Роман Юров - «МиГ» – перехватчик. Чужие крылья
В следующий раз он снова вывалился буквально через пять минут, нижняя граница облаков проходила уже метрах в двухстах, и такие пируэты становились опасными. «Мессеров» не видно, зато внизу обнаружился шикарный ориентир — железная дорога. Летя вдоль нее, Виктор наткнулся на довольно крупную деревню, сверившись с картой, понял, что это село Покровское, он сильно отклонился влево от маршрута. Однако, увидев позади две точки, решил не рисковать и вновь ушел в облака. Дальнейший путь казался легким — пролететь несчастных сорок километров и сесть. Однако это оказалось непросто, в снежном облаке трясло как никогда сильно, да и видимость сократилась до нескольких метров. Солнце уже почти зашло, серая мгла кругом сильно давила на психику, хотелось увидеть чистое небо. Когда, по его расчетам, должен был показаться аэродром, он начал плавно снижаться. Стрела альтиметра медленно ползла к нулю, но ничего не изменялось, вокруг была та же самая темная муть, и лишь когда он уже собирался уйти обратно, вверх, немного посветлело. Внизу был снегопад, облака просели метров до пятидесяти. Снег был и внизу, и вверху, видимости никакой, куда лететь, непонятно. Солнце уже зашло, вокруг самолета была только серо-белая мгла. Виктор до боли в глазах всматривался в пространство, но земля словно вымерла, нигде ни огонька, ни одного ориентира. Он стал в вираж и максимально возможно прибрал тягу, топлива осталось чуть больше половины бака. Найти бы хоть что-то, к чему можно привязаться, но все было тщетно, вокруг только серый снег.
Внезапно слева мелькнул огонек. Виктор сразу повернул туда, надеясь, что это аэродром, однако огонек скоро погас, непонятно откуда взявшись. Он долго нарезал круги над темной степью, глаза болели от напряжения, должны же там, на аэродроме, хоть ракету дать. Все было напрасно. Видя, что сигнальная лампочка горит вовсю, а бензина в баках почти не осталось, он решил садиться. Вообще в таком случае полагалось прыгать, но Виктору было жаль терять свой замечательный истребитель.
Посадочную площадку выбирал недолго, а чего выбирать, когда кругом голая ровная степь, проверил привязочные ремни, прибрал газ и пошел на посадку. Садился жестко, с большим козлом, после второго касания машина затряслась, как в лихорадке, степь оказалась не такой идеально ровной, как казалось сверху. Он быстро выключил зажигание, опасаясь пожара, в этот момент одно шасси подломилось, и самолет замер, перекошенный, уткнувшись левым крылом в землю. Наступила непривычная тишина, только слышно было, как потрескивает остывающий двигатель, как скрипит левое крыло и шипит воздух в пневмосистеме. Он сел.
Отстегнув ремни, Виктор ловко выпрыгнул из самолета, однако поскользнулся на левом, опущенном к земле крыле и отбил копчик. Не надо было оставлять парашют в кабине. Обошел истребитель, обеспокоенно цокая языком при виде повреждений. Помимо побитого крыла виднелась солидная дыра в фюзеляже, от правого руля высоты остались одни лохмотья. Пулевых дыр было тоже многовато. Он погладил избитую машину по поникшему крылу: «Ничего, потерпи немного. Палыч тебя обязательно починит». Постояв с минуту в задумчивости, принялся собираться. Хотя нищему собираться — только подпоясаться, он забрал парашют, снял с самолета часы и пошел определять, куда же это его занесло.
В снежной мгле едва проглядывалась изрезанная балками земля, где-то здесь, может, даже вон за тем холмом притаился такой желанный, такой родной аэродром. Вокруг снег и темнота. Небо замуровано облаками, земля как будто вымерла, нигде ни огонька. Ощущение было такое, будто Виктор остался единственным живым человеком в этом огромном замороженном мире. Пройдя метров триста вперед, он наткнулся на заснеженную гладь ставка. То, что сверху казалось идеальной равниной, оказалось полем на склоне запруженной балки. Промедли он с посадкой секунд на десять, и, возможно, пришлось бы ему сегодня купаться. «Черт, да это же ориентир, — он достал карту и, подсвечивая спичками, принялся ее изучать, — ну, конечно, вот же этот ставок, в десяти километрах севернее аэродрома».
Виктор поудобнее закинул парашют за спину и пошагал домой, словно бульдозер, разгребая снег унтами. Временами останавливался, проверял направление по компасу и, снимая шлемофон, слушал степь, мало ли что. Поход по зимней военной степи отличается от вечернего променада по городской набережной. Но в степи было тихо, слышался только тихий шепот падающего снега.
