Михаил Логинов - Красный терминатор. Дорога как судьба

— Не пролезть, итить в кольцо! — крикнул парень, прыгая вниз.

— На верхотуру только дурак без лесенки пойдет, — заметил рассудительный мужик Петр Веретенников. — Всяк сверчок…

— Заткнись! — крикнул ему Афоня. — Лестницу лучше поищи.

Веретенников и еще один парень направились к ближайшему строению. Им повезло, и через минуту они тащили лестницу, обнаруженную в каретном сарае.

В этот миг к ним подбежал козинский посланец Митька.

— Чего копошитесь? — заорал он. — Там эти гады наших из окон кладут!

— Передай Василию Якичу, что сейчас войдем, — ответил Афоня.

— Не! Я с вами останусь, тут тише, — ответил Митька.

Афоня-Мельник не успел призвать его к порядку, так как лестницу уже приставили к окну. Винтовкой, как рычагом, сломали раму, и можно было лезть. Все пятеро бандитов попрыгали в кухню и пошли в кромешной темноте туда, где предположительно должна была быть гостиная.

Они услышали взрыв самодельной гранаты и звериный вой Козина. Это заставило их ускориться, но в освещенную гостиную команда Афони ворвалась, когда главный бой в коридоре уже закончился.

В гостиной они обнаружили двоих: испуганную Дашку, забившуюся под диван, и комбедовского бойца, обожженного баночной гранатой.

— Не подходи! — визжала девка, размахивая револьвером.

Афоня одним прыжком оказался возле нее и опрокинул ударом приклада. После этого он наступил ногой ей на руку и отшвырнул подальше револьвер.

— Потом можно ее приголубить, кто не побрезгует, — сказал он парням. Выстрелов больше слышно не было, и Афоня понял — враг повержен. Наступил сладостный час расплаты.

Обожженный мужик отнял руки от лица. Глаза у него не выгорели, но лучше бы он ими не видел. Перед ним стоял Афоня-Мельник с длинным ножом, которым он имел привычку резать осенью хряков.

— Чего не здороваешься, соседушка? Как без меня жил? Хорош ли помол с моей мельницы? Не вспучило ли животик от чужой мучки?

Бедняга в ужасе смотрел на него и молчал. Афоня взял его за пиджак:

— Хороша одежка. На такую небось, голопузый, за год бы не заработал. Сапожки, погляжу, хороши. Не из моего ли дома приобулся?

Парни с интересом придвинулись поближе, а Петр Веретенников отвернулся и перекрестился.

— Вот как, соседушка, мы поменялись-то. Ты был голопузый, да от чужого добра разбогател. Я — нищим стал. Только нож мне и остался. Примерь-ка его себе на морду.

Афоня взмахнул ножом. Мужичок закричал и попытался прикрыть руками лицо, но тщетно. Кровь хлынула на ковер.

Афоня размахнулся опять, и снова руки не уберегли слепаковского воина. Он медленно сполз по стене на пол. Левая рука, распоротая ножом, свешивалась вдоль туловища. Правой рукой несчастный мужик поддерживал отрубленный нос, который держался лишь на узкой полоске кожи.

Ловким движением, чтобы не испачкаться в крови, Афоня приподнял свою жертву за воротник.

— Чего же ты глаза закрываешь? На соседа взглянуть стыдно? Так ведь глазки и открыть можно. Или тебе отныне гляделки не нужны?

В коридоре взорвалась Гришкина граната. Афоня отшвырнул полуживого комбедовца на середину комнаты и с размаха воткнул нож в покрышку дивана, чтобы вытереть кровь.

— А ребята-то там не закончили. Чего уставились? Пошли, подсобим.

Все пятеро бандитов вышли в коридор и столкнулись с огненной рекой, вытекающей из соседней комнаты.

— Нам же не пройти, — сказал Афоня-Мельник. — Разве одежой голову обмотать.

Однако через минуту стало ясно, что и это не поможет. Огонь ворвался в гостиную, пошел по обоям, жадно впился в кучи революционных газет.

— Тем же путем уходим! — крикнул Афоня. Бандиты пробежали через гостиную, где на полу валялась бесчувственная Дашка и сидел в луже крови изрезанный комбедовец. По дороге Афоня схватил пачку «Правды», привезенной Слепаком для распространения среди темных мужиков, сунул ее в огонь и осветил дорогу этим факелом. Поэтому все пятеро достигли спасительно окна гораздо быстрей, чем ползли от него до гостиной.

Без особых трудов Афоня со своими ребятами выбрался из дома. Было слышно, как там бушует огонь.

— Где же Козин? — недоуменно спросил Афоня-Мельник. — С чего бы это он дом запалил?

Во дворе не было ни одной живой души, способной дать ответ на этот вопрос. Ничего не понимая, бандиты держались кучно и осторожно обходили здание. С каждой минутой во дворе становилось все светлей и светлей.

