Уильям Дитц - Обман

Кортеж двинулся с места, как только все расселись по машинам. В лимузине никто не разговаривал. Только Т’Лоак имела право начать разговор, а она была не из тех, кто делится своими чувствами с окружающими. Так, при полном молчании, машины петляли по извилистым улицам мимо стоявших на холмах особняков и застроенных равнин между ними. Здесь было много высоких зданий, и многие из них соединялись изящными навесными мостиками. Вокруг них теснились строения меньшего размера, и все это составляло самоуправляемые кварталы. Одни районы выглядели прекрасно, другие — гораздо хуже.

Уродливая городская изнанка была прекрасно знакома Т’Лоак, поскольку сама она выросла в квартале, который называли «Адовой приемной». Там каждый изворачивался как мог, никому нельзя было доверять, а преступления давно стали нормой. Ее мать выросла не здесь, но попала в трущобы по причинам, о которых Т’Лоак могла только догадываться. Покинув дом, Т’Лоак поднялась до положения, которое одна из ее наиболее добродетельных родственниц назвала «безобразной опухолью». Эти слова должны были обидеть ее, но не обидели, поскольку в своем занятии Т’Лоак видела воплощение естественного порядка вещей. На каждой планете существует пищевая цепочка, наверху всегда находятся хищники, а все остальное — это сентиментальная чепуха.

Слева промелькнул ряд вечнозеленых деревьев, и каждый ствол на мгновение заслонял искрящуюся гладь реки и беспорядочно разбросанные группы домиков по обоим ее берегам. Затем, после плавного поворота шоссе, вдали показалось кладбище. Оно использовалось уже тысячи лет и занимало огромную территорию. Некрополь представлял собой бесконечный лабиринт. Некоторые захоронения были похожи на храмы, другие приняли формы высоких шпилей или монументов, порой даже с элементами абстрактного искусства.

Среди бесчисленных памятников кортеж продолжал движение по извилистой дорожке до узкого мостика, ведущего к острову в центре искусственного водоема. Когда Т’Лоак покупала этот участок, он находился на самом краю кладбища.

Но с тех пор добавились сотни захоронений, и маленькое озерцо стало обращать на себя внимание. Кое-кто говорил, что это ров с водой, созданный, чтобы держать любопытствующих на расстоянии. Другие видели в нем воплощение непомерного эго Т’Лоак, ее стремление отметить свою собственную смерть, и даже признак дурного вкуса.

«И все эти критики по-своему правы, — подумала Т’Лоак, когда кортеж остановился. — Но это не имеет никакого значения».

Похожее на пирамиду сооружение было выстроено из черного гранита и отвечало ее вкусам в том возрасте, когда Т’Лоак строила мавзолей, — вкусам личности, которой необходимо было многое доказывать и которая считала, что экстравагантность — это один из способов себя проявить. Теперь, став матриархом азари, Т’Лоак понимала, что перестаралась. Но изменять что-либо значило извиняться, значило предать свою молодость, а этого она упорно избегала.

Т’Лоак дождалась, пока водитель откроет дверцу, затем вышла и повела скорбящих родственниц к катафалку, чтобы снять носилки. Глаза Лизелль были закрыты. Гримеры скрыли ужасную рану на ее шее и сложили руки на груди.

«Я не стану плакать, — сказала себе Т’Лоак. — Слезы — признак слабости».

Азари сняли носилки и вслед за Т’Лоак по крутой лестнице спустились в круглый подземный зал. Здесь было холодно. В центре неярко освещенной комнаты журчала вода, переливающаяся из наклоненного кувшина в бассейн.

В стенах на равном расстоянии друг от друга виднелись узкие ниши. Некоторые были уже заняты, другие оставались свободными. Для Лизелль уже был подготовлен гроб. Медленно, с величайшей осторожностью ее тело подняли с носилок и вложили в погребальную капсулу. Затем Т’Лоак наклонилась и поцеловала холодные губы дочери.

— Я не отступлюсь, — поклялась она. — Не сдамся, пока не узнаю правду.

Плавно опустилась крышка, и капсула ушла в стену. И тогда азари, которая не собиралась плакать, разрыдалась. Она стояла перед высеченным в мраморе именем, и все ее тело содрогалось от жестоких рыданий. Но никто из присутствующих не осмелился ее обнять и прошептать слова утешения, потому что Ария Т’Лоак была Королевой Пиратов. Прикоснуться к ней было равносильно смерти.

