Валентин Егоров - Шпион Его Величества
— Лешка, хороший ты парень, но государя своего удивлять не должен, нужно заранее его предупреждать о всех своих превращениях. А то называешь себя лейб-гвардии капитаном Александром Бутурлиным, а ведь это всего лишь шестнадцатилетний мальчишка, который только-только к армии приписан.
Утром следующего дня Рига осталась позади нашего посольства, мы спешили к свободному городу Данцигу, где нас уже ждала армия Бориса Шереметева.
Глава 5
1В Северную войну ганзейский городишко Данциг совершенно неожиданно начал играть огромную роль в экономической и политической жизни многих стран Балтики. Казалось бы, этот прибрежный городок принадлежал Речи Посполитой, но в политическом и экономическом смысле город мало зависел от этого государства. Данциг старался рассматривать и продвигать себя как свободный город-государство.
Географическое положение Данцига делало этот прибрежный городок стратегически важным военным и транспортным узлом всего Балтийского моря. Экономическая политика магистрата Данцига была сугубо меркантильна, она строилась и проводилась исключительно в собственных интересах города и его купечества. Обладать Данцигом, этим жирным купеческим гусем, стремились все близкие и дальние государства Балтики: Речь Посполитая, Дания, Московское царство, Швеция, — рассматривая его как важнейший транспортно-торговый узел для своей экспансии, развития торговли и для своего политического укрепления в Европе. Но у самого Данцига имелись слабые стороны, которые ставили его торговлю под угрозу. Купеческий город-государство не имел собственных военных кораблей, свои торговые операции должен был прикрывать военными кораблями других стран, в частности военными кораблями Голландии.
Восемнадцатого февраля одна тысяча семьсот шестнадцатого года российское посольство прибыло в Данциг.
Этот день был воскресением, поэтому все городские жители смогли выйти на городские улицы, чтобы приветствовать приезд русского царя и его эскорта. К тому же наше посольство перед въездом в город час или два ожидало появления польского короля и саксонского курфюрста Августа II Смелого. Известный своей непунктуальностью, на этот раз Август II прибыл почти вовремя, чтобы вместе с Петром Алексеевичем принять приветствия жителей города, который отказывался признать над собой государственную власть Речи Посполитой.
Магистрат Данцига не пожалел денег на красочные фейерверки, праздничные представления, бесплатное пиво народным массам, чтобы веселием и радостью отметить прибытие обоих монархов. Пока народ праздновал, танцевал и пил бесплатное пиво на городских улицах, Петр Алексеевич в сопровождении самого бургомистра города отправился в ближайшую церковь, чтобы прослушать утреннюю службу, Разумеется, эта православная церковь оказалась битком забита посольскими людьми и народом. По тому, как Петр Алексеевич галантно улыбался и вежливо беседовал с бургомистром Данцига, у большинства присутствующих в церкви людей создавалось впечатление, что эти двое разговаривают о приятных вещах.
Но по долгу своей службы я хорошо знал о том, что в данную минуту государь напоминает бургомистру Данцига о долге города в триста тысяч ефимок[42] России и о необходимости этот долг, желательно монетами, срочно внести в государственную казну. В противном случае… в этот момент государь Петр Алексеевич снял с головы бургомистра парик и натянул на свою лохматую голову. А бургомистр втянул свою лысоватую голову глубже в воротник жабо, со страхом оглядываясь на своего большого соседа. Затем Петр Алексеевич, также галантно улыбаясь, заявил этому трусливому бургомистру, что ему совсем не нравится то, что сейчас в Данциге находится слишком много шведских офицеров, которые, особо не таясь, собирают информацию о русских полках и на купеческих кораблях ее свободно переправляют в Швецию. Когда утренняя служба заканчивалась, то Петр Алексеевич вернул парик бургомистру и тихо ему сказал, что в самое ближайшее время Данциг должен снарядить четыре каперских брига по сорок орудий каждый, чтобы ими прервать свои отношения со Швецией.
Когда люди начали расходиться и покидать церковь, то кто-то из публики громко поинтересовался, почему это русский царь с головы бургомистра снимал парик и надевал его на свою голову? Я также громко отвечал, что у нас в Московии существует старая традиция: если голове гостя холодно, то хозяин должен уступить свой головной убор гостю. Больше вопросов о парике никто не задавал.
