Владислав Савин - Днепровский вал
— У нас такого даже в сорок первом не было. Танкисты, и штрафники?
— Немцы говорят, что пришли к этому «естественным путем». Формировать из союзников крупные танковые соединения опасались, да и не имели те же французы опыта управления танковой дивизией в бою. И быстро обнаружилось, что эти батальоны на нашем фронте, в отличие от Африки, в бой идут очень неохотно и легко отступают. Немцы и придумали у штрафников люки запереть снаружи — и вперед, а если повернешь — сожгут. Сначала просто кидали их на нашу оборону — авось, числом задавят, теперь же обычно гонят в первой линии — разведать минные поля и систему огня. Экипажи комплектуются, например, из пойманных дезертиров, это считается равноценной заменой расстрела.
— И сколько же у них таких смертников?
— По нашим оценкам, до тридцати батальонов. Точно установить невозможно: это, как правило, подразделения «на один бой».
— Однако это восемьсот-девятьсот танков, товарищ Василевский! Целая танковая армия — на весы сражения?
— Товарищ Сталин, во-первых, это именно разрозненные батальоны, не сведенные в состав полков, бригад, дивизий. Во-вторых, техника там, как правило, старая — немецкие «тройки» ранних выпусков, «двойки» и «единички». Из современных машин даже легкие «леопарды» редкость. А обычно хлам со всей Европы — французские чаще всего: Рено-35, Гочкисы… Отмечены даже случаи использования Рено-18, что уж вообще ни в какие ворота! В-третьих, боевая подготовка у них откровенно слабая — кто и когда вкладывался в смертников? Есть полностью подтвержденный эпизод, когда три Т-44 выбили такой батальон, двадцать восемь штук, без потерь с нашей стороны. А вот с «пантерами» во второй линии пришлось повозиться.
— Итак, операция «Суворов». Считаете, что пора?
— Товарищ Сталин, дальше ждать просто смысла нет. Сильнее уже не будем. Что по новой технике осталось еще, подвезем в процессе. Наши стратегические резервы больше, чем были перед Сталинградом, в ноябре, а по качеству — так не сравнить. А время уже начинает работать против нас — желательно выйти на государственную границу до осенней распутицы. И самое главное, немцы используют время на слаживание своих союзных войск. Сейчас это откровенный сброд, но через месяц, возможно, он будет уже на что-то способен. Также у немцев сейчас еще заметны последствия чистки «по покушению на фюрера», когда изымали далеко не самых худших генералов и офицеров. Завтра новоназначенные полностью войдут в курс и освоятся, нам будет гораздо труднее.
— Рассчитываете на ошибки противника, товарищ Василевский?
— Рассчитываю на ситуацию, когда таковые более вероятны, товарищ Сталин. И если будут, грех не воспользоваться.
— Ну что ж… Когда сможете начать?
— Третьего утром — через тридцать шесть часов.
— Пусть будет так.
Ватутин Н. Ф. Записки командующего фронтом.
Москва, 1964 (альт-история)
После тяжелых поражений в зимней кампании 1942–1943 годов, вермахт объективно не мог надеяться на успешное наступление на советско-германском фронте. Потери были невосполнимы и коснулись в наибольшей части самых боеспособных частей. Не от хорошей жизни Гитлер вынужден был даже после Сталинграда, где румыны и итальянцы показали себя слабейшим звеном, не только не отказаться, но и гораздо шире привлечь на Восточный фронт войска своих союзников. Но, хотя фашистская пропаганда трубила о «полном восстановлении» после понесенных потерь, это была лишь тень прежней мощи. Особенно это касалось французских дивизий, которые, в отличие от румын под Сталинградом, не имели вообще никакого боевого опыта, явно недостаточно были обеспечены тяжелым вооружением, транспортом, средствами связи, практически не были мобильными и, по сути, являлись аналогом «крепостных дивизий» линии Мажино, пригодных только к пассивной обороне. Положение усугублялось крайне низким боевым духом. Хотя среди французского контингента были и идейные пособники фашизма, мечтающие, подобно немцам, о земле на востоке и русских рабах, большую часть составляли насильно мобилизованные и даже взятые из концлагерей — а офицерский состав, в особенности старший и высший, по уровню подготовки совершенно не соответствовал требованиям современной войны. Нельзя сказать, что немецкое командование не знало об этих недостатках — но считало, что в жесткой обороне, тем более за водной преградой и на подготовленной укрепленной позиции, эти слабости не сыграют роли. События показали, что это было совершенно неоправданной надеждой — воюют все же не укрепления, а люди.
Но чисто формально положение Германии еще не казалось проигрышным. После успешно проведенных операций на западе — морские бои в Атлантике, захват Гибралтара и Мальты, наступление в Северной Африке — на западном театре военных действий преимущество и стратегическая инициатива перешли к Еврорейху. Эти успехи настолько вскружили голову фюреру и высшему германскому руководству, что вызвали разработку плана «Гейзерих», выглядевшего совершенной авантюрой: группа армий «Африка» должна была, пройдя с боями через Суэц и оккупировав Сирию и Ирак, совместно с турецкой армией вторгнуться в советское Закавказье и Среднюю Азию, причем вспомогательный удар наносился танковой армией Гудериана с Орловского выступа на юго-восток, с выходом к Кавказу с севера! И эти замыслы, затмевающие планы кампании прошлого года, завершившиеся для Германии Сталинградской катастрофой, теперь предполагалось осуществить гораздо меньшими силами.
