники мостовой (не шучу, пара таких мест действительно есть!). Неудивительно, что, поручая эту службу кому-то, чиновники Магистрата перестраховывались по нескольку раз. Доверить охрану порядка в Уре смертным — пусть даже лучшим из лучших? Ненадежно! Тут требуются особые смертные.
Псы правосудия проходили жесточайшую магическую обработку в лабораториях Колдовского Ковена. При помощи сложных алхимико-мистических процедур чародеи, состоящие на городской службе, усиливали мышцы стражей, увеличивали скорость их реакции. Используя гипноз и мнемочары, им внушали несокрушимую верность закону, пересилить которую не могли ни золото, ни женские чары. Не стоило забывать и про персональные амулеты, разработанные лучшими умами Ковена для каждого Пса в отдельности, чтобы наделить их иммунитетом к большинству известных заклинаний.
Эффект подобной подготовки превосходил ожидания: на страже порядка Ура стояли не знающие страха фанатики закона, практически не уступающие телесной мощью иным Выродкам. Они с равной легкостью могли управиться как с матерыми уличными головорезами, так и с вышедшими из-под контроля магиматами.
Мои родичи ни за что не признаются, но я-то знаю: во многом именно присутствие Псов на улицах Блистательного и Проклятого сдерживало темные инстинкты, коими полон любой носитель Древней крови. Не то чтобы прочие Выродки их боялись — скорее трезво оценивали в качестве потенциальных противников, за которыми к тому же стоит вся мощь городской стражи, королевской гвардии и регулярных войск Блистательного и Проклятого. И скрежетали зубами при одной мысли о том, кому Блистательный и Проклятый обязан такой стражей!
Имя этого «кого-то», кстати, только что как раз прозвучало.
Вице-канцлер Витар Дортмунд.
Герцог Дортмунд — отсюда и «его светлость».
Бессменный глава Второго Департамента.
Создатель Псов правосудия бессменно занимал свой пост вот уже… хм, какой там десяток лет!.. Почему «десяток»? По мне, так счет давно пошел на третью сотню лет, проведенных вице-канцлером на службе Уру.
Об этом немногие знают, поскольку имена эта незаурядная личность прежде носила другие. Подобная конспирация вызвана абсолютной необходимостью, ибо считается очень… хм… нехорошим тоном, когда простой смертный вдруг заживается на свете дольше срока, отпущенного природой. Если такое происходит, возникают определенные вопросы и расползаются всякие нехорошие слухи. Чтобы пресечь их, Строгая Церковь вынуждена проводить расследование, результатом которого может стать вердикт о признании «долгожителя» виновным в нарушении Umorto Domo — священного правила «смерти в срок». И горе тому, кто не сможет отринуть обвинение! Приговоренный утратит не только тело, за которое цеплялся дольше, чем следовало, но и душу, которую износил больше плоти.
Жить долго не преступление.
Преступление — жить слишком долго.
Магия и глубинные изучения оккультных наук давно позволяют смертным продлять свою жизнь на многие годы сверх отмеренного, но, когда речь идет о больших сроках, неминуемо встает вопрос о цене. А она измеряется чужими жизнями, ибо природные законы компенсации распространяются и на волшебство. Ради продления своей жизни будь готов оборвать чужую. Чем дальше отодвигаешь свою смерть — тем больше счет, в результате, чем дольше живешь за счет чар и оккультизма — тем более кровожадным чудовищем становишься.