Грузопассажирский транспорт «Пиктор», мчавшийся к ретранслятору массы со скоростью почти пятнадцать километров в секунду, для внешнего наблюдателя выглядел как размытое пятно. Последовала короткая ослепительная вспышка, означавшая, что элзо-двигатель отключен и поле масс-эффекта рассеялось. Теперь «Пиктор», словно выпущенная из винтовки пуля, летел к сооружению, которое на фоне космической черноты казалось оком дьявола. Из сооружения, состоявшего из двух колец, охватывающих светящуюся сферу, торчали две мачты линии связи.

По мере приближения корабля кольца стали вращаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Затем, когда транспорт был в пятистах километрах, ретранслятор вспыхнул и на судно обрушился вихрь темной энергии. Корабль замерцал и исчез из виду.

Но Андерсон, занимавшийся любовью с Кали, даже не заметил перехода из одного состояния в другое. Большие пассажирские лайнеры не ходили на Омегу. Поэтому желающие туда добраться должны были либо владеть собственным кораблем, либо оплатить перелет на транспортном судне вроде «Пиктора». Как и большинство кораблей такого типа, он был оборудован для перевозки и груза, и немногочисленных пассажиров.

Поскольку основной упор делался на доставку грузов, каюты были маленькими и настолько тесными, что в них едва оставалось место, помимо кровати. И сидеть можно было тоже только на ней. Это волей-неволей определяло способ скрасить путешествие для двоих. Весьма приятная интерлюдия едва успела закончиться, как кто-то заколотил в дверь. Другого способа вызова не было, поскольку ни звонок, ни интерком давно не работали.

— Сейчас! — рявкнул Андерсон, натягивая брюки.

Кали, закрывшись одеялом до самой шеи, увидела через приоткрывшуюся дверь силуэт тучного волуса. Это был корабельный стюард, не скрывающий своего недовольства.

— Ваш друг-землянин доставляет массу неприятностей.

— Хендел Митра? Доставляет неприятности? В это трудно поверить, — удивленно ответил Андерсон.

— Во втором грузовом трюме произошла драка. Землянин Митра напал на четырех членов экипажа и двух пассажиров. А потом заперся в продуктовой кладовой и не желает оттуда выходить.

Андерсон выругался и оглянулся через плечо:

— Ты слышала? Ты знаешь Хендела лучше, чем я. Что происходит?

— Не знаю, — ответила Кали. — Закрой дверь, чтобы я могла одеться. Я пойду с тобой.

Через пятнадцать минут, кое-как одевшись, они вместе со стюардом спустились в недра корабля, где в полупустом грузовом отсеке выпивали и играли несколько пассажиров и членов команды. В стороне валялись перевернутый стол и несколько разбитых стульев.

— Драка была здесь, — обвиняющим тоном произнес волус, словно Андерсон и Кали были в чем-то виновны. — Свидетели утверждают, что Митра напал без всякой причины. А когда они стали защищаться, он сбежал.

Кали не поверила ни единому слову. Хендела она знала как надежного и дисциплинированного солдата. Он родился на Земле, в пригороде Нью-Калькутты. Во время беременности его мать случайно подверглась воздействию элемента Зеро, но вместо врожденных дефектов, как часто бывало у «опыленных» младенцев, у Хендела проявились способности биотика. Его силы не шли ни в какое сравнение с талантами таких одаренных личностей, как Ник или Джиллиан, но их было достаточно, чтобы его направили на курсы биотической адаптации и сдержанности. Эта драконовская программа в основном имела целью отдалить студентов от их родственников. В отношении Хендела обучение оказалось настолько эффективным, что он отказывался общаться с родными еще несколько лет после закрытия программы.

После обучения Хендел поступил в вооруженные силы Альянса и служил безукоризненно до тех пор, пока не уволился на гражданскую службу, заняв должность главы службы безопасности Академии Гриссома. А потом в порыве бескорыстной преданности стал телохранителем Джиллиан, когда той пришлось скрываться на борту «Иденны».

— Рассказывай эти сказки кому-нибудь другому, — сурово сказала Кали, глядя на волуса. — Ты сказал, что Хендел заперся в кладовой. Отведи нас туда.

Волус повел их по переходу, соединяющему два корабельных отсека. Сразу за пересечением двух коридоров они увидели двух членов экипажа, стоявших у двери с табличкой «Кладовая». Оба, и турианец, и батарианец, имели на физиономиях следы недавней драки.

— Этот мерзавец все еще там, — прохрипел батарианец, сжимавший в руке шокер.