До деревни добрался часов в девять вечера. Вымотался до предела, день был очень тяжелый и морально, и физически, три воздушных боя и на десерт двухчасовой переход в унтах по снегу. Хотелось лечь и заснуть. Вот только голод донимал. Пока Виктор решал, что же сделать первым — направиться в столовую или доложиться начальству. Оставаться без ужина категорически не хотелось, но и командование на такое поведение могло крепко обидеться. Но, как говорится, «на ловца и зверь бежит», начальство объявилось само. За углом ближайшего дома послышались голоса, и объявился комиссар в сопровождении инженера полка, они шли по ночной улице, подсвечивая дорогу фонариком и о чем-то тихо переговариваясь. Виктор, как и положено, по стойке «смирно», чеканя шаг, зашагал навстречу. Идти строевым, в унтах да по свежевыпавшему снегу оказалось неудобно.
— Товарищ старший батальонный комиссар, сержант Саблин прибыл после выполнения боевого задания.
Луч света мазнул по лицу Виктора и погас.
— Саблин? Живой? — Голос у комиссара был низкий, с придыханием. — Что с самолетом? Ну-ка, давай детали!
— В ходе выполнения задания по разведке аэродрома Таганрог самолет ведущего — капитана Шубина получил повреждения. Прикрывая отход ведущего, вел бой с четверкой «Мессершмиттов», сбил один истребитель противника в воздушном бою. Обеспечив выход из боя капитана и получив в бою повреждения, ушел в облака, однако в районе аэродрома попал в сложные метеоусловия — сильный снегопад. Из-за плохой видимости аэродром не нашел, по выработке горючего произвел аварийную посадку в поле.
— Ты гляди, как по писаному. Молодец! — комиссар пожал ему руку. — Поздравляю со сбитым фашистским стервятником. Шубин уже давно сел, доложил. Молодец…
— Самолет сильно поврежден? — не удержался и влез инженер полка Баженко. В отличие от комиссара, голос у него был хриплый и скрипучий. — Где самолет?
— Из внешних повреждений разбиты левый элерон и правый руль высоты, сломано левое шасси, но крыло вроде целое. Сзади-справа крупная пробоина в фюзеляже. А стоит он тут. — Виктор зашелестел разворачиваемой картой.
— Давид Соломонович, посветите, пожалуйста, — инженер склонился, рассматривая. — Недалеко. Это хорошо.
— Юрий Алексеевич, вы людей лучше с утра пошлите. Я знаю ваш энтузиазм, поэтому сразу предупреждаю. Сейчас ночь, снегопад, заплутают еще в степи. А вам, товарищ Саблин, объявляю благодарность.
— Служу трудовому народу! — Виктор вытянулся по струнке.
— Ладно, идите, отдыхайте, подкрепитесь хорошенько. Я командиру передам. Комэску своему лучше доложите завтра, он сегодня… приболел.
Последняя фраза была произнесена с ядовитой интонацией, однако Виктор не обратил на это внимания. «На хрена мне его благодарность, — думал он, — лучше бы помог материально. Ну, там орденок подкинул или медаль какую. Тут давно пора решать половой вопрос, а для этого надо произвести положительное впечатление на местных дам. На крутые тачки они тут не ведутся, как и на костюмчик от Хьюго Босса. Нет тут ни тачек, ни костюмов. Зато на золотые и серебряные железки, прикрученные к гимнастерке, местные дамы должны клевать безотказно». Улыбаясь собственным мыслям, Виктор пошагал к столовой.
Там на кухне гремели посудой, одинокая официантка заканчивала мыть полы. Увидев Виктора, она уронила швабру и замерла, стрельнув глазами куда-то в сторону. Проследив за ней взглядом, он увидел на столе, где он обычно сидел, стакан, накрытый краюхой хлеба.
— О! — обрадованно протянул Виктор. — Это, как я понимаю, мое. Да?
Официантка, та самая рыженькая, любовница майора Пруткова, задорно улыбнулась. Подойдя к Виктору, она, неожиданно встав на цыпочки, поцеловала его в губы и тихо произнесла:
— Поздравляю вас с победой, товарищ Саблин.
Голос у нее был мягкий и чуть-чуть хрипловатый. Она звонко засмеялась, глядя, как опешивший Виктор пытается вдохнуть. Пока он приходил в себя от вкуса ее губ, от ее запаха, пока думал, что же ему делать дальше, официантка уже скрылась в недрах кухни. Он только успел крикнуть ей вслед:
— Надеюсь, вы покормите усталого героя? — чем вызвал еще один приступ звонкого, озорного смеха.
Поминальная водка оказалась какой-то слабенькой. В ожидании ужина он махнул залпом все, что было в стакане, зажевал краюхой хлеба. Он уже забыл про свои переживания, про воздушные бои, про то, что сегодня сбил вражеский самолет и, возможно, даже не один. Из головы не шел образ рыжеволосой красавицы. «Почему она меня поцеловала? Может, я ей нравлюсь? А как же тогда Прутков, он же, случись что, меня в асфальт закатает… или это такая шутка была?»