На дворе стоял февраль, по утрам бывало холодновато, да и многие немцы, жители Данцига, хорошо ощущали сквознячок, задувавший в соборе. Они все поняли, что их бургомистр оказался гостеприимным и радушным хозяином, великодушно ведущим себя по отношению к русскому царю…
Накануне посольского въезда в город я встречался с Петром Алексеевичем, он остановился во дворце епископа Эрм-Ландского князя Потоцкого, докладывал ему о настроении городского населения в Данциге. Много говорил о том, что наши солдатики очень скучают по отечеству и, беря пример с офицеров, много пьют и буянят, местных девок часто насилуют. Оттого среди простого народа идут и крепнут антирусские настроения.
Государь ухмыльнулся мне в ответ и сказал:
— Ты, Алешка, хороший парень, но чудак, каких свет не видывал. Иногда слишком много знаешь и ведаешь. Я ж тебе говорил, что это хорошо и плохо одновременно, но не тебе решать, какую мне политику вершить здесь или в другом месте. Даже я сам иногда не знаю, как лучше поступать в том или ином случае. Но жителей Данцига надо немного поучить и проучить за их постоянные сношения и тайную торговлю со Швецией. Сам же доносил, что шведский король Карл Двенадцатый о нашем войске сведения из Данцига и от англичан из Ганновера получает. Так что пускай наши русские парни немного, как жеребцы, порезвятся и разомнутся, нас же, русских, только больше в этом городе будет, а местным девкам ничего от этого не убудет. А ты, Алешка, лучше Катькой занимайся, ей же скоро замуж.
Мне пришлось прикусить язык и больше не бахвалиться тем, что обо всем знаю, а Петр Алексеевич продолжил свою мысль:
— Ты, Алешка, хороший русский производитель, у тебя одни сыновья вне брака рождаются. — Видимо, Петька Толстой, гаденыш, меня в этом деле постоянно с потрохами продает, подумал я в этот момент разговора с государем. — Значит, сейчас в тебе течет неиспорченная, благородная народная кровь, которую следует смешивать со слабой монаршей кровью и давать сильную поросль. Если Катька от тебя понесет, то Карлу-Леопольду там делать уже будет нечего и его Мекленбург-Шверинское герцогство нашим, русским, навсегда станет. Так что иди и хорошо старайся, а если плохо будешь с Катькой работать, то кату[43] повелю голову тебе срубить.
Но вернемся к нашим баранам и подумаем о том, как продолжать подготовку встречи Петра Алексеевича и Фридриха Вильгельма I. Пруссаки сами попросили, чтобы до поры до времени особо много о такой встрече вслух не распространяться, держать факт ее проведения в тайне. Когда Петр Алексеевич поинтересовался, почему пруссаки так себя странно ведут, то мне пришлось долго ему рассказывать о политических преференциях германских государств и роли Англии в этом вопросе. В результате такой секретности мои кабинет-гонцы и кабинет-курьеры мотались, не переставая, в оба конца, а я только успевал читать донесения и отвечать на поднимаемые в них вопросы.
Да и Катька совсем приладилась ко мне и до официального замужества пожелала каждую ночь проводить со мной. Я и так и эдак ее уговаривал, говорил, что не могу, много работы, но она каждый раз, когда я только спать ложился, уже в постели была и любви требовала. Ненасытной она оказалась на любовь эту, а я, работая, в эти моменты думал о том, что как только в Санкт-Петербург вернусь, то Ваське Коновницыну первым делом рожу намылю за то, что он своим делом так пренебрегал и такую девку неутешенной оставлял. Но, если уж честно признаваться, то хотел бы откровенно сказать, что эта любовь Катьки мне в главной и в тайной работе не мешала, а помогала еще большее рвение в делах служебных проявлять.
Но пруссаки, больше Катьки со своей любовью, меня своей мнительностью и подозрительностью донимали, они так о своем короле пеклись и радели, что мне пришлось переодеваться и одну ночь тайно потратить на встречу с одним их человечком.
Фон Руге, придворный обер-гофмаршал и тайный советник короля Фридриха Вильгельма I, ожидал меня в одном из штеттинских трактиров и, как добросовестный немецкий бюргер, попивал доброе немецкое пиво. Когда я в черном плаще, с треуголкой на парике и со шпагой на боку в тот трактир зашел, то он сделал вид, что меня не заметил и не признал, что сам в этом трактире совершенно случайный человек.
