Олег Языков - Крылья Тура

Мы снова вылупились друг на друга. Командир постарался взять себя в руки и смотрел на нас таким взглядом, что сразу хотелось крикнуть: «Нет! Это не я! Не надо!»

– Вы! Вот вы, товарищ блондинчик! Не загораживайте следующего товарища, у него награды не видно!

Блондинчик – Толя Рукавишников, которому теперь придется всю войну ходить с новым прозвищем, с ненавистью посмотрел на мастера фоторепортажа. Из толпы зрителей донеслось одобрительное ржание.

– Так его! Блондина этакого, ишь, гад, командира звена закрывает, свою медаль выпячивает! Виктор, да двинь ты ему!

– А-а-тставить разговорчики! – мрачно буркнул комполка.

Наконец все вроде бы устаканилось. Стояли мы как надо. Но у командира пропало нужное героическое выражение лица. Пропало – и все тут! Ну, что ты будешь делать. Мы начали коченеть в своих гимнастерках. Что-то надо было делать.

– Товарищ майор, – интимно шепнул я ему голосом вертолетчика Карлсона, извещающего фрекен Бок об убежавшем молоке, – а у вас ширинка расстегнута…

– Где?! – испуганно ахнул майор и дернул рукой с планшетом, прикрывая подол гимнастерки. – А-а-а! Туровцев! Да как ты… да я тебя…

– Вот! Вот оно! – закричал абсолютно счастливый Яша, щелкая своей камерой и ужом увиваясь вокруг нас. – Вот так… еще так… Есть! Ф-ф-ух, ну и тяжело с вами работать, товарищи летчики. Объясняешь, объясняешь – пока до вас дойдет…

До командира наконец-то дошло, и выражение лютой злобы и свирепой ненависти, которым можно было довести Гитлера до инфаркта, медленно сошло у него с лица.

– Ну-у-у, Виктор, ты у меня еще получишь! Но, вообще-то, молодец. Выручил! Иди отсюда! Глаза бы мои на тебя не глядели. Вон, корреспондент с тобой поговорить хотел. Иди, иди…

Народ вокруг перестал ржать, захватил Яшу Хейфеца в плен и потащил его к самолету, чтобы он заснял героев, стоящих в кабине и пристально вглядывающихся во фронтовое небо. Яша, что мне понравилось, не упирался и охотно щелкал ребят на память.

Батальонный комиссар, мужик постарше меня лет на пять-шесть, с несколько висячим носом, маленькими усиками, слегка картавя, проговорил, протянув мне руку: «Ну, здаавствуй, геой! Тебя Виктог зовут? А я – Симонов, Константин… Ааскажешь пго тот вылет?»

Я немного обалдел. «Ну, здравствуй, Константин! Тебе – конечно расскажу!»

В общем поговорили мы плодотворно, по душам. Я не стал кочевряжиться и многое Симонову рассказал. Но так, естественно, чтобы не раскрыть наши маленькие секреты. Летчики, если будут читать эту статью, поймут как надо.

Пока мы беседовали, Яша нащелкал полную пленку и, выпросив у комполка «По-2», успел смотаться в дивизию, чтобы ее проявить и сделать фотографии. Молодец парень! Это он хорошо сделал. Мне тоже интересно посмотреть, как я там, на фотографии, получился…