Благодаря этому Афоня первый увидел вдалеке, возле сарая, когда-то служившего барской псарней, двух людей. Мужик и баба. Кто же это?

Афоня взглянул пристальней и все понял. Сволочь Назаров направился после встречи в Филаретовой чаще прямо в Усадьбу. Предвидел, гад, наше посещение. И бабу прихватил. Сообразительный! Видно, сначала стоял в резерве, а потом… Неужто всех наших перебил? Не жить ему теперь самому. Это была почти как клятва, а от клятв своих Афоня никогда не отступался.

Умный был мужик Афоня-Мельник. В другой раз он обязательно бы задумался — как при Назарове в Усадьбе могла завязаться ссора со взрывами и выстрелами, которую они слышали на подходе. Но сейчас он хотел только мстить. За друга Василия Козина, которому уже было не выйти живым из пылающего дома. За всех остальных. Да и за свой вчерашний позор на лесной дороге.

Уже спускаясь со второго этажа, Козин увидел стремительно разраставшееся зарево. На его памяти много чего горело, но так быстро не могло заняться даже пересушенное сено.

Выйдя в коридор, Козин понял, что все хуже, чем он предполагал. Перед ним была стена пламени, и она приближалась. Надо было уходить.

Но Козин медлил. Его цепкий ум, сделавший его самым удачливым хозяином в большом селе, наметил еще одну цель ночной операции, о которой друзья и не подозревали. Козин навел справки о рейдах комбеда по окрестным деревням, а также и по самому Зимину. Красные брали не только зерно, самогон и разное тряпье. Среди их трофеев могло быть много маленьких и очень ценных вещиц. Конечно, их могли отдавать в уезд тамошним товарищам. А могли и хранить здесь. Козин знал, во что обошлось кое-кому из знакомых кулаков временное спокойствие. Кольца и броши прежние хозяева давно считают утерянными. А золотые империалы — безымянны. Это была бы чистая добыча, о которой он думал, даже потеряв сына.

Теперь с ней приходилось проститься. Кому-то завтра повезет, когда будут разгребать пепелище. Он же, Козин, там рыться не будет. Гонор не позволит.

Его грустные и быстрые раздумья прервал рев. Из пламени вышел человек и рванулся к Козину.

Сенька Слепак не был убит, его лишь оглушило ружейной пулей. Неизвестно, сколько бы он пролежал без сознания, если бы не пламя, коснувшееся тела. Он вскочил и помчался по коридору. Пуля, контузившая его, подействовала как наркоз — он не чувствовал боли, хотя ноздри чуяли запах паленого мяса, и Слепак понимал — горит его плоть.

Перед ним стоял человек, которого он так хотел видеть последние два месяца, — Козин. Впрочем, и командир бандитского отряда был столь же рад встрече.

— Привет товарищ, Семен Слепак, — сказал он. — Из ада тебя на побывку отпустили? Чтобы других красножопых на ум наставил?

— Ты, Козин, волк недотравленный, — Слепак тяжко дышал. Его гимнастерка все еще тлела, и дым поднимался из-за спины, как у взаправдашнего посланца преисподней. — Тебе и роду твоему по земле не ходить. Сколько пота из трудового народа выварили — тебе там утонуть хватит. Хуже барина ты, мироед деревенский. А сейчас шкуру сбросил, бандит лесной.

— Мой отец тебя, батрачонка, хворостиной учил. Ты сгоришь, все успокоится, а твое отродье я тоже хворостиной учить буду. И внуков.

«Чего он мне зубы заговаривает?» — думал Слепак. «Чего он медлит?» — думал Козин.

Бандитский начальник вел себя гораздо осмысленней. Уже выругав себя, что оказался перед противником с незаряженным ружьем, он пытался незаметно вложить в него патрон. Может, и удалось бы, но проклятая левая рука совсем отказала. Ошалевший от контузии Слепак наконец осознал, что продолжает сжимать маузер. В голове немного прояснилось, и тотчас же огненная боль начала заполнять его тело, но председатель комбеда нашел силы для улыбки.

— Нет, Василий Якич, придется вам без хворостины обойтись, — сказал Слепак, быстро поднял пистолет и выстрелил Козину в живот. Тот согнулся и осел на пол. Хорошо бы пальнуть еще раз, но патрон оказался последним.

— Прощай, Козин, — сказал Слепак, подходя к нему. Надо было уходить, так как огненный вал, хотя и потеряв первоначальный разбег, продолжал наступление. — Ты про ад трепался, Василий Якич? Я в попов уже не верю, я — этот самый, теист. Но ради тебя исключение сделаю, поверю ненадолго. Огонек там, будь уверен, что надо. Не хуже того, что сейчас до тебя доберется.

Слепак поднял ногу то ли пнуть Козина, то ли перешагнуть через тело. В этот момент тот приподнялся и всадил снизу нож в живот председателю комбеда. На это у кулацкого вожака ушли последние силы, и он рухнул рядом со своим врагом.