Шелест. Гимназист - Константин Георгиевич Калбанов
— Так и хотел сделать.
— И чего же не сделал?
— А ты порасспроси Тукана, кто его за мной отправил да зачем.
— Хм. Нужен мне тот Тукан как зайцу пятая нога. Да аккуратней вяжи, олух царя небесного! Коли дух испустит до того, как к стражникам попадёт, ничего у нас тут не закончится, — прикрикнул дядька Василь на молодого ватажника, связывавшего Топорка.
Трактирщик? Так оно и есть. Только возможности и авторитет такие, что если кто и был настоящим хозяином Чижовки, то это он. Хотя всех его людей вышибала, повар да подавальщицы. Умеет этот хитрован выдерживать баланс, да так, что ни у кого к нему претензий нет, а народ за него, кто в глотку вцепиться готов, а кто бога молит за его здравие.
Подозреваю, что и нормальное отношение на Чижовке ко мне во многом связано с дядькой Василём. Без понятия, чем я ему приглянулся, но даже Архип, хотя и вёл себя со мной с эдакой толикой покровительства, никогда не задевал. И наверняка убивать меня в подворотне не стали, а решили привести для разговора именно по инициативе хозяина трактира. Хм. Быть может, Тукан действовал как раз в обход прямого приказа авторитетного вожака. К чему ему говорящая голова при свидетелях?
Вот такой непростой дядька. И коль скоро он повёл себя именно так, а не иначе, то и сомнений никаких, быть слободе под ватагой Бересты.
* * *
Несмотря на поздний, а вернее, ранний час, так как уже начались предрассветные сумерки, князь Долгоруков не спал и работал в своём кабинете. Обстановка дорогая, но без вычурности, всё выдержано в строгом стиле, что свидетельствует о хорошем вкусе.
Иван Митрофанович богат, входит в ближний круг императора, является членом Правящего сената и весьма влиятелен. Поэтому в показной фасонистости попросту не видел смысла, предпочитая скромность, которую не доводил до маразма. Одежда из дорогой ткани, но без излишнего золотого и серебряного шитья. Из драгоценностей только кольца с бриллиантами, имеющими практическое значение.
— Дозвольте, ваша светлость? — заглянув, спросил дьяк, личный помощник князя.
— Входи, Фадей Константинович, — закрывая папку с документами, позволил князь.
— Простите, Иван Митрофанович, — поклонился дьяк.
— То есть выяснить ничего не удалось? — недовольно сжал губы Долгоруков.
— Увы, управиться с узором «Повиновения» не получилось. Мы были крайне аккуратны, но в какой-то момент у него изо рта пошла пена, а затем он испустил дух. И в этот раз лекарь уже не сумел ему ничем помочь.
Князь нарочито аккуратно отложил перо, чтобы не сломать его. Причина вовсе не в бережливости князя, а в том, что он не любил проявлять эмоции на людях. А Долгоруков сейчас был зол. Нет, он был в бешенстве.
Кто-то посмел поднять руку на его дочь! Но кто⁈ Этот вопрос не давал ему покоя. Недругов у него хватает, но по кому нанести ответный удар, чтобы неповадно было?
А может, её и впрямь пытались умыкнуть, чтобы сделать из неё оборотня? Мог кто-то покуситься на его кровиночку, чтобы усилить свой дар? Если верить летописям, то в старину глубокую некоторым волхвам такое было по силам. Но даже если те знания и имелись, они уже давно утрачены, став легендой, где правду не отличить от вымысла.
Хотя волколаки вовсе не выдумка, как и возможность усилить дар с помощью их желчного пузыря. Это он знает доподлинно. Но неужели кто-то и впрямь сумел найти способ создавать оборотней? Слухи об этом ходят, но они были всегда, так и оставшись неподтверждёнными.
Тайная канцелярия неоднократно расследовала всплески подобных россказней, и всякий раз оказывалось, что зверь выкупался у охотничьих команд, пробавляющихся охотой на волколаков. Тайна же приобретения права на его убийство объяснялась нежеланием покупателя афишировать усиление своего дара.
Так что возможность этого Долгоруков допускал меньше всего. А вот то, что кто-то решил покуситься на членов его семьи, выглядело куда реалистичней. И он выяснит, кто это был. А после ударит в ответ так, чтобы другим неповадно было.
— Кому ты поручил дознание по этому делу?
— Лучшему твоему дознатчику Мирошкину.
— Хорошо. Выдай ему на расходы тысячу рублей. Пусть не скупится на награды, будет мало, добавим ещё.