Этот факт, невероятный для военного профессионала, мог быть объяснен лишь в контексте неудавшейся попытки покушения на Гитлера в феврале, сразу после Сталинграда, и последовавших за нею репрессий. Бесноватый фюрер искренне верил, что поражение явилось лишь следствием измены; когда же предатели разоблачены, все снова пойдет как в сороковом году — и события на западе, казалось, это подтверждали. С другой стороны, и германский генералитет, получив жестокий урок, не смел возражать, хотя не верил уже в реальность победы. Среди генералов Восточного фронта наиболее распространенным мнением было продержаться в стратегической обороне возможно дольше — ради заключения выгодного для Германии мира. К этому реально готовили и войска.
Переход стратегической инициативы к советской стороне, достижение количественного и качественного превосходства советских войск привели к появлению многочисленных угроз противнику, в разных местах фронта, которые трудно было парировать одновременно. Тактическое превосходство, достигнутое за счет лучшей боевой подготовки и поступление в войска новейших образцов вооружения, превосходящих немецкие, позволяло держать противника в постоянном напряжении. К началу июня сложилась ситуация, когда почти все немецкие резервы на Днепровском рубеже были скованы в боях у наших плацдармов в попытках «запереть» их, не дать нашим войскам вырваться на оперативный простор. Участки же фронта между плацдармами, где фронт был разделен рекой Днепр, находились в зоне ответственности союзников Германии, менее боеспособных. И у нас еще были значительные стратегические резервы, в том числе все пять танковых армий, пока не задействованных на фронте, а также десять отдельных танковых и семь механизированных корпусов.
А что у противника? По положению на первое июня, из пяти его танковых дивизий три были уже задействованы на участке Днепропетровск-Никополь. А из двух оставшихся одна была итальянской, переброшенной на восток лишь в апреле. И подкрепления могли быть переброшены из Европы не раньше десятых чисел июня. Было принято решение наносить главный удар не с одного из существующих плацдармов, а с совершенно нового — форсированием Днепра южнее Канева, на участке, занятом французами. В то же время на старых плацдармах намечались удары, имевшие целью не только отвлечение противника и связывание его сил, но и способные стать главным при обнаруженной слабости врага, если наступление от Канева встретит затруднение.
Непосредственно на участке прорыва, на фронте шириной свыше десяти километров оборонялась 17-я пехотная дивизия Виши; ее соседом слева была Девятая, справа — Двадцать первая. Из ближайших резервов следовало учитывать немецкую 7-ю танковую дивизию, находившуюся в ста километрах к югу, в районе Кировограда.
Решающая фаза битвы за Днепр началась 3 июня 1943 года…
Ефрейтор Степанюк Алексей Сидорович.
Берег Днепра, 3 июня 1943
Ой, Днипро, Днипро! Шли к нему с песней от самого Сталинграда; вышли — и встали.
Нет, отдых, понятно, нужен. И пополнение — у нас, считай, полный комплект теперь: и личный состав, и все, что положено. И столько нового появилось, только успевай осваивать. Потому что если даже на вооружении лишь у «штурмовиков», первого батальона, то все равно обращаться учат всех — и правильно, в бою всякое может случиться. Новые пулеметы еще зимой появились; давно нет «дегтярей» с тарелками, даже с лентой редкость; обычно же у нас ПК. У «штурмовиков» первая рота (это нам повезло, в других полках, я слышал, один лишь первый взвод этой роты, или вовсе нет) вместо ППШ имеет АК-42; те, чей пулемет, говорят, что тоже Калашникова конструкция. До чего удобно — по весу, габаритам, а значит, и поворотливости, как ППШ, а бьет на пулеметную дистанцию, и метко. Знаю, что «максим» и на две тысячи достанет, но вот из ручника я бы и на семьсот не стал бы патроны попусту жечь, подпустил бы ближе. Эти АК еще в апреле на фронте появились, только я слышал, тогда ими исключительно «бронегрызов» вооружали. Затем морпехов и гвардейскую пехоту, теперь, выходит, и до нас очередь дошла. Ну, а самое главное, это «рыси», наша носимая артиллерия. Как точно назвать, тут даже инструктора затрудняются — «рысь», и все тут. Здоровенная труба на плечо — так, чтобы хвост с раструбом позади, главное, чтобы не в землю и не в откос — тогда тебе же спину выхлопом сожжет. И снаряды к ней: кумулятивные «булавы» против танков; зажигательные «фонари», такие же по форме, но красноголовые; осколочные «карандаши»; дымовухи — ну, с этим понятно; и самые редкие, в основной боекомплект не входят, мало их пока, фугасные — что-то конструктора придумали, что рвется эта штука с силой гаубичного снаряда: в дзот на двухстах метрах засадить — самое милое дело. И, по штату, в каждой роте теперь отделение — два расчета — таких наплечных гаубиц. По битому танку показательно стреляли — впечатлило, посмотрим, как будет в бою.
