Великокняжеский вояж - Олеся Шеллина
— Сенат, коллегии, к губернаторам и его служащим, — я посмотрел в окно.
— Хм, я займусь разработкой соответствующих указов, но, ваше высочество, вы должны понимать, что я могу пустить их в дело только после того, как их утвердит государыня Елизавета Петровна.
— Я понимаю, — кивнув, я отошел от окна. Я все понимаю. Я также понимаю, что Елизавета может начать сомневаться, но в сложившихся обстоятельствах у меня есть немаловажный аргумент — деньги. Деньги, которые, как оказалось выделялись непонятно на что в ахулиардных размерах и даже не возвращались в казну в качестве налогов. — Я также понимаю, что нужно по прибытию как следует потрясти Казначейство. Какого хрена они мышей не ловят? Ну конечно же, проще новых безумных налогов насочинять, чем в уже существующих выплатах разобраться. Мне же нужна реформа, прежде всего в армии, на флоте, в коллегиях и в образовании. Скоро, года через полтора, нам нужно будет новые земли осваивать, а как их осваивать, ежели на родной земле такой бедлам творится? Где на все реформы денег взять? А может быть, нужно всего лишь расходы и отчеты в единое целое свести? Да у парочки особо зарвавшихся все имущество конфисковать для возмещения ущерба казны, чтобы другим неповадно было? Андрей Иванович, сделай милость, подготовь мне расчетные сказки по налогам из питейных заведений, да и вообще по Тверской губернии. Да и сделай так, чтобы все должники присутствовали на совещании, которое я хочу через три дня провести. Справишься? Дело-то это как раз для Тайной канцелярии. Вот — настоящее предательство и хула родины и царственного дома, а не бабская болтовня в салонах.
— Я понял, что вы хотите сказать, ваше высочество, — Ушаков кивнул. — Разрешите мне привлечь Турка. Чтобы быстро все добыть иной раз нужно действовать и подло.
— Бери что хочешь и кого хочешь, — я с мрачной решимостью посмотрел на старого интригана, в глазах которого промелькнуло беспокойство. — Не бойся, я не собираюсь лезть на рожон. Полноценно возьмем всех этих му... мужчин за вымя только после того, как ты подразделение новое утвердишь и в каждой губернии такие подразделения появятся.
— Тут самое главное, чью сторону армия займет, — Ушаков потер гладко выбритый подбородок.
— О, это не проблема, — на этот раз я улыбнулся вполне искренне. — Армия ведь тоже страдает от подобных экземпляров. Сколько можно было бы сделать для армии хотя бы на те деньги, что на цифирные школы ушли, без создания и развития этих самых школ. Самое главное, правильно почву подготовить, — я задумался. — Вот что, расскажи-ка это вопиющее нарушение, подлость, обман и откровенное воровство Ивану Лопухину. И сделай это в разрезе именно недополучения армией запланированных мною гарнизонов, где все будет у полков свое и под собственной охраной. Да за одно только, что им квартиры для размещения искать каждый раз приходится, офицеры этих слишком умных господ на вилы поднимут. И я уже молчу насчет оружия и новой более удобной форме, так и о плацах и полигонах, для обучения солдат.
— А почему все-таки Ваньке? — Ушаков скупо улыбнулся.
— Потому что то, что знает Ванька, обычно знают все, кто рядом с ним в каком-нибудь борделе в этот день окажется, — я хмыкнул. Вот уж у кого теплая водичка нигде не держится. Если бы я постоянно не обращал внимание Тайной канцелярии на то, что Лопухин страдает словесным поносом, то его бы уже давно скрутили и в застенки бросили, а там дело бы и до бабьего бунта дошло бы. Но сейчас Елизавете было некогда. Она решила не только изображать из себе императрицу, но и быть ею, и у нее резко сократилось время на каждую херню внимание обращать.
— Я подумаю над этим, ваше высочество, — Ушаков степенно поклонился и ушел выполнять не самое легкое задание.
***
Молчание затягивалось. Я поднял несколько бумаг, лежащих передо мной, пробежал по ним глазами и бросил на стол.
— Вы все примерно догадываетесь, что это. Каждый из вас уже имел счастье пообщаться с Андреем Ивановичем Ушаковым, который пришел в такой ужас от сумм недимок, что едва удар не получил. А в его возрасте так волноваться нельзя, чревато, понимаете ли, тем же ударом, али грудной жабой, что также нехорошо, — я внимательно осмотрел каждого из присутствующих здесь: в основном это были купцы и владельцы многочисленных питейных заведений. А также Суворов, к которому я хоть и испытывал некую сентиментальность, связанную с Сашкой и покойным Василием Ивановичем, вот только спуску я никому не намерен был давать. Сейчас главное нужно было показать им, что все жалобы государыне, которые от купцов рассматривались как приоритетные, никакого эффекта вот в конкретно этот момент не возымеют. И самым лучшим способом это показать, было обозначение, что дело ушло в производство в Тайную канцелярию, к которой большинство подданных Российской империи испытывали особое уважение.
Непонятно каким ветром занесенный в Тверь Ефим Болотин переглянулся с Алексеем Арефьевым, открыл рот, видимо, что-то хотел сказать, но промолчал, только заерзал на лавке. Для того, чтобы вместить всех, кого удалось выловить Ушакову за столь короткое время, пришлось в кабинет натащить лавок, потому что стульев явно было недостаточно. Я только крякнул, когда увидел, сколько мне притащил Андрей Иванович бумаг, каждая из которых посвящалась одному человеку. И это нисколько меня не успокаивало, потому что происходило практически под носом у властей — не так уж далеко располагалась Тверь от Москвы и от Петербурга. Мне стало страшно на мгновение от того, что я могу увидеть в более отдаленных от столицы районах.
— И что же увидел в этих записках уважаемый Андрей Иванович? — Болотин, как представитель Московского купечества справедливо рассуждал о том, что не имеет к Тверским никакого отношения, поэтому может себе позволить некоторые вольности.
— Он увидел там чудовищные долги. Настолько чудовищные, что сравнивал их с Библейским Левиафаном, крестясь при этом, и утверждая, что не могли России верные сыны так поступить со своей матерью. Что это точно бес попутал, и что без попов здесь не обойтись. Стоявший за моей спиной Румянцев внезапно раскашлялся. Петька присутствовал при передаче мне Ушаковым документов, и прекрасно слышал, что эпитеты Андрей Иванович использовал совершенно другие, более красочные, я бы сказал. Я повернулся к Петьке и ласково произнес. — С тобой все в порядке? Ты не заболел?
— Нет-нет, ваше высочество,