— Слушаюсь, ваша светлость.
— Ступай.
Глава 11
— Здравствуйте, Пётр Анисимович, — приветствовала меня княжна.
— Здравствуйте, Мария Ивановна, — не придав этому особого значения, практически холодно ответил ей я.
А что такого? Мне с ней детей не крестить, и вообще не моего поля ягода. Не верь людям, не будет и разочарований. Вот в своих близких я уверен на все сто, а остальные для меня лишь попутчики, союзники, никто или враги.
Княжна как раз относилась к категории никто, ибо одна мысль о том, что мы можем быть союзниками, вызывала только смех. В понимании сильных мира сего подобные мне могут им только служить. Сейчас в ней говорит юношеский максимализм, особенно громко в течение последних трёх недель. Угу, это далеко не первый раз, когда она мне докучает, хорошо хоть, я не такой частый гость в гимназии.
Впрочем, всё изменится уже завтра, причём в прямом смысле этого слова. Именно завтра ей исполняется восемнадцать, и она пройдёт инициацию, после чего её мировоззрение сразу же изменится. С обретением дара это попросту неизбежно. А я не мальчик на побегушках.
Разумеется, жить в обществе, не придерживаясь его правил, не получится, если, конечно, не желаешь быть вечным бунтарём. Вот уж чего не хотелось бы, так это становиться революционером и разрушителем старого мира. Не вижу смысла, так как могу хорошо устроиться и в этой среде. Просто нужно решить для себя, что именно является моей зоной комфорта, и занять соответствующую ступень.
К слову, это вовсе не значит, что меня устроит тихий и уютный уголок. Вот уж чего мне и даром не нужно, так это пресной и неинтересной жизни. Наоборот, чем старше я становлюсь, тем сильнее просыпается моя неуёмная натура, благодаря которой в родном мире я прошёл через четыре войны. И это при вполне реальной возможности погибнуть, здесь же смерть будет означать всего лишь возвращение домой.
Если я не ошибся в подсчётах, то за прошедшие семнадцать лет, что я наслаждаюсь полноценной жизнью, дома миновало всего лишь двадцать пять дней. В следующий раз нужно будет попросить, чтобы забросили куда-нибудь подальше. К примеру, в домонгольскую Русь, как Романова, с которым я так и не познакомился.
— Вижу, вы опять почтили гимназию своим присутствием, — произнесла княжна.
— Вот уж не думал, что вы входите в состав попечительского совета или стали учителем, — хмыкнул я, делая очередной подход к перекладине.
Появилась она моими стараниями, как и брусья, когда я ещё учился в школе. А всё моё детдомовское детство с выпендрёжем друг перед другом и девчатами. И да, здесь это работало не хуже нижнего брейка. Оба спортивных снаряда в кратчайшие сроки обрели популярность и появились во всех учебных заведениях. Как и в случае с картами, никто и не вспомнил мальчишку, которому стало скучно лазить по канатам, деревьям и наклонным шестам, приставленным к стене. Ну и ладно, я и не в обиде.
Как ни странно, княжна дождалась, пока я закончу крутить серию из пары десятков подъёмов с переворотом. Заняться ей нечем, что ли? Гимнастический зал довольно просторный, спортивных снарядов тут хватает, и народу не так чтобы много, чего стоять над душой. Да вон, хоть соседнюю перекладину занимай.
— Мария Ивановна, я так понимаю, что у вас ко мне какое-то дело? — спрыгнув на пол, посыпанный песком, спросил я.
— Вы правильно понимаете, Пётр Анисимович.
— Я вас внимательно слушаю.
— Вам не кажется неприличным продолжать выполнять физические упражнения, когда с вами говорит девица?
— Не кажется.
— А хамить-то зачем?
— А зачем приставать к парням, которые вам явственно дают понять, что не желают с вами общаться?
— Я… Приставать… Да как вы… — задохнулась от возмущения она.
— Выдыхайте, Мария Ивановна, выдыхайте. Вы, вероятно, полагаете, что чем-то мне обязаны за ваше спасение, и желаете выразить свою благодарность? Смею вас заверить, что это не так. Я всего лишь перепутал вас с моей сестрой, в противном случае не стал бы вмешиваться. А напавшего на вас изловил, только чтобы обезопасить себя от чижовских крыс. Они, как известно, бьют в спину, и скорее рано, чем поздно, подсадили бы меня на нож. Вот и выходит, что действовал я сугубо в своих