– …Так вот, Константин, что я хочу тебе сказать… Тебя прислали, чтобы ты дал зарисовку нашего боя. Я тебе так скажу… Мы, такие красивые, не одни. Вон, рядом с нами полк Льва Шестакова летает, полк Еремина… Где-то на Южном фронте летает Саша Покрышкин[8]. Вот это бойцы! Ты про них еще услышишь, будь уверен! А пока своим коллегам посоветуй, чтобы присмотрелись они к этим парням. Ладно, ладно – я понимаю, что тебя прислали к нам по конкретному заданию, пиши… Да, имей в виду! Твою статью летчики будут читать с карандашом и секундомером в руках, тут же схемы боя будут чертить, так что особо не ври и красот не напускай! Ты пиши об этом бое как о производственном процессе, о плавке стали или о шахтерах, что ли. Ведь на самом деле это так и есть. Это наша работа, и нужно учиться, чтобы делать ее хорошо и результативно. Вот была бы у командира полка при атаке скорость поменьше – глядишь, бой и быстрее закончился бы… Ты об этом не пиши, не надо… И еще – чтобы так не получилось, как однажды у ребят из нашей дивизионки «Сталинский сокол». Те умудрились в одной статье написать примерно так: «Немецкие самолеты, трусливо прячась за облаками, заходили в атаку на наши войска…» и тут же – «наши «ястребки» зашли за облака, чтобы смело ударить оттуда…», и так далее. Понимаешь, использовать лучи солнца, облака – это тактический прием, и эти приемы используют как немцы, так и мы, вот в чем дело-то. Ну, ладно, ты мастер, ты напишешь как надо…

Потом я притомился от всей этой суеты, попрощался с Симоновым, спросил, а когда можно ждать статью, и потихонечку побрел к себе в санчасть.

На следующий день ко мне пришел Толя Рощин. Он принес эскизы того, что я ему заказывал. Не буду вас мурыжить – он принес эскизы рисунка на мою машину. На них в разных видах был изображен один и тот же немолодой суровый мужчина с длинными седыми висячими усами. Он был запечатлен как бы в полете. Сразу чувствовалось, что это воин. Он грозно смотрел по курсу самолета, по пояс высунувшись из темных туч, в его руке сверкала молния. При стрельбе из мотор-пушки ее трасса будет продолжением молнии в руке… ну, вы, наверное, догадались, в чьей руке? Именно – в руке Перуна.

– Здорово! Вот тут, за ним, дай еще грозовые облака, даже тучу. Знаешь, такую страшную, набухшую, несущую грозу тучу… Сделаешь, и все, – переноси на самолет! Хорошо получилось, аж пробирает.

– Товарищ лейтенант…

– Толя, ты это, не козыряй особо… Мы ж не в строю, давай по именам, хорошо?

– Хорошо. Виктор, а это кто?

– Это? – хмыкнул я. – Это… мой дед это! Красный партизан и участник двух войн, а может – и больше… Даже наверняка больше…

– Де-е-д?! – с сомнением протянул живописец. – Ну, может быть, и дед. Только знакомое что-то – «волосы его черны, с проседью, усы же серебряные…». Где-то мне это попадалось, Виктор…

– Попадалось – и молчи! Дед это мой, понятно?

– Понятно, понятно, – пробормотал Толя, складывая эскизы. – Виктор, а ты не скажешь, что это командир ржет, как на фотографию посмотрит, а?

– На какую фотографию?

– А у нас перед штабом на стенде для боевых листков повесили несколько крупных фотографий этого… Яши, в общем… Так вот, как командир на них взглянет, так то плюется, то смеется… Что это с ним, не знаешь?

– Знаю, но сказать не могу – страшный секрет! Связан с нарушением формы одежды, между прочим… Знаешь поговорку: «От расстегнутой пуговицы до летного происшествия – один шаг»? Вот то-то и оно, брат ты мой. Так что – «Т-с-с-с! Молчок! Враг подслушивает!» Иди рисуй, Шишкин ты наш…

Глава 9

Как я уже говорил – все проходит… Прошла и болезнь. И я тут же побежал к своей новенькой машине: погладить по теплому живому боку, проверить – а как там она без хозяина?

Без хозяина «як» окреп и заматерел. На борту под фонарем кабины алели пять звездочек, на боковых крышках капота грозно возлежал в облаках Перун… ох, ты ж! Оговорился я! Дед возлежал, мой дед! Красный партизан и участник всех войн на Руси… Смотрелся старик просто здорово – грозно и впечатляюще. При взгляде в глаза под насупленными бровями зябкий холодок пробегал по спине. А если еще и пушка заработает! Здорово, молодец художник-грековец Анатолий Рощин!