Юлия Федотова - Последнее поколение
Юный агард был бы удивлён до глубины души, если бы узнал в тот момент, что никто из посетителей кафе, да и вообще, из жителей Арингора даже просто симпатичной не счёл бы вошедшую, тем более — красавицей. У неё было прозрачное птичье личико с безвольно скошенным подбородком и широко расставленными глазами, остренький, чуть вздёрнутый носик и маленький алый рот. Светлые волосы были расчёсаны на прямой пробор и уложены двумя шишечками по бокам, над ушами. Хрупкая, миниатюрная фигурка, одетая в форменное серое пальто почтовой службы, казалась совершенно невесомой, бесплотной и бесполой, как у подростка. В общем, на взгляд стороннего наблюдателя, бедняжка обладала полным набором признаков вырождения, и заслуживала всяческого сочувствия, но уж никак не восхищения.
Разумеется, у Тапри были на этот счёт совсем другие взгляды.
Из оцепенения его вывел тоненький голосок:
— Что с вами? Вам нехорошо?!
От неожиданности юноша подпрыгнул.
— Что вы! Мне очень, очень хорошо… — и вдруг выпалил, неожиданно для себя самого. — Скажите, а как вас зовут?! — и чуть не умер от собственной наглости. И прикрыл глаза, ему показалась, что девушка, возмущённая его бесцеремонным поведением, непременно должна дать ему пощёчину, а потом уйти с гордо поднятой головой.
Но та лишь улыбнулась скромно, чуть испугано, и прошелестела:
— Вегда Зер-ат, а вас?
— Аг… в смысле, Тапри!
— Очень приятно, — вновь улыбнулась она, — а по отцу?
— Просто Тапри. Я сирота, и рода своего не знаю, — вздохнул он обречённо: кому такой нужен? Сейчас она встанет и уйдёт…
Девушка сочувственно спрятала лицо в ладонях, покачала головой.
— Бедный! Мне вас очень жаль…
Вот так они и познакомились.
Если бы Тапри разбирался в женщинах лучше, он мог бы понять. У невзрачной «болотной» девушки на самом деле было слишком мало шансов найти себе хоть какого-то парня, она любому была бы рада: простому солдату, разборщику завалов, санитару… О том, что судьба сведёт её с офицером контрразведки, да ещё из самого Генштаба, да ещё из числа своих — о таком счастье Вегда Зер-ат не загадывала даже в самых смелых мечтах. Она вздохнуть лишний раз боялась, лишь бы его не спугнуть, какие уж там пощёчины!
И если бы Тапри это понимал, ему не пришлось бы потом радостно удивляться, сколь вольны нравы в столице, и как быстро здесь происходит то, чему в родном его Круме обычно предшествуют долгие месяцы коротких свиданий, трепетных ухаживаний и романтических прогулок при Даге в обход комендантского часа. Но юный агард пребывал в том блаженном состоянии, когда мозги человеку отказывают напрочь, остаётся одно сердце.
Он был такого скромного мнения о собственной персоне, что тем же вечером, по дороге к Генштабу, ему вдруг пришло в голову жуткая мысль: уж не служит ли его любовь чьим-то агентом, не приставлена ли к нему специально? Иначе как объяснить случившееся чудо? Надо проверить, решил он. Самому, или регарда Хрита попросить… И тут же до боли устыдился этих грязных идей, нездоровой своей подозрительности, даже работы, превращающей нормальных людей в параноиков. Милая, нежная Вегда отдала ему самое ценное, что бывает у девушки — он не смеет, не смеет думать о ней плохо! Это низко, это недостойно звания офицера!..
Хорошо, что на дворе был второй закат, и редкие прохожие, спешащие по домам в преддверие комендантского часа, не могли разглядеть его лица в сгустившихся сумерках. Иначе они увидели бы слёзы.
Верно, не было ему покоя в тот день, и за минуты блаженства пришлось расплачиваться смятением души. Уже на подходе к штабу он вспомнил ещё одну важную вещь. С некоторых пор в вооружённых силах Арингорада был установлен такой порядок. Каждому здоровому солдату, отправлявшемуся на побывку или даже в короткое увольнение, интендантская часть выдавала специальный комплект для новорожденного: три серые пелёнки и маленькое синтетическое одеяльце. Военнослужащий-мутант получал там совсем другой набор: из пяти штук, с изображением обольстительной дамы на упаковке. Мера эта носила характер исключительно рекомендательный, тем более, что проконтролировать её исполнение было невозможно. Но Тапри, как настоящий офицер, соблюдающий интересы Отечества, и просто как порядочный человек, не должен был ею пренебрегать. Бедная девушка потеряла голову — он, как мужчина, обязан был позаботиться о личной её безопасности. А он этого не сделал. И нет ему оправдания, в случае чего…
Короче, на службу старший агард Тапри прибыл в состоянии крайне взвинченном, целый спектр эмоций переполнял его неопытную душу.
— Да-а! — только и сказал цергард Эйнер, и отправил адъютанта спать.
Но ему не спалось. Лежал в темноте с открытыми глазами, и вспоминал, деталь за деталью, крошечную полуподвальную комнатку в общежитии на Второй Линейной. Там было промозгло и сумрачно — окно, часто заклеенное вертикальными и горизонтальными полосками бумаги, чтобы стекло не выбило ударной волной, плохо пропускало свет. Говорят, если клеить не решёткой, а по диагонали, как на траурных портретах, достаточно будет всего двух полос. Но кто на это решится, кто не побоится накликать беду? Под окном стоял стол, покрытый клеёнчатой скатертью, жёлтой, в крупный белый горох. На одной из горошин чернилами была нарисована смешная рожица — глазки, носик, маленький рот… Это воспоминание особенно умиляло, потому что при всей своей схематичности, рисунок напоминал её лицо. У дальней от окна стены размещалась железная казарменная кровать с плохим, жидким матрасиком. Она имела очень неприятное свойство — в самый ответственный момент лязгала громче гусеничного вездехода, очень смущая Тапри. Ему казалось, весь дом слышит. «Не бойся, соседи на работах, мы тут одни», — улыбалась Вегда, натягивая ему на голые плечи старенькое потёртое одеяло, которое так и норовило сползти на пол.
Стены памяти в комнатке не оказалось, почему — Тапри постеснялся спросить. Не исключено, что все родные Вегды были живы, но такое случалось редко в наше-то страшное время. Более вероятной казалась другая причина. В первые годы войны, когда «дети болот» были явлением новым и пугающим, иные родители отказывались от их воспитания, и маленькие мутанты росли в особых приютах. Они не были сиротами в полном смысле слова, родители могли навещать их, платили за содержание. Но настоящей семьи эти дети не знали. Потом, когда рождение «болотных» стало делом привычным, некоторые из них вернулись в родительские дома. Но другие отказались, не простив своего изгнания. Они предпочли остаться одни. Возможно, Вегда Зер-ат была из их числа… Во всяком случае, на том месте, где принято вешать траурные портреты, она пристроила рекламный плакатик, старинный, довоенный, но до сих пор яркий и красивый — невысокое деревце с круглой кроной, густо увешанное незнакомыми жёлтыми плодами, маленькая упитанная девочка в белом платье, темноволосая и румяная, с ослепительной улыбкой и блестящими глазками, тянет к ним пухлую ручку, и подпись: «Пейте соки Аргенда и будьте счастливы всегда». Под плакатиком стояла тумбочка для белья, рядом — вешалка для пальто. А больше ничего в комнате не было, и человеку постороннему она показалась бы бедной, почти нежилой. Но только не агарду Тапри. Он не променял бы её и на дворец эпохи Тараг, ведь именно в ней он узнал, что такое настоящее счастье.
На самом деле, Вегда не была у него первой, небольшой опыт имелся. Ещё в Круме они с приятелями изредка, после службы, заглядывали в солдатский публичный дом — цены там были на порядок ниже, чем в офицерском, а в качестве обслуживания они всё равно не разбирались. Тапри эти коллективные вылазки не очень любил, ходил, чтобы не отбиваться от компании, не служить мишенью для грязных шуток. Он делал то, что делали другие, и ему казалось, что получается неплохо. Но теперь-то он понял: глупости это были, пошлость одна. Когда по любви — выходит совсем по-другому…
Полночи агард Тапри провёл без сна, ему не хотелось, чтобы кончался этот чудесный день, он продлевал его как мог.
А в доме на Второй Линейной, в маленькой своей комнатке спала сном младенца бледная, невзрачная девушка по имени Вегда Зер-ат. Она тоже была счастлива, как никогда в жизни. Она ничего и никого не вспоминала. Она искренне, преданно и нежно полюбила того, с кем провела этот день, но встреть его завтра в толпе — могла и не узнать. Лица его не осталось в памяти, только черная форма с серебряными листьями на погонах. Мечта, которая могла воплотиться в жизнь.
Вегда Зер-ат была современной девушкой и в богов старалась не верить. Но в тот вечер, перед сном, она молилась как умела, стоя голыми коленями на холодном бетонном полу. Она просила Создателей об одном: чтобы эта случайная встреча не вышла напрасной. Потом замёрзла, перебралась в кровать, и там продолжала молитву, пока не пришёл блаженный сон, не иначе, самими Создателями ниспосланный. В нём она была толстой замужней женщиной с густыми тёмными кудрями, жила в большом доме напротив Генштаба, и человек в чёрной форме с золотыми листьями держал на руках маленького пухлого Тап-ата.
