S-T-I-K-S. Шпилька - Ирэн Рудкевич
В траве стрекотали кузнечики, плескала вода, где-то неподалёку устраивала сольное выступление одинокая лягушка.
Шевелиться было и тяжело, и больно, в онемевшие мышцы словно иголок натыкали. Шипя и матерясь, как никогда в жизни, Шпилька принялась разминать затёкшие пальцы, потом занялась предплечьями и плечами. Села, помассировала деревянную шею.
В горле словно пески Сахары побывали, сушило так, что и живчик, и даже раствор гороха сейчас показались бы изысканной амброзией. Кстати, о них — барсетка с бутылками никуда не делась. Шпилька трясущимися руками скрутила крышку с живчика, не замечая вкуса, сделала три больших глотка.
Полегчало сразу, хоть и не полностью.
— Кажется, ещё поживём, — прохрипела Шпилька и обернулась. — Лайма?
Овчарка лежала на боку, бессильно вытянув лапы и закатив глаза. Пасть была широко раскрыта, посиневший язык вывалился наружу. Только бок вздымался часто и судорожно, подсказывая, что собака ещё жива.
Шпилька подорвалась с места, забыв о собственной слабости.
— Лайма, Лайма! Ты это чего? А ну не вздумай мне тут умирать!
Приподняла голову собаки, влила прямо в горло немного живчика.
— Пей давай! — едва не плача, Шпилька зажала овчарке пасть, провела пальцами по горлу, вызывая глотательный рефлекс.
Вторая порция живчика дала, наконец, эффект — взгляд собаки стал осознанным. Лайма слабо вильнула хвостом, приветствуя хозяйку, и потянула носом воздух.
— Давай ещё глоточек, моя хорошая.
На этот раз заставлять не пришлось. Овчарка облизнулась, подняла голову, навострила уши — и расслабленно откинулась обратно на траву. Значит, опасности пока нет.
— Передохни, — сказала ей Шпилька, украдкой вытирая уголки глаз. — Но только чуть-чуть. Скоро сюда со всех окрестностей заражённые ломанутся, и нам бы к этому времени надо быть подальше.
«Чуть-чуть» продлилось до рассвета — раньше Шпилька и сама боялась уходить. По темени слишком просто не увидеть приближающуюся опасность, не говоря уж о том, что можно попросту переломать ноги на пересечёнке. К тому же в темноте, как известно, звуки разносятся слишком хорошо, и их с Лаймой могут засечь.
Её неслабо клонило в сон, желудок пытался совершать возмущённые кульбиты, требуя еды или хотя бы живчика. Шпилька поднесла к глазам бутылку, поболтала на дне остатки жидкости. И решительно сунула её обратно в барсетку. Слишком мало, лучше приберечь. Зато глотнула горохового раствора, предварительно глубоко вдохнув и зажав нос. Содово-уксусное пойло желудку не понравилось, и он затих, пообещав отомстить позже.
Утро выло хмурым, вместо вчерашнего солнца на небо выползли тучи.
«Интересно, бывает ли в Улье дождь?» — подумала Шпилька и принялась будить дремлющую Лайму.
Мост, на этот раз деревянный, она пересекала с затаённым страхом — а ну как опять настырная элита вылезет. Но всё было спокойно, видать, ночная горилла настолько боялась кисляка, что предпочла поискать еду в другом месте.
Туда ей и дорога. А лучше ещё дальше, в какую-нибудь дыру. К тётке, в глушь, в Саратов, как завещал классик. А Шпильке с Лаймой — в противоположную сторону, к кластеру с песчаным карьером и экскаваторами.
К середине дня на горизонте замаячили деревья. Интересно, там уже другой кластер или это вполне естественная смена пейзажа?
О том, каких размеров бывают кластеры, Шпилька не знала ничего. Мало ли, опять придётся убегать от кисляка. Вот только университетов, преподающих мироустройство, что-то пока не видно. А жаль — Шпилька, можно сказать, прямо-таки горела желанием самообразоваться по этому вопросу. А заодно побольше разузнать о Дарах.
Никаких аур она больше не видела, как ни старалась. И попытки погладить Лайму в надежде вновь зацепить пальцами стеклянную субстанцию тоже ни к чему не привели. Шпилька всё чаще ловила себя на мысли, что случившееся ей просто привиделось, что это глюки, вызванные кисляком…
Но если бы это были все последствия попадания в туман, элита вряд ли бы так его боялась. А значит, ничерта это были не глюки. Каким-то образом у них с Лаймой одновременно сработали Дары, и, благодаря их взаимодействию, появилась стеклянистая плёнка, способная защитить от неприятных последствий перезагрузки.
За размышлениями Шпилька не заметила, как дошла. Деревья оказались прозрачной сосновой рощей, вполне естественно вписанной в ландшафт. Значит, не граница. А судя по песчаной почве под ногами, пришедшей на смену обычной полевой, обещанный Танком карьер уже близко.
Собственно, сразу за рощей он и обнаружился. За последним рядом сосен земля резко пошла вниз, превращаясь в прорезанный корнями склон, а глазам открылось невероятное зрелище — протянувшиеся на километры песчаные горы, обрамлённые всё тем же сосняком.
Карьер был заброшен довольно давно — некоторые склоны успели зарасти травой, в низинах образовались покрытые бензиновыми разводами озерца. Нереальный пейзаж, словно сошедший с картин, на которых художники пытались представить, как выглядел бы Марс, обладай он пригодной для жизни атмосферой.
Но больше всего Шпильку поразили экскаваторы. Огромные, с пятиэтажный дом высотой — она уже видела такие, правда, только на фото. Зато сразу вспомнила название — абзетцеры. А по сути — отвалообразователи.
Башни и разгрузочные стрелы гигантов давно проржавели, половина тросов сгнила и оборвалась, гусеницы наполовину погрузились в песок. Для Улья, наверное, такая заброшенность промышленного объекта и техники была нормой — кому они нужны в мире, который постоянно меняется? Но Шпилька была уверена, что техника и разработки пришли в негодность задолго до последней перезагрузки.
На дно карьера Шпилька спустилась с полными песка ботинками. Вытряхнула, заново зашнуровала, выпрямилась — и виски заломило от ощущения приближающейся опасности.
Шпилька, не задумываясь, ломанулась к ближайшему абзетцеру, краем глаза отметив, что Лайма осталась спокойной. Значит, не заражённые. Люди. Но они, как уже успела понять Шпилька, могут быть намного опаснее тварей.
Внутрь ржавого гиганта вела металлическая лестница сбоку от хобота разгрузочной стрелы — ступени отозвались на шаги гулким стуком и подозрительным потрескиванием, но выдержали. Шпилька промчалась по идущему по периметру балкончику, взобралась на следующий уровень, юркнула в одну из боковых кабин и припала к окну.
С высоты третьего этажа карьер предстал во всей своей масштабной красоте. Склоны золотились, несмотря на пасмурный день, абзетцеры стояли безмолвными памятниками промышленного века, переливались радужные разводы на поверхности отравленных химией водоёмов.
С виду всё спокойно, но виски не отпускало. То ли проснулась интуиция, которая, по словам Жива, рано или поздно появляется